Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 61 из 117

Приятель сказал это и замолчал.

— А почему? — спросил я, понимая, что он ждет этого вопроса.

— Потому что они вообще не боятся смерти, — ответил он задумчиво. — Ты не поверишь, но это действительно так… Я месяцами наблюдал стаи этих парней на мопедах и мотоциклах. Они в куртках, курят, плюются постоянно, как будто они больны… Я слушал их разговоры между собой, наблюдал за их взаимоотношениями.

— И что же? — нетерпеливо спросил я. — Что же ты обнаружил? Смерти боятся все.

— Нет, не все, — торжественно сказал он. — Мы имеем дело с людьми другой исторической эпохи, вот что. Эти сельские хулиганы — люди с мироощущением дофеодальной эпохи. У них эпическое сознание, старик…

— Что это значит?

Эпическое сознание — это означает, что они еще не могут выделить себя из толпы себе подобных. Каждый из них еще не способен осознать себя личностью. Он чувствует себя просто частью общего целого. Одной стаи, например.

— Почему ты так думаешь? — не поверил я.

— Я с одним таким поговорил. Я спросил его, не боится ли он участвовать в драках, в избиениях, поджогах… Ведь могут убить, могут посадить в тюрьму, а там тоже можно погибнуть… Знаешь, что он мне ответил?

— Что?

— Он посмотрел на меня бессмысленными глазами и молодецки сказал: «Ну, так что же? Меня не будет — другие будут» и указал рукой на своих товарищей по стае… Он еще не осознает себя личностью, отдельной от других. Неповторимой, единственной в своем роде и так далее.

Этот разговор с приятелем я вспомнил в связи с Василием. Уж он-то отлично осознавал себя личностью, и в момент, когда под гнусные смешки и улюлюканье угасало его сознание, он наверняка понимал, что рушится целый мир…

Дамы переоделись и теперь были в передниках и с засученными рукавами. Они активно делали что-то на кухне.

— Моя помощь все еще не нужна? — спросил я на всякий случай, хотя мне и не хотелось идти на кухню.

Что-то неприятное с самого начала почувствовал я в этой Лиде. Хоть она и старалась держаться дружественно, мне все же не нравились ее хитрые маленькие глазки и деланная хищная улыбка.

Мне ответили, что помощь не нужна, и я спокойно ушел в гостиную. Там, на столике у телефона лежала записная книжка Василия. От нечего делать я взял ее и стал читать.

Конечно, читать чужие записные книжки нехорошо, но в данном случае это было вполне допустимо. Ведь мой брат все равно был уже мертв. Странно, что записную книжку не попросила милиция, подумал я. Ведь это могло бы помочь им найти возможных убийц. А они собираются искать кого-то, спросил я сам себя. Им это нужно?

Мне вспомнились сигареты «Мальборо» на столе у следователя, и я подумал, что от праведных трудов за казенную зарплату «Мальборо» не купишь. Значит, надо делать что-то другое, и уж конечно, времени в этом случае на поиски каких-то убийц совсем не остается…

— Это старая записная книжка, — сказала Лариса, проходя мимо меня с каким-то подносом. — Новую попросил принести следователь.

Ну, слава Богу, подумал я. Я был не прав. Хоть это они попросили сделать. Так что еще не все развалилось в датском королевстве. Хоть вид делают…

— А эту я взяла, чтобы обзвонить старых знакомых, — сказала Лариса, вновь проходя мимо меня. — Вдруг кто-то захочет прийти на похороны…

Вскоре Лида ушла. Она заглянула ко мне в комнату и попрощалась.

— Это так страшно, так ужасно, — сказала она, шмыгая простуженным носом. — Я прямо целый день плачу, не могу в себя прийти. Вот помогала Ларочке и не могла удержаться от слез…

— Спасибо, — ответил я сухо.

— Что вы, — сказала Лида. — Он был нам совсем как родной. Ведь они с моим мужем были как родные, с самого детства, и со мной Вася был очень дружен. Близкий человек, — и она опять пустила слезу. Плачущий крокодил в виде крашеной блондинки сорока пяти лет — это было бы забавно, если бы не мое состояние.

— Зачем приходил Боря утром? — вдруг спросила у меня Лариса, как только за Лидой закрылась дверь и мы остались одни. Она села напротив меня в гостиной и приглаживала растрепавшиеся на кухне волосы.

— Ты же знаешь это лучше меня, — сказал я в ответ. — Он вообще приходил не ко мне, а к тебе. Он же твой друг.

— Наш с Васей, — поправила она меня.





— Ну, ваш, — согласился я. — В любом случае, он же сказал тебе, зачем он приходил.

— Да нет, — ответила Лариса. — Он просто предлагал свою помощь. А я ответила ему, что похороны мы с тобой уже заказали, а по хозяйству мне поможет Лида.

— А мне он сказал, что предлагал тебе отдать ему на хранение в сейфе ценности из Васиной коллекции, — сказал я.

Лариса смутилась. Я это явственно почувствовал. Она не допустила пятен на лице, но глаза ее тревожно дрогнули, а руки засуетились на подоле юбки…

— А, это, — ответила она быстро. — Я отказалась. Это излишне. Совершенно не нужно. Такие хлопоты.

— А мне кажется, что его предложение было довольно разумным, — спокойно сказал я. — Очень вероятно, что кто-то охотится за этими вещами. Кстати, это наиболее вероятный мотив убийства, так что…

— Все равно, — сказала Лариса, не поднимая глаза. — Я не доверяю ему.

— Кому?

— Боре, — пояснила она и, поймав мой удивленный взгляд, смутилась еще больше.

— Да? — спросил я у нее. — А у тебя есть для этого основания? Я потому тебя спрашиваю, что твой муж и мой брат доверял ему, а ты — нет. Отчего? Ты что-то знаешь о нем дурное? То, чего не знал Василий?

— Нет, конечно, — произнесла поспешно Лариса. Вообще, было заметно, что она уже ругает себя за то, что завела этот разговор. Она явно не ожидала такого поворота и моей достаточно активной позиции. — Я ничего плохого о Боре не знаю, — добавила она, закусив губу. Потом метнула на меня взгляд и сказала: — В любом случае, у меня нет ничего такого, что стоило бы хранить в сейфе.

Это был пробный шар, как говорится, и я понял это. Лариса прощупывала меня, насколько я осведомлен. Я же не считал нужным скрывать то, что сказал мне Боря. Он же не просил меня молчать и ни словом не обмолвиться Ларисе. Не просил же… Тогда я свободен в своих словах.

— А как насчет коллекции бронзовых печаток? — спросил я равнодушно, не показывая вида, что заинтересовался этим вопросом. — Ты не считаешь нужным ее припрятать? Ведь это дорого. — Я закурил сигарету, затянулся ею и добавил: — Кстати, где она?

Мне было уже ясно, что в доме ее нет…

— Вася продал ее недавно, — сказала Лариса ровным голосом. Она уже успела оценить ситуацию и взять себя в руки.

— А икону он тоже успел продать? — поинтересовался я.

— Какую икону? — спросила Лариса.

— Икону владимирской школы, которую он купил недавно и которая, несомненно, очень дорогая?

— Он все продал, — ответила женщина твердым голосом. — Он сказал, что хочет купить что-то другое и для этого ему нужны деньги. Так что сейчас в доме все равно нет ничего ценного, и Боря напрасно побеспокоился.

Потом, как бы желая закончить этот разговор, она встала и предложила мне поужинать. Я согласился, и мы перешли в кухню.

Во время ужина я заметил, что Лариса стала довольно сильно пить. Раньше она, как и многие женщины, не испытывала интереса к крепким напиткам. Так, пригубливала слегка и все. А теперь она опять достала из шкафа початую бутылку водки и предложила мне. Когда же я отказался, она сказала:

— Тогда я одна выпью. Это как-то помогает, — и налила себе сразу полстакана.

Довольно внушительная доза для молодой женщины, подумал я. Неужели это Вася приучил ее к такому? Вряд ли, он хоть и был пьющим человеком, но совсем не в такой степени.

— А что? — спросил я, когда она выпила, — эта Лида — она действительно твоя подруга?

— А почему ты спрашиваешь?

— Потому что она гораздо старше тебя, — объяснил я, — и ты сказала, что она жена некоего Шмелева, который друг детства Василия. Но эта Лида годится почти в матери и тебе, и Васе, и, наверное, другу его детства.

— Да, действительно, — сказала Лариса и губы ее поджались. — Женя женился на женщине, которая значительно старше его.