Страница 32 из 117
Он действительно отдал меня Санчесу, а сам остался смотреть, как тот меня обрабатывает…
Это было ужасно. Я, голая, провела на четвереньках на полу почти час и совершенно обессилела и охрипла от своих криков и стонов. Санчес был неутомим. Только через час Мигель сказал:
— Ну, я считал… Кажется, она уже кончила десять раз за это время. Эстелла может умереть от своих оргазмов. Ты вспомнила, Эстелла?
Мне уже было все равно. Еле шевеля губами я сказала:
— Да. Я вспомнила. — Мне казалось, что уже прошел не час, а гораздо больше. Вечность.
Мне помогли встать, и я сама оделась. Ноги мои подкашивались от слабости, перед глазами плыли цветные круги.
— Теперь поедем к тебе домой, — сказал Мигель, и меня под руки вывели к машине. Я с трудом передвигала ноги и совсем не могла их сдвинуть. Тем не менее, Мигель был прав — я ничего не могла с собой сделать, и действительно, содрогаясь внутренне от стыда, кончала раз за разом под молодым арабом…
Мы быстро приехали к моему дому. Была уже ночь, и Алисии не было — она по ночам уходит домой.
С каким ужасом и осознанием своего проступка я открывала двери своего дома, чтобы впустить туда этих страшных людей.
— Где находится сейф? — спросил идущий сзади Мигель.
— В спальне, — ответила я, еще больше осознавая свое предательство по отношению к мужу.
— Синьор Роман хранит в спальне все самое дорогое — свою жену и свои документы, — засмеялся Мигель.
Мы вошли в спальню. Я отдернула портьеру и обнаружила дверцу сейфа, встроенного в стену. Муж специально потребовал, чтобы его сделали перед тем, как мы въехали в эту квартиру.
— Открывай, Эстелла, — сказал Мигель и повелительно положил руку мне на плечо. Я чувствовала себя хуже предательницы… Муж доверился мне, сказал в свое время шифр сейфа… А теперь я, окончательно запутавшаяся в своих похождениях, все выдаю этим неведомым преступникам. А в том, что это, если и не шпионы, то преступники у меня уже не было никаких сомнений.
И я выдала мужа и его интересы, а может быть даже интересы родины просто потому что не выдержала… Не выдержала десятого оргазма под грубым Санчесом, который специально так обращался со мной, чтобы я сломалась. Какой позор для жены инженера Романа!
Я открыла сейф, и мужчины, оттолкнув меня, бросились вперед, протягивая руки. Они рылись там, как голодные шакалы. В основном Симон держит в сейфе дорогие ювелирные украшения, оставшиеся ему от отца, и ценные личные бумаги. Все это, конечно, не заинтересовало похитителей. Они действительно оказались не грабителями, и не тронули ни золота, ни бриллиантовых украшений.
Меня это, правда, только огорчило. Ведь с уголовниками гораздо легче договориться. Однако, не тут-то было.
— Похоже, вот это, — сказал Мигель, открывая папку с бумагами. Я узнала эту папку. Симон с ней ездил на службу каждый день, и, возвращаясь, клал в сейф. Наверное, именно там и были секретные документы, которые так жаждали получить эти чудовища.
— Ты уверен? — спросил Санчес у Мигеля недоверчиво. Теперь он уже не играл роль слуги. Он был как бы младшим напарником.
— Я не уверен, — нервно ответил тот, перелистывая бумаги. — Но очень похоже, что это именно то, что нам нужно.
— Мы заберем ее с собой, — сказал араб, обращаясь ко мне.
— Но муж вернется послезавтра, — ответила я. — Он ведь сразу полезет в сейф и обнаружит пропажу.
— Не беспокойся, — сказал Мигель, оторвав глаза от бумаг в папке. — Мы сфотографируем тут все, а завтра к вечеру ты положишь папку на место. Тебе ясно?
Конечно, мне было ясно. Я совершила предательство. Кто бы мог подумать, что я способна на такое?
Папку Мигель положил в портфель, который захватил с собой из своего дома. Он оглядел спальню, нашу с Симоном спальню. Взгляд его был хозяйский. Это были глаза человека, который понимает, что все в его власти и он может надругаться над чем угодно. И сделать это совершенно безнаказанно.
— Так это твоя спальня? — спросил он меня.
— Да, — ответила я, все еще не подозревая, какая чудовищная мысль зреет в его жестоком и аморальном мозгу.
— И вот это — ваша супружеская постель? — задал он второй вопрос. Я промолчала, потому что меня вдруг осенила ужасная догадка относительно его грязных намерений.
— Ну, впрочем, это и так видно, — констатировал он спокойно, рассматривая наше с Симоном ложе.
— Ложись, — неожиданно приказал он мне, похотливо улыбнувшись.
— Как? — не поняла все же я. Или сделала вид, что не поняла. Во всяком случае, я не хотела этого понимать…
— Сейчас ты ляжешь на супружескую постель в своей спальне и мы с Санчесом поимеем тебя тут. Это будет очень приятно — поиметь жену инженера прямо на его супружеском ложе…
Оба мужчины засмеялись и стали расстегивать штаны. У них не было никаких сомнений во мне, в моем согласии. Я их не виню, как же иначе они могли ко мне относиться после всего того, что я сделала, после всех моих мучительных оргазмов под ними?
— Я не могу, — прошептала я. — Хотя бы в другой комнате, в другом месте, — голос мой дрожал, а глаза расширились и в них появились слезы. — Пусть все, что вам угодно, но в другом месте, — бормотала я, но уже понимала, что это их центральная идея…
— Ложись быстро, — прикрикнул на меня Мигель, а Санчес добавил:
— Только не ложись, конечно, а становись на четвереньки.
— Да-да, — подхватил Мигель. — Лежать ты будешь под мужем, а с нами только так…
Я подняла платье и встала на четвереньки на собственной супружеской кровати. Вокруг меня были привычные вещи, дорогие моему сердцу. На тумбочке стояли наши с Симоном свадебные фотографии… Все, что было мне дорого, близко и мило теперь было опошлено все тут происходящим.
У окна на пуфике стоял большой плюшевый медведь. Он был белого цвета, и я в детстве всегда играла с ним. Он хорошо сохранился. Это была всегда моя любимая игрушка. Другие девочки играют в куклы, а я — со своим белым медведем. Мне подарил его мой папа. Когда я была еще совсем маленькая, он был помощником капитана на корабле, исследовавшем Арктику… Или Антарктиду, я сейчас уже не помню. И он подарил мне этого медведя.
С тех пор медведь всегда со мной, я привезла его и в Барселону, когда мы переезжали. Он как бы напоминает мне о детстве, о папе с мамой, о стабильности и тишине счастливой жизни…
Я вспомнила об этом потому что тогда, когда стояла на кровати, задрав платье, и слышала сзади себя оскорбительный смех мужчин, то больше всего была уязвлена тем, что это происходит в присутствии этого медведя. Что он — свидетель моих детских игр, стал теперь свидетелем этих игр…
— Не смотри, — мысленно просила я его. — Это — не я… Это — часть меня. Я — не такая. Наверное, было что-то в этих заклинаниях истинного…
А когда мужчины успокоились, они ушли, бросив меня растерзанную на растерзанной кровати.
На следующий день я проснулась поздно. Вспомнила сразу все происшедшее и ужаснулась. Для начала я накричала на Алисию из-за какого-то пустяка. Потом плакала, закрывшись в своей оскверненной спальне. Целый день я не выходила из дома. Под вечер мне позвонил Мигель и сказал, чтобы я приехала к нему за папкой. Я приехала, и он сказал мне, что это совсем не то, что они хотели.
— Там всякие пустяковые бумаги, — сказал он раздраженно, как будто это я была виновата в этом. — Они нам совсем не пригодятся. Раньше твой муж возил со службы важные документы, мы точно это знаем. А теперь что-то не так…
Я все прекрасно понимала. После того, как они напугали Симона на шоссе, он перестал брать домой важные документы. Не говоря уж о чертежах линкора…
— Кто же вы все-таки? — спросила я опять. Мне очень хотелось выяснить, в чьи руки я попала. А вместе со мной и мой бедный муж.
— Мы боремся за независимость, — важно ответил Мигель, развалясь в кресле и пыхтя черной сигарой.
— За чью независимость? — не сразу поняла его я.
— За независимость Каталонии, — ответил он. — Каталония должна быть свободной.