Классная для полковника

— Проверяй, — хмуро произношу я.

— Товарищ полковник! — с надеждой говорит Веревочкин. — Ну не пешком же они ее увели?

— Думаю, — бросаю ему и выхожу из микроавтобуса.

Чувство опустошенности заполняет меня полностью. Сердце бешено колотится и хочется бежать по ближайшим домам и проверять каждый подъезд. Ломиться во все двери если придется.

Ангелина…

Потерял!

Я тебя потерял.

Сука!

Куда этот мудак тебя увел?

А почему увел? Вряд ли она тихо пошла с ним. Значит, это машина. А если ее нет на основной дороге…

— Веревочкин! — гаркаю я, залетая в микроавтобус. — Ищи камеры на подъездах этих домов или встроенные в домофон, — указываю в окно на две пятиэтажки. — Дворы сквозные. Они уехали через них.

Степа на мгновение замирает, а потом начинает быстро стучать по клавишам. Проходит минута, две, три. Да что так долго-то?

— Есть! — восклицает сержант. — Вот он. Черный Чероки, номер семь, четыре, пять.

Глава 27. Ангелина / Иосиф

Я смотрю вперед и почти ничего не вижу. Коридор передо мной едва освещен. Сердце продолжает отбивать свой бешеный темп, горло пересохло, а руки мелко дрожат. Я оборачиваюсь к Валере.

— Что там? — шепотом спрашиваю мужчину.

— Твоя свобода. Если ты все быстро и спокойно подпишешь, то тут же сможешь отправиться на все четыре стороны.

Я шумно сглатываю. Валера немного подталкивает меня вперед, и я по инерции делаю шаг, чтобы не упасть, который тут же отзывается болью в подвернутой ноге. В коридоре пахнет пылью, потом и грязными носками. Я стараюсь дышать ртом, но ощущение, что этот затхлый запах просачивается мне под кожу.

— Давай быстрее, Линка, — подгоняет меня Осокин. — Не растягивай свои мучения.

— Валера, — едва сдерживая слезы, оборачиваюсь я. — Пожалуйста, я отдам тебе машину, но оставь мне квартиру. Мне же негде жить.

— К матери передаешь.

— И что мы втроем будем делать с однушке?

— Это не мои проблемы, — морщится Валера. — Я три года на тебя потратил, должен же я хоть что-то получить?

— Ты их не на меня потратил, — поднимаю я голову. — Ты прятался у меня. Чтобы тебе хвост не прижали.

— О, так твой хахаль тебя просветил? — хмыкает мужчина. — А ты что, думала у нас большая и чистая любовь? Хер там. Ты только меня бросила не вовремя. Я новую бабу еще не до конца окучил, а ты выделываться начала. Так что хата и тачка — твои отступные.

— Но…

Я не успеваю договорить, как Валера протискивается мимо меня в коридор и хватает за запястье.

— Все, хватит пиздеть, — шипит он.

Широкими шагами мужчина идет вперед, таща меня за собой. Я прихрамывая, иду за ним и озираюсь по сторонам, но разглядеть что-то в свете угасающей лампы почти невозможно. Металлическая дверь за моей спиной с громким звуком закрывается. Я вздрагиваю и только в этот момент до меня доходит — мне никто не поможет.

Мы идем по коридору пару минут и оказываемся напротив невзрачной серой двери. На нет никакой таблички или других опознавательных знаков. Обычная обшарпанная дверь, обитая серым дермантином. Валера без особых церемоний распахивает ее и входит внутрь, все еще продолжая тащить меня за собой.

Мы оказываемся в небольшой комнате, свет в которую почти не попадаем через грязное окно, расположенное на противоположной от входа стене. Перед окном стоит весь исцарапанный стол, а за ним сидит грузный мужчина лет пятидесяти пяти. Его почти не видно из-за стопки бумаг, которая возвышается на столе.

— Здорово, Старый, — заходя внутрь, произносит Валера. — Я тебе клиента привел.

Мужчина медленно поднимает голову из-за бумажной башни и смотрит на нас сквозь большие круглые очки. Затем снимает их, смотрит сквозь стекла на свет и лезет в карман. Выудив оттуда большой носовой платок, мужчина медленно протирает стекла очков, уже не глядя на нас.

— Старый, блядь, — шипит Валера. — Ты можешь как-то быстрее?

— Димочка, дорогой, — растягивая слова произносит мужчина. — Ну что ты в самом деле? Твоя девица разве куда-то денется? А хата ее денется? Вот именно. На оба вопроса ответ один — «нет». Поэтому заканчивай выделываться.

Я слышу как цыкает Валера, (или Дима, если верить мужчине перед нами) но ничего не говорит. Его плечи и спина напрягаются, хватка на моей руке усиливается. Я дёргаюсь от боли, и Валера, будто вспомнив, что я еще тут, оборачивается ко мне.

— Линка, давай вперед, — кивает он мне. — Старый, — обращается он к мужчине. — Ты документы подготовил?

— На машину да, на хату еще нет.

— Долго, — морщится Валера. — У нее ФСБ на хвосте.

Мужчина за столом выразительно выгибает бровь.

— Ты совсем ополоумел? Девку с хвостом сюда притащить додумался! А если федералы за ней нагрянут?

— Они нас не вычислят и ее не найдут, — хмурится Валера.

— Ты — идиот, — цедит мужчина. — Жадный идиот.

— Старый, не борзей, — в голосе Валеры проскальзывают металлические нотки. — Ты забываешься.

Мужчина за столом, вытирает платком лоб, надевает очки и прищурившись смотрит на Валеру.

— Ты когда-то поплатишься за свою самонадеянность, надеюсь, меня рядом не будет.

Все это время я стою у входа, боясь пошевелиться. Мне не верится, что я оказалась героиней глупого сериала про бандитов, что мужчина, с которым я жила все это время — бандит и мерзавец, а еще, что все закончится вот так. В этом грязном кабинете, на окраине Питера.

— Документы готовь, Старый, — кивает на стол Валера. — А ты, — поворачивается он ко мне, — садись и жди. Не будешь рыпаться, быстро все подпишешь и свалишь.

Я на негнущихся ногах подхожу к столу и сажусь напротив мужчины.

— Валера, — оборачиваюсь я, едва шевеля губами. — Отдай, пожалуйста, бабушкины украшения.

— Это какие? — хмурится мужчина.

— Те, что в шкатулке в тумбочке лежали.

— А, — хмыкает Валера. — Не могу, они давно в помойке, — разводит он руками.

Я отворачиваюсь к окну, но через серое, местами закопченное стекло, ничего не видно.

— Ты, давай-ка тут слезы не лей, — грубо говорит мне мужчина, сидящий за столом. — Через полчаса будешь свободна как птица. И не обременена лишней жилплощадью.

Он громко смеется свой же шутке, затем засовывает в рот сигарету, поджигает и по комнате расплывается раздражающий запах дешевых сигарет.

Иосиф

Говорят, надежда умирает последней. Я привык доводить любое дело до конца. До победного конца. В этом смысл моей работы, смысл моей натуры. Пока есть хоть малейшая зацепка, самый маленький шанс из всех возможных, я буду искать. Доставать из-под земли, если потребуется. Буду сам без еды, воды и сна, но найду ее.

Смотрю на Веревочкина с секунду. Рой мыслей проносится вихрем в голове.

— Объявляй план перехват по этой машине, — приказываю ему. — Чтоб через полчаса, максимум через час я знал, где она стоит, кто в ней сидит и как его зовут.

— Слушаюсь, товарищ полковник, — рапортует сержант.

Непривычное беспокойство разливается в груди. Неведомый до этого страх потерять человека все сильнее и сильнее колотит меня изнутри. Такое раньше я испытывал только к Мише. Сейчас вот… к Ангелине. Так странно, потому что я едва знаю эту девушку, но мне кажется, что мы прошли вместе через огонь и воду. Именно такое сравнение.

Я выхожу из микроавтобуса и нахожу взглядом Макарова. Тот перестал ежесекундно окунать руки в воду и тихо беседует с Трутневым. Увидев меня, оба изображают максимально виноватое лицо под моим ледяным взором, а я не могу их винить. Мы недооценили противника и прокололись, как результат. Значит, это только моя вина. Целиком и полностью.

— Не ищется телефон, да? — осторожно спрашивает Макаров. Белки его глаз все еще красные, как будто кто-то налил гуаши на них. Впрочем, у Трутнева то же самое.

— Нет, — отрицательно мотаю головой. — Нашли машину. Пробуем пробить по ней. Вы оба как?

— Нормально, — отмахивается Кирилл.

— Жить будем, товарищ полковник, — рапортует Трутнев.