Танкистка

Следующий день не принес нам хороших новостей. Да, мы пока удерживали город, но немцы прорвались на флангах, и в итоге Барановичи попали в котел. Полковник Ахманов получил приказ на прорыв, но мне отнюдь не нравилось двигаться под авиаударами с воздуха и без малейшей разведки. К тому же снабжение: сейчас у нас были полные баки, и даже удалось достать топливозаправщик, который был под пробку заполнен солярой, но надолго нам этого не хватит – это одна полная заправка моих пяти танков. Да и действовать против подготовившегося к схватке и вставшего в оборону противника не то же самое, как против маршевых колонн из засад.

Есть и еще одно важное обстоятельство: один я могу воевать как хочу, а в составе подразделения – как будет приказывать начальство, а сейчас оно в основном дубовое. Нет опыта современной войны, да и политработники постоянно в руководство вмешиваются, а ответственности за дебильные приказы не несут. Сейчас формально мой командир – это старший лейтенант Горобец, который влюблен в меня без ума, и хоть я ему ясно показал, что ему ничего не светит, тем не менее манипулировать его влюбленностью можно.

– Товарищ старший лейтенант, можно вас на пару слов?

– Конечно, Наденька, что ты хотела?

– Обсудить наши ближайшие планы. Идти на прорыв вместе со всеми я не хочу: слишком велик шанс потерять танки и при этом не нанести противнику существенного урона.

– Да, но…

– Простите, сначала выслушайте меня до конца.

– Хорошо, говори.

– Итак, по всей логике наши части должны пытаться вырваться из окружения по кратчайшей траектории, то есть ударом на восток, и немцы об этом прекрасно знают. Значит, они и подготовятся соответственно. Пробить нашу броню своими танковыми или противотанковыми орудиями они не смогут, по крайней мере, на КВ, а вот сбить нам гусеницы, чтобы обездвижить, – вполне. Во время боя, под обстрелом натянуть их снова мы не сможем – не дадут. А затем немцы или вызовут авиацию, что скорее всего, или наведут на нас тяжелую артиллерию и все равно сожгут танки. Возможен и более простой вариант: быстро выбить пехотное прикрытие, а затем, подобравшись, сжечь танки из огнеметов или даже простыми бутылками с бензином и маслом. Солдаты у них опытные, так что долго мы не продержимся.

– У тебя есть конкретное предложение?

– Да. Как говорил Суворов, удивил – значит победил. Противник ожидает от нас, что все мы дружно ломанемся на восток, чтобы кратчайшим путем прорваться к своим. Я предлагаю поступить наоборот, так, как от нас ни кто не ждет, – ударить на запад, навстречу противнику. Вы заметили, что сегодня не было ни одной атаки, только один налет и один обстрел, а это значит, что основные силы немцы бросили на фланги, где они удачно и прорвались. Сейчас от нас ждут всего, но только не контрудара.

Горобец ненадолго задумался, обдумывая мои слова.

– Возможно, ты и права. Что конкретно ты хочешь сделать?

– Нанести контрудар, прорвать немецкую оборону. Захватить их грузовики и рвануть километров на двадцать на запад, попутно уничтожая все встречные колонны противника. Затем уйти в сторону и ненадолго затаиться, выслав в стороны разведгруппы для разведки местности. Также поиск нашей уцелевшей техники, топлива и боеприпасов. Попутно присоединение к себе небольших разрозненных групп наших окруженцев и затем уже выход к своим. Попутно уничтожение всех мостов, складов, штабов и небольших подразделений противника. Даже если нас и уничтожат, то в любом случае мы нанесем намного больший ущерб противнику, чем при попытке прорваться на восток сейчас, когда нас ждут.

Я все же уговорил Горобца последовать моему плану. Кроме того, к нам еще присоединилась противотанковая батарея из тех самых шести 57-миллиметровых ЗИС-2. В середине дня, совершенно неожиданно для немцев, все мои пять танков рванули вперед, их атаку поддержали противотанковые пушки, а следом за нами и рота пехоты. Из всей бронетехники немецкий батальон, который находился перед нами, имел лишь полтора десятка бронетранспортеров, и девять из них мы смогли захватить целыми, а кроме того, почти два десятка машин, так что проблем с транспортировкой пехоты не возникло. Мы даже с трудом нашли водителей на всю эту технику, а потом двинулись вперед. Первыми шли танки, затем бронетранспортеры и трофейные грузовики с пехотой, а замыкающими – противотанкисты и несколько грузовиков с припасами и автоцистерна.

Мои расчеты оказались верными. Буквально через несколько километров нам повстречался маршевый пехотный батальон, который мы в получасовом бою полностью и уничтожили, причем большую часть времени потратили на отлов разбегающихся немцев. Те ну никак не ожидали встретить на своем пути тяжелые танки русских, которые с ходу открыли по ним огонь из пушек и пулеметов, а почти сразу к ним присоединились и пулеметы бронетранспортеров.

Батальон был чисто пехотный, из всего транспорта лишь несколько подвод с продовольствием и патронами да кухня. Как мне было ни жалко, но кухню пришлось уничтожить: ну не были немецкие кухни приспособлены для транспортировки техникой, только лошадьми. Правда был и приятный сюрприз: кухня оказалась не пустой, за время марша немецкие повара приготовили обед, вот мы после боя и пообедали плотно, все же нас было значительно меньше, чем уничтоженных нами немцев, на которых и готовился обед. Продовольствие мы прихватили с собой, а насчет кухни – я надеялся найти нашу, которую можно транспортировать грузовиком. Уцелевших коней пожалели, просто выпрягли и отпустили.

После быстрого обеда двинулись дальше, не забыв при этом собрать кое-какие трофеи, в основном пулеметы и патроны к ним, еще пистолеты. А спустя час нам ну очень повезло, я даже и мечтать о таком не мог. На нас выехал штаб 18-й танковой дивизии 47-го моторизованного корпуса, чьи части и штурмовали Барановичи. Хоть встреча и произошла практически лоб в лоб, но отправленный вперед мотоциклетный дозор на трофейном мотоцикле сумел нас предупредить о немецкой колонне. А те явно не ожидали такой встречи с тяжелыми танками русских. Передовой дозор из десятки троек мы перестреляли буквально за пару минут, а потом пошел отстрел всех остальных.

Немцы как раз оказались на открытом месте, а мы только выехали из небольшого леска, а потому ничто не мешало нам вести огонь. Мое внимание привлекла роскошная легковая машина, я не знал ее марку; будь это современная машина, тогда да, а ретроавтомобили были для меня неопознаваемы. Вместе с этой легковушкой отвернули и два бронетранспортера, а остальные бросились нам навстречу. Явно, что там сидел какой-то важный чин, а потому, встав на месте, я велел своему наводчику, Роме Томскому, уничтожить бронетранспортеры, а легковушку не трогать.

Пять выстрелов осколочными – и оба немецких бронетранспортера загорелись. Легковушка застыла на месте, но, похоже, ее пассажиры остались живы. Дав команду одной из «тридцатьчетверок» проверить пассажиров этой легковушки, я продолжил вести бой. Вскоре к нам подвели немецкого генерала. Бой уже закончился, и наши бойцы добивали выживших гитлеровцев. Генерал оказался командиром 18-й танковой дивизии 47-го моторизованного корпуса генерал-майором Вальтером Нерингом. Также уцелел и штабной автобус, по которому я приказал не стрелять. У нас было несколько бойцов, которые отлично знали немецкий, вот они и стали быстро просматривать захваченные в штабном автобусе документы.

Вскоре к нам подошел сильно возмущенный Игорь Силуянов с каким-то листком. Это оказался приказ командира дивизии не брать в плен раненых бойцов и командиров Красной армии, а добивать их на месте. После короткого, но ожесточенного спора с Горобцом я все же настоял на своем решении. Командира 18-й танковой дивизии генерал-майора Вальтера Неринга повесили на одиночном дереве, которое росло неподалеку. Ему на грудь прикрепили его собственный приказ, а ниже лист бумаги с надписью уже по-русски: «Категорически не согласны! Бойцы и командиры Красной армии». А ниже еще один лист бумаги уже с надписью по-немецки: «Немецкие солдаты и офицеры, помните, что все, что вы сделаете в России, вернется к вам сторицей. Мы всегда возвращаем свои долги».