Страница 14 из 84
Программа, как видим, черезчур обширная. К этому надо прибавить, что и учителя были немцы, плохо понимавшие по русски, воспитанники Дерпта — кандидат философии Элерт, учитель земледелия Рейхенбах, смотритель училища Герн...
Весьма понятно, что при таком обширном курсе и при таких учителях, быть может и знавших свои предметы, но во всяком случае не могущих передать свои познания — училище земледелия и лесоводства не оправдало возлагаемых на него надежд.
Первое время при Перовском оканчивающие курс наук направлялись на линию, на дорогу их снабжали, правда, запасом семян, но на самой линии не давали никаких средств для лесоразведения — и ученик стремился всеми силами поступить куда либо на службу, а сделать это было тем легче, что в Оренбурге сильно нуждались в мало-мальски грамотном человеке.
Училище было закрыто 7 февраля 1867 года. Просуществовало училище 30 лет, выпустило ряд лесничих и смотрителей хлебных магазинов, которые тотчас делались чиновниками, а лес в Оренбургском крае уменьшался с каждым годом, а неурожаи делались все чаще и грознее...
Это училище интересно лишь с точки зрения изобретательности бюрократизма. Ведь, действительно, как просто и логично положение Перовского: леса истреблены, надо заняться лесоразведением, для этого нужны знающие люди, ergo, следует открыть училище лесоводства. Силлогизм построен правильно, только забыто одно маленькое обстоятельство: условия времени, места, позабыты условия жизни. Эти условия вполне не подходили к вышеприведенному силлогизму. Ведь лесоразведение означает высокую культуру народности, — а какова была культура жителей Оренбургского края 70 лет тому назад? Культуры не было никакой и весьма понятно, что начинание, как бы ни просто, ни логично являлось оно в теории, не могло осуществиться в жизни...
Для означенного училища Перовский и выбрал то место, где теперь находится арсенал. Закипела, работа, — одно за другим появлялись здания, разводился парк — денег ушло очень много и парк, как говорят старожилы был, действительно, разведен. — От него теперь остались воспоминания в виде нескольких деревьев. Было построено даже особое помещение для историко-археологически-естественного музея. Отводились десятки десятин для полей, для огородов копались колодцы, — словом, деньги уходили, как в бездонную бочку.
А в результате, сохранившиеся от разрушения здания через тридцать лет были обращены в цейгаузы.
XV.
Не менее поучительной является и история завода Грена, завода, расположенного почти напротив училища лесоводства. Но завод Грена мероприятие более позднего времени — конца 50-х и начала 60-х годов прошлого столетия.
Если при помощи училища земледелия и лесоводства свет культуры должен был вноситься в казачьи головы, Оренбургский край должен был покрыться густыми лесами, и представить из себя богатейшую житницу, которая кормила бы чуть ли не всю остальную Россию, то и завод Грена имел высоко культурное значение, но он должен был действовать среди башкир.
Завод Грена был устроен в 1856 году, но известность приобрел и известность не только Оренбургскую, но и всероссийскую в 1864 году.
Общеизвестно, что значительною частью населения Оренбургского края являются башкиры, которые до появления русских считали себя господами края. Номинально Башкирия считалась в русском подданстве еще со времен Иоанна Грозного, со дня покорения Казанского царства, Уже в XVII столетии в Башкирии было несколько русских городов, как то Уфа, Бирск, Мензелинск, — но зависимость башкир от России выражалась лишь в незначительной дани, которую собирали русские воеводы; право собственности башкир на их землю было подтверждаемо рядом указов, никакого влияния на башкир в смысле слияния их с русской народностью, конечно, не оказывалось и башкиры, предоставленные сам им себе, находясь под влиянием проповеди ислама, шедшей из средней Азии —Самарканда, Туркестана и других центров магометанской учености, конечно, не имели ни малейшего желания потерять свою самобытность.
И только русские, начиная с Петра Великого, стали обращать более серьезное внимание на башкир, вспыхнули башкирские бунты, происходящие чуть ли не ежегодно с 1804 года вплоть до конца этого столетия. Бунты принимали иногда грандиозные размеры, как например, восстание Каракасала. Про этого последнего среди башкир охранялось следующее поэтическое сказание:
Каракасал — батыр,
Каких мало на свете.
В белой чалме,
На черном коне,
Быстр он, как ветер,
Грозен, как Божья гроза.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Один идет на сто человек,
Один побивает сто человек,
Он батыр, батыр,
Божья гроза, пагуба неверных,
Он Богом храним!
Каракасал и до сих пор является одною из загадочных личностей в истории. Происхождение его темно, но нет сомнения, что это был выдающийся человек, обладавший громадной энергией, сумевший пробудить среди башкир религиозный фанатизм в высшей степени. — Но, конечно, Каракасал не мог победить русских, не мог восстановить «вольную Башкирию». Русские были через чур сильны, а башкиры принадлежали к тем нациям, которым всесильной судьбою предназначено вымирать.[36]
Политика русских по отношению башкир в начале отличалась невероятною жестокостью. Вот что, например, писал оренбургский историк Петр Рычков о усмирении бунта Каракасалы (1735—1740 г.): «убито и казнено 9438 человек, сослано в каторгу 3101, роздано помещикам 6309, — а всего 18848 человек, сожжено 396 деревень» — и, прибавляет историк края, цифры эти вряд ли верны, они слишком малы.
А самые казни совершались следующим образом: «25 августа 1740 года по прочтении указа была совершена «экзекуция»: главные сообщники Каракасала (сам он успел скрыться), в числе пяти человек, были посажены на железные колья, укрепленные на высоких каменных столбах, 11 человек повешены на железные крючья за ребра, 80 человек просто повешены, двадцать одному человеку были отрублены головы, в том числе был обезглавлен и мертвец, как выдумавший Каракасалу; при другой экспедиции — 50 человек повешено, 301 человеку отрезаны уши и носы — и наказанные были отпущены в свои деревни.
Затем кроме устрашения казнями воспользовались национальною враждою между киргизами и башкирами Составлялись подложные указы, разрешающие киргизам нападать на башкир и обратно, — возникающие междоусобия ослабляли национальности и этим ослаблением пользовался особенно Неплюев.
Далее Башкирия точно железными кольцом опоясывалась линией русских крепостей и вместо окраины становилась, действительно, центральною провинциею.
Слов нет, для современного человека эти картины прямо ужасны, нельзя понять этой жестокости, более того безнравственности, — но надо помнить, что эти меры принимались 160 лет тому назад, когда «жестокое было время и грубые были нравы...»
Потоками крови, рядом административных мер, башкиры были успокоены, усмирены; — возник другой вопрос, — как же поступать с этою побежденною национальностью, что предпринять для дальнейшего развития ее?
Вопрос, конечно, очень сложный, утруднялся еще и тем обстоятельством, что башкиры были мусульмане, а на «поклонников пророка» у нас привыкли смотреть с подозрением.
И вот начался ряд административных проектов, долженствующих устроить для башкир земное эльдорадо. Тема нашей работы и ее размеры не позволяют нам коснуться здесь во всей подробности означенных проектов, укажем только на некоторые из них, прежде, чем перейти к заводу Грена.