Страница 16 из 76
Когда он уже выучил все записи наизусть, его заставили работать с теми, где один из голосов был вырезан, и Джим должен был говорить за него. В конце концов он снова и снова стал играть Рауля.
Его довели до такого состояния, что ему начало сниться, что он и вправду Рауль, а точнее, то, что осталось от Рауля, его разум, запертый в изрезанном и переломанном металле корпуса «Охотника на бабочек». Как ни странно, эти сны были не такие уж неприятные. Но вот аппетита он совсем лишился. Он ложился, спал часа два-три, потом просыпался от кошмаров. Единственным способом забыть эти кошмары и уснуть хоть на несколько часов был опять бег, четыре или пять миль под ночным небом. От отчаяния он даже пытался напиваться, чтобы уснуть, но это тоже не работало.
— Алкоголь может вас вырубить, — объяснил врач, — но потом он действует наоборот и через несколько часов опять вас будит.
— Но надо же хоть что-нибудь делать. Может, выпишете мне снотворное, доктор?
— Это временное решение, а проблема у вас постоянная, — ответил врач. — Может быть, это лекарство для повышения аппетита так теперь на вас действует. Попробуйте отказаться от него.
Джим перестал принимать таблетки. В первую ночь он выспался прекрасно, во вторую похуже. К концу недели он вернулся к кошмарам и ночным пробежкам. Джим чувствовал, что теряет контроль над собой, и срывал это на враче. Год назад он бы и представить себе такого не мог.
— Это все чертова клетка, в которую они меня посадили! — воскликнул он. — Я бы выдержал, если бы меня пускали в космос хоть иногда. Если бы меня выпускали в полеты на «ИДруге» хоть раз в неделю, да даже раз в месяц. Да даже если бы меня хоть просто к нему пускали!
— Может, вы и правы, — отозвался доктор. — Это не в моем ведении. Вы подавали официальный запрос на посещение своего прежнего корабля?
— Я его подаю с тех пор, как все это началось. Уже десять месяцев! — ответил Джим. — Я подаю письменные запросы два-три раза в неделю, и мне каждый раз отказывают.
— Принесите мне следующий запрос, — сказал врач. — Я приложу сопроводительное письмо и подпишу его.
Джим принес.
Ему отказали.
Он позвонил Моллену. Ему сказали, что генерал сейчас занят, но генералу передадут, что он хотел с ним поговорить.
Моллен не перезвонил ни в этот день, ни на следующий.
Джим позвонил опять.
Моллен снова не перезвонил.
Джим позвонил опять. Из офиса Моллена по-прежнему не перезванивали, и Моллен никак не пытался с ним связаться.
Этой ночью, после того как в лаборатории его опять прогнали через разговоры во время спасения Рауля, заставляя произносить то, что говорил тогда Рауль, ему приснился новый кошмар.
Он по-прежнему был Раулем, но на этот раз, когда он понял, что «ИДруг» и подразделение Уандера ведут его на базу, он оборвал поток стихов и песен.
— Ну уж нет! — взвыл он в наушники их скафандров, развернул «Охотника на бабочек» на сто восемьдесят градусов и направился прочь от Земли, обратно на территорию врага.
Сон изменился без всякой причины, но Джима это не удивило; со снами так обычно и бывало. Он опять был в скафандре и стоял на наблюдательной площадке одного из больших командных кораблей на границе. На экране перед ним «Охотник на бабочек» удалялся на территорию лаагов.
— Что вы делаете? — крикнул он стоявшему рядом с ним артиллерийскому офицеру. — На него идет целое звено лаагов!
— Разве вам не сказали? — весело отозвался артиллерист. — В лаборатории с этим кораблем уже разобрались. Теперь его решено использовать как беспилотную мишень, чтобы вызвать огонь лаагов. Мы сможем изучить, как они атакуют. Смотрите, смотрите, они атакуют! Поглядите, как они за него взялись!
— Беспилотный? Да нет же! — воскликнул Джим. Он взглянул на экран, где расстреливали и уничтожали «ИДруга». — Да не беги же просто так, малыш. Сворачивай! Сворачивай и отстреливайся!
Перед глазами у него стояло его собственное пустое пилотское кресло, кнопки, которые он мог бы нажать, если бы был там, рычаги, которые мог бы повернуть, если бы сидел в кресле. Он покрылся потом; сосед-артиллерист продолжал весело комментировать уничтожение «ИДруга», будто это была игра, развлечение...
Джим проснулся, одним лихорадочным движением сбросив одеяло. Нижнее белье, в котором он привык спать за годы службы на кораблях, насквозь пропиталось потом и прилипло к телу. Он содрал белье, поплелся в душ и стоял, трясясь, под потоками воды. Его все еще переполняли чувства, которые он испытал, увидев во сне гибель «ИДруга», и мучило бессильное стремление спасти корабль. Потом Джим надел спортивный костюм и отправился бегать по базе под неизменными звездами до тех пор, пока почти не свалился от усталости.
На следующий день он явился в офис Моллена лично.
Ему сказали, что генерал вышел.
Он сказал, что подождет.
Ему вежливо ответили, что ждать не разрешается.
— Тогда вызывайте военную полицию, — ответил он, усаживаясь. — Я никуда не уйду.
Он стал ждать. Началась суета с участием офицеров разных рангов; пришел даже бригадный генерал и сказал ему, что он не может здесь находиться. Джим ничего не ответил, просто сидел.
Наконец они оставили его в покое.
День продолжался. Никто не входил и не выходил из внутреннего, личного офиса Моллена. Ясно было, что там его нет. И из коридора он не заходил. Приближался вечер. Джим не ощущал хода времени. Это было просто время, и оно должно было пройти. Он не читал. Он не думал. Он просто сидел и ждал. Наконец, уже под вечер, капитан за столом в приемной встал и ненадолго вышел. Он вернулся с двумя высокими военными полицейскими с оружием в застегнутых кобурах. И дубинок у них не было. Капитан убрал все со своего стола. Он вышел и закрыл за собой дверь. Полицейские встали по сторонам закрытой двери. Джим не обращал на них внимания.
Они провели ночь втроем. Когда Джим выходил в туалет дальше по коридору, один из полицейских выходил с ним. К утру Джим, возможно, задремал на стуле, но сам этого не осознал. Если он и спал, то снов не видел.
На рассвете прежних полицейских сменили двое других. Один из них принес пластиковый стаканчик кофе и поставил его на стул рядом с Джимом. Джим посмотрел на него и понял, что хочет пить. Он выпил кофе, но уже через секунду не мог бы сказать, были там сливки и сахар или нет.
Около семи утра из коридора начали доноситься шаги приходящих на работу служащих. Вскоре после семи дверь, у которой стояли полицейские, открылась и вошел Моллен, а за ним капитан, сидевший вчера в приемной.
Моллен резко кивнул Джиму.
Джим неловко поднялся на ноги. Он удивился тому, как сильно все его тело затекло от долгого сидения на одном месте. Он зашел вслед за генералом в его личный офис.
Внутри, перед большим столом, стояли мягкие кресла. Моллен сел за стол и указал Джиму на одно из них.
Они поглядели друг на друга.
— Ну? — поинтересовался Моллен. — Ты готов обратно в космос?
Джим тупо уставился на него, и молчание тянулось до тех пор, пока Джим не осознал, что вопрос был официальный, для внесения в протокол. И для протокола, поскольку и звук, и изображение наверняка записывались, ему придется дать ответ.
— Да, сэр, — прохрипел он.
Моллен выдвинул широкий ящик в центре стола, пошарил в нем и выудил документ, состоящий из полудюжины скрепленных вместе листков бумаги. Он протянул его Джиму.
— Подпиши.
Джим взял бумаги и моргнул от удивления. Он попытался прочитать их, но его разум онемел почти так же, как тело. Выглядело это примерно как документы, которые он подписывал при производстве в офицеры. В них излагался Закон о государственных тайнах и объяснялось, что полагается за его нарушение. Как только он подписывает эти бумаги, так сразу оказывается в полном распоряжении правительства. Непонятно только было, зачем повторять все заново — пограничные пилоты и так принадлежат правительству целиком и полностью.
Так или иначе, это было неважно. Важны были только «ИДруг» и космос. Он подписал бумаги ручкой, которую протянул ему генерал, и вернул документ и ручку. Моллен помахал ими в воздухе.