Страница 30 из 44
Вскакиваю и практически перелетаю на сиденье напротив.
— Ха-ха, — он смеется, — как была зашуганной, так и осталась.
Я морщусь. Это не зашуганность. Сердце грохочет в груди. Холодный липкий страх скручивает внутренности в узел. Пальцы немеют.
Сглатываю вязкую слюну.
Я его боюсь. До одури.
Но Эдику это неинтересно. Он осматривает дорогой автомобиль моего опекуна. В его глазах вспыхивает зависть и алчность.
Он рыскает по салону, открывает полочку и беспардонно достает пузатую бутылку с алкоголем.
— Хэнесси, пф, как банально, — он откручивает пробку и наливает себе бокал.
— Мне кажется, что тебе никто не предлагал выпить, — в моем голосе сквозит презрение. Страх не мешает мне презирать его.
— А тебя никто не спрашивал, — резко бросает он.
Его лицо приобретает жесткое выражение. Карие глаза до краев полны ненависти и безумия.
Сердце пропускает удар. Осторожно выдыхаю. Надо держать себя в руках, не провоцировать его.
Молча отворачиваюсь к окну.
Эдик тоже молчит, не спеша заводить разговор при водителе. Хорошо, что до кафе недалеко ехать.
— Почему ты не в тюрьме? — шепчу я, едва официант приносит Эдику его заказ.
Меня все еще трясет от страха и тошнит от отвращения. Стараюсь не смотреть, как парень с удовольствием смакует дорогой коньяк.
— Не заговаривайся!
Вздрагиваю, когда рюмка с грохотом опускается на столешницу.
— Ты убил Катю, — шепчу, вновь осознавая страшную истину.
— Нет, — он снова поднимает рюмку. — Екатерина Невзорова сидит передо мной.
Я открываю рот и тут же захлопываю его обратно.
Несколько долгих минут я наблюдаю, как парень, очень симпатичный на первый взгляд, расправляется с коньяком и закуской.
Этот монстр не должен сидеть здесь. Он вообще не должен жить!
— Что тебе от меня надо? — выдаю все на одном дыхании.
— Большой чистой любви, — скалится он, окидывая меня откровенно плотоядным взглядом.
Вздрагиваю и плотнее кутаюсь в меховое манто. Не смотря на то, что мы в кафе, меня знобит.
— Не веришь? — он снова скалится, обнажая неестественно белые зубы. — Правильно делаешь.
Я жду продолжения, но он как назло оттягивает признание.
— Ну? — тороплю я его.
— Детка…
Я морщусь, как от зубной боли.
— Я тут навел справки, когда ты сбежала, а Катю похоронила под своим именем. А ты совсем не дура, — он еще раз проходится по моей сгорбленной фигуре. Внимательно, оценивающе.
— Украла личность подруги и собралась захватить ее бабки. Вот это ты дала! — он откидывается на высоком кресле.
— Я не крала…
— Заткнись! — шипит он. — Хочешь знать, что мне надо? Бабки!
— Сколько? — губы дрожат. Внутри предчувствие распускает когтистые лапы и сжимает мое сердце.
— Сразу к делу? Умничка. Все твое наследство! — улыбается он.
— Это невозможно, — мои глаза округляются.
— А-а-а, — он качает перед моим лицом указательным пальцем. — Очень даже возможно. Ты сама отдашь мне свои денежки.
— Нет. Дима этого не допустит, — я уверена в этом.
— Ха-ха-ха, — Эдик громко смеется, словно металл скребет по стеклу. — Дуреха, как только ты выйдешь замуж, опекун тебе больше не будет нужен.
— Откуда ты?..
— У меня много связей, — его глаза вспыхивают, а улыбка исчезает с лица. — Я же сказал, что навел справки.
— Но у меня нет мужа! — хватаюсь за соломинку.
— Пока нет. Но скоро я им стану.
Его тихий едкий словно яд голос врывается в мое сознание.
— Нет! Нет! Нет! Ты будешь гнить в тюрьме, — я вскакиваю из-за стола.
— Осторожнее на поворотах, — Эдик хватает меня за руку и сильно сжимает.
Я морщусь от боли. Мне приходится согнуться, чтобы облегчить боль. Мое лицо оказывается на одном уровне с его.
— Люся, — зло шепчет он. — Эти бабки мои. И если бы твоя дуреха-подружка была бы посообразительнее и рассказал о наследстве, то осталась бы жива. И, возможно, счастлива со мной в браке.
— Ты — чудовище, — шепчу в ответ.
— Слушай и запоминай, дрянь: ты — моя невеста. И завтра мы пойдем подавать заявление в ЗАГС. На случай, если ты решишь преподнести своим родственничкам приукрашенную версию «правды» или сбежать… — он отбрасывает мою руку и лезет в нагрудный карман.
На полированную столешницу ложится помятая небольшая коричневая «книжечка» с окислившемся гербом на обложке.
Мне не надо даже открывать ее, чтобы понять, чей это паспорт.
— Откуда? — шепчу я в ужасе.
— А он всегда был у меня. Так проще было контролировать Катюху, особенно в последнее время, — он раскрывает Катин паспорт сразу на странице с фотографией. — Здесь она неплохо вышла, а?
— Ну и что? — я пытаюсь растереть ноющее запястье. — Если бы ты сегодня не вломился к нам, я бы все равно рассказала им правду.
— Знаешь, если ты расскажешь «своим» родственникам правду, ничего страшного не случится. А вот если вдруг всплывет вся правда…
— Какая «вся»? — и снова предчувствие сжимает мое сердце до боли.
— Ну что некая Людмила Назарова убила свою несчастную беременную подругу, украла ее личность, подставила невиновного сына местного депутата и собралась присвоить огромную сумму денег, — пока он говорит, его улыбка сочится ядом.
— Нет, это ведь ты!
— Я? А где доказательства? Как видишь я здесь! Свободен и ни от кого не скрываюсь. А вот на месте преступления все в твоих отпечатках.
— Я там живу…
— Ну… а твои отпечатки и кровь несчастной Кати на обломках дверцы шкафа, которой ее и забили?
У меня темнеет в глазах. Я хватаю ртом воздух и до боли в пальцах сжимаю руками столешницу.
— Слушай и запоминай, — его пальцы больно впиваются в мой подбородок, заставляя взглянуть прямо в его глаза. — Ты станешь моей женой! И отпишешь на меня все бабки! А потом… я, может быть, тебя отпущу…
И снова его безумные глаза разгораются откровенно похотливым блеском.
Меня передергивает.
— Нам будет весело, — он наклоняется совсем близко. Ощущаю его зловонное дыхание на своем лице. — Может быть, я даже получу удовольствие от… тебя…
Он облизывает свои губы. Внутри все дрожит от страха и бессильной злости.
Я дергаю головой, его пальцы соскальзывают.
Выпрямляюсь.
Быстро пробегаюсь взглядом по небольшому уютному залу, боясь, что нашу разборку мог заметить кто-то из знакомых Нелли Эдуардовны.
Но совершенно случайно замечаю в углу неприметного седоволосого мужчину, потягивающего кофе из маленькой чашечки.
Я бы не обратила на него внимания, если бы к нему не подсел нервный мужчина и неуклюже не пододвинул ему конверт.
— Ты меня поняла? — раздраженный голос Эдика отвлекает меня.
— Да? — я пытаюсь сфокусировать на нем взгляд.
— Завтра, блин, — он осекается и достает вибрирующий смартфон.
Я же снова ищу глазами мужчин за дальним столиком. Нервный снова лезет в карман и достает какие-то бумаги, протягивает их седоволосому.
Интересно.
Не знаю, что так притягивает мой взгляд.
Но мне кажется это важным.
А мое чутье еще никогда меня не обманывало. Может, это детдомовское детство заставляет подмечать разные детали. Но я уверена, что это не встреча старых друзей!
Седоволосый, не глядя, принимает документы и что-то говорит собеседнику.
— Это много! — возмущенный голос нервного разносится по залу. Быстро опускаю взгляд.
— Эй, — Эдик щелкает перед моим лицом пальцами. — Планы поменялись. В следующий понедельник, в это же время я заеду за тобой. И мы пойдем подавать заявление в ЗАГС. Поняла?
Рассеянно киваю.
— И без фокусов.
В моем клатче трезвонит телефон — это будильник. Один час вышел.
— Мне пора, — с облегчением выдыхаю я.
— Не так быстро, — Эдик снова хватает меня за руку. — Я хочу получить от тебя небольшой подарок на подачу заявления.
— И что ты хочешь?
— Пустяк, — он снова скалится. — Один миллион.
— Один миллион рублей, ты сдурел? — мои глаза округляются, а челюсть стремительно летит к полу.