Вечный дозор

– Думаешь так не заподозрят? – улыбнулся Семён.

– А ты её пробиваешь? – вопросом ответил я.

Семён покачал головой.

– Гесер и Завулон пробьют, – сказала Арина. И кокетливо добавила: – Возможно.

– Ещё возражения есть? – спросил Семён.

Возражений у меня не было. Я понимал, что Гесер не возьмёт меня в Дозор без надёжного прикрытия. И несмотря на целый ряд доводов «против», количество доводов «за» было больше.

Арина умная. Арина сильная. Арина хитрая. Арина ко мне относится… хорошо относится.

– Тебе не будет мешать моё состояние? – спросил я. – Я о том, что из меня Сила прёт.

– В мои годы, Антон, начинаешь любить тёплые одеяла, мягкие кресла и горячих мужчин, – Арина улыбнулась. – Не переживай. Я же ведьма. Я работаю с силой опосредованно. Специально надела пустые амулеты, они сейчас заряжаются.

Она продемонстрировала пальцы, украшенные набором колец и перстней.

– На курточке тоже не просто заклёпки? – спросил я.

Арина улыбнулась:

– Ты только подумай, Антон! В нынешнем состоянии для тебя подруга-ведьма – лучший выбор. Нас этот поток энергии не терзает.

Я промолчал. Я просто стоял и смотрел на Арину.

– Извини, – сказала она упавшим голосом. – Извини, я дура. Не подумала, как это…

– Извинения приняты, – сказал я. – Теперь ещё одно, но главное условие…

– Ты главный, – просто ответила Арина. – Всё понимаю. Ты говоришь, я делаю. Если, конечно, ситуация не потребует немедленной реакции.

– Разумно, – согласился я.

Семён недоверчиво посмотрел на меня, потом на Арину. Спросил:

– И всё? Так просто? Я ожидал долгих споров, если честно.

– В моём положении привередничать не приходится, – ухмыльнулся я.

– Давайте хоть чайком вас угощу! – предложил Семён. – Чай у меня замечательный, высокогорный…

– Зелёный? – с подозрением уточнила Арина.

Семён вздохнул:

– Хорошо. Заварю чёрный. Китайский, очень неплохой. Китайцы тоже чёрный чай уважают, хоть зелёный чаще пьют… Тебе с сахаром вприкуску?

– Я так привыкла, – мило улыбнулась Арина.

Семён разгрёб на столе свободное пространство, подтащил два стула, из шкафа достал фарфоровую банку с заваркой. На подоконнике у него стоял термопот с кипятком, который он, вздохнув, переключил на повышенную температуру. Из шкафа появился и заварочный чайник, и упаковка рафинада, и коробка шоколадных конфет, и нарезанный лимон на блюдце – явно законсервированный каким-то заклинанием. Потом Семён многозначительно поднял палец и глубоко вдохнул.

– Ух ты, – сказала Арина. – Весна?

– Нет, осень, – покачал головой Семён. – Лучшее время и место пить чай – осенью, в дождь, на веранде подмосковной усадьбы…

Воздух в кабинете и впрямь изменился. Стал чистым и влажным, прохладным и пахнущим зеленью. Но самое главное – чистым. Я вдохнул полной грудью и подумал, что таким воздухом можно лечить болезни или умиротворять буйных хулиганов. Спросил:

– Какой год?

– Двенадцатый. Хороший был год.

– Год как год, – не понял я.

– Тысяча девятьсот двенадцатый, – уточнил Семён.

Он любил собирать «погоду». Заклинание для этого использовалось какое-то очень редкое и Семён им делиться не любил. Как всё это действовало – хранился ли где-то в Сумраке тот самый воздух в законсервированном виде, или обычный воздух изменялся – я не знаю. Но это действительно было потрясающе.

Маленькие радости жизни Иного.

Недоступные мне радости.

– Хорошее, наверное, – сказал я. – Царь-батюшка, хрустящая французская булка, аэропланы и беспроволочный телеграф…

– Люба была ещё жива, – вздохнул Семён. – Мы с ней дачу снимали. В Перловке. Дорогущее было место, престижнейшее! Бывало спросит знакомый – «где лето проводить изволите?» Отвечаешь – «в Перловке». И сразу уважение в глазах. Круче, разве что, в Бутово было, но я Перловку любил. Василь Семёныч понастроил таких дач – за год бронировать приходилось! Хорошо я с сыном его, Иван Васильичем дружен был. И чай у них брал, прекрасным чаем они торговали…

Он помолчал. Подошёл к термопоту, начал заваривать чай. Суховато сказал:

– Всё ушло, все ушли. Любушка моя ушла. Перловых разметало-раскидало, дачи их сгинули. Ты не о себе жалей, Антон. Я знаю, о чём ты думаешь, на нас глядя. О том, что мы живём и живём, а твой век теперь отмерен. Только ты подумай о том, как жить, когда любимый человек ушёл. Что Светлане предстоит…

Стало как-то очень тихо. Семён закрыл чайник крышкой, вернулся к столу.

– Время лечит, Семён, – ответил я. – Она погорюет и будет вспоминать меня со светлой грустью. И Надя тоже. С гордостью и печалью. Но честное слово, это всё равно как-то плохо утешает!

Семён отвёл глаза.

Я сел за стол, взял кусок рафинада, забросил в рот.

Сладко.

– Лучше коньяка налей, чем мозги мне править, – сказал я. – Обсудим ситуацию. Пока я ещё живой, злой и даже временами умный.

Семён посмотрел на часы, потом, с укоризной, на меня. Однако снова прошёл к шкафу и принёс бутылочку коньяка. На тридцать грамм. Такие закупают в дьюти-фри авиапассажиры, побаивающиеся летать, чтобы незаметно выпить на взлёте две-три штуки.

Я взглядом спросил Семёна, потом Арину и глотнул прямо из горлышка.

– Хоть бы чай вначале попробовал, – с обидой сказал Семён. – Ладно, рассказывай.

– Неужели Гесер не ввёл в курс дела?

– Ввёл. Ты объясни, зачем стал брать вину на себя? Ты же не убивал этого парня?

Я покачал головой.

– Да зачем вину взял – понятно, – махнула рукой Арина. – Антон парень умный, не по годам тёртый. Понял, что это какая-то провокация. Самое ожидаемое действие с его стороны – начать оправдываться. Значит, враг, кем бы он ни был, рассчитывает именно на оправдание, на возмущение и протесты. Антон эту схему мгновенно поломал. «Да, ударил ножом в порядке самообороны, умысла на убийство не имел». Даже в обычном суде могло бы прокатить.

Вот всё-таки ведьма – она всегда ведьма. Завулон так даже не заподозрил самооговора. Гесер, по-моему, тоже причин моего заявления не понял, единственное, что ни на секунду не поверил, будто это я убил своего тёзку.

– Как по мне, так всё происходящее – нелепица, – сказал Семён. – Ты нынче не в игре, Антон. Уж извини за откровенность, но с доски тебя сняли.

– Я сам себя снял, – поправил я.

– Да как угодно. Даже у твоих врагов, а они есть, никакой необходимости тебя убивать, подставлять, преследовать не имеется. Ты стал человеком. Ты и без того несчастлив. Это нужно иметь какую-то маниакальную упёртость, звериную ненависть, чтобы тебя нынче преследовать!

– Но ведь и такие враги могут быть, – заметила Арина, прихлёбывая чай.

– Могут, но… – Семён покачал головой. – Я вот поразмыслил, но никого не смог представить. У оборотня тоже есть враги, но убивать его вот так, перочинным ножиком…

– Ножик – самое странное, – сказала Арина. – Кто-то шёл убивать оборотня… и увидев простецкий перочинный нож решил ударить им? Да такая игрушка только разозлила бы оборотня! А увидеть на ножике чары Светланы – это надо быть Высшим Иным! Но зачем Высшему Иному убивать рядового оборотня, к тому же таким затейливым способом? Ничего не сходится, Антон. Я, даже, знаешь, что думаю?

– Ну? – я тоже взялся за чай.

– Случайность. Какой-нибудь бомж или пьяный хулиган. Подошёл, слово за слово. К примеру: «А угости водочкой?» Тёзка твой послал доставучего типа, а тот по дури схватил ножик со скамейке – и бац! А на ножике руны висят, «Волчья отрава».

– Кстати, очень возможно! – оживился Семён. – В восемнадцатом дело было… в одна тысяча девятьсот, – глянув на меня, уточнил он. – Зарезали прямо в московской квартире старичка-путешественника. Дело-то обычное в те годы, да только старичок был Тёмным Иным пятого уровня! И убили его магическим оружием странной природы, вроде как проткнули длинным кинжалом, вытянувшим мгновенно всю Силу. Дневной Дозор нам претензии выдвигает, мы отбиваемся. Ищем все вместе. И что выясняется? Мелкие воры-домушники, братья Ивась и Тарас Тягнырядно, решили почистить старичку квартиру. Старичок неожиданно вернулся, двух провинциальных балбесов, ясное дело, не испугался, а что-то обидное и насмешливое им сказал. Тут один из братьев хватанул со стены африканское копьё и пырнул им старичка. Копьё, как позже выяснилось, было зачаровано шаманом для уничтожения Тёмных Иных. Причём шаман, мы лет через двадцать даже нашли его, был второго уровня Силы! Чары его старичок даже не увидел и не знал про них, копьё хранил, балбес, как обычный африканский сувенир. И балбесы эти ничего необычного не заподозрили. Проткнули деда – тот и помер. А что этого деда можно было полчаса кавалерийской шашкой рубить и ничего бы с ним не стало – они попросту не знали. Вот!