Skinова печать

За бицепсами наступил черед трицепсов. Для этих мышц — разгибателей руки — Хорст предпочитал выполнять «французский жим». Подняв штангу над головой узким нижним хватом, он опускал ее за спину, сгибая руки в локтях. После третьего подхода внимание Хорста привлек шум в противоположном конце зала. Там, в углу, покрытом зелеными прямоугольниками татами, проводили спарринги любители рукопашного боя.

В центре внимания оказался бритоголовый толстяк, которого привел Игнат. Он ходил по залу босиком, и Хорсту до отвращения не понравились его грязные пятки.

Когда Хорст посмотрел в его сторону, толстяк как раз удачно вмазал Ване. У того из носа брызнула кровь. Толстяк победно поднял руки.

— Кто следующий? — спросил он с вызовом.

Ответа не последовало. В это время — между утренней и вечерней тренировками — зал всегда пустовал. Несколько человек занимались каждый своим делом. Толстяк позвал Игната.

— Давай с тобой помашемся.

Тот уже неохотно вышел на татами.

— Ты, Дыня, слишком грубо работаешь, — сказал Игнат.

Хорст заметил, что толстяк и в самом деле походил на дыню.

— На войне как на войне! — с гордостью ответил он и обрушился на Игната.

Дыня был одного роста с Игнатом, но значительно превосходил его весом. А реакция для такой комплекции у толстяка оказалась просто превосходная.

Игнат едва успевал защищаться от обрушившегося на него града ударов. Наконец он не выдержал темпа, пропустил боковой в ухо, потом удар ногой в печень. Игнат сначала согнулся, а потом и просто улегся на ковер. Дыня прохаживался по татами, тяжело переводя дух.

— Ну что, больше желающих нет? — вымолвил он, с трудом восстановив дыхание.

Хорст оставил штангу и направился к торжествующему победителю.

— Откуда ты, придурок? — спросил он во всеуслышание.

Толстяк посмотрел на него с недоумением. Он уже решил, что стал тут самым главным. Не дожидаясь ответа, Хорст подошел и звонко хлопнул Дыню по животу.

— Ну что, толстопузый, подвигаемся?

Тот среагировал на обиду молниеносно. Перед носом Хорста мелькнула черная подошва стопы. Растяжка у Дыни тоже оказалась на уровне. Хорст резко подсел под слоновью конечность противника и врубил ему обратную вертушку, подбив опорную ногу. Это было непросто. Все равно, что опрокинуть ударом ноги колонну Большого театра.

Дыня рухнул на татами, и весь зал содрогнулся от сейсмической волны. Упав, толстяк тут же снова оказался на ногах и нанес Хорсту сокрушительный удар пяткой. От злости бил он со всей силой, на которую был способен. Если бы попал, Хорста пришлось бы хоронить в закрытом гробу. Но он ушел в сторону, и нога промчалась мимо, рассекая воздух, как магистральный электровоз. Кто стоял на платформе, когда мимо пролетает скорый поезд, хорошо помнит это ощущение воздушного толчка.

Хорст не удержался от соблазна и нанес по проезжающей мимо него ноге короткий удар. В колено бить не стал, пожалел. Врезал в кость, покрытую толстым слоем мяса и жира, именуемую в народе окороком. Но и этого оказалось достаточно. В ноге что-то хрустнуло и отозвалось в недрах Дыниной туши утробным жалобным всхлипом. Гигант снова обрушился на ковер. заставив содрогнуться пол, стены зала и массивные тренировочные снаряды.

Хорст разглядывал поверженного стонущего противника, когда услышал за спиной насмешливый голос:

— Тако посрамил Мстислав Удалой злого Редедю пред полки касожския.

Хорст быстро обернулся. Рядом с дядей Федором стоял молодой мужчина лет тридцати. В куртке из черной кожи, но не такой дубовой, как пальто Хорста, а тонкой и мягкой. Звали парня Вадимом. Он изредка появлялся в Подвале и общался только с дядей Федором. О чем они говорили, никто не знал. Вадим производил впечатление аристократа преступного мира. Иногда он подвозил дядю Федора на своем навороченном джипе. Что объединяло столь разных людей, можно было лишь догадываться.

Под мышкой Вадим держал свернутую в длинный рулон и перехваченную шпагатом велюровую скатерть. Из свертка торчали предметы, в оценке которых Хорст ошибиться не мог. Это были рукоятки мечей. Один японский — катана. Другой прямой, европейский, норманнский, с массивным яблоком на конце рукоятки.

Вадим поправил темные очки в тонкой оправе, с которыми никогда не расставался даже в темноте, и повернулся к дяде Федору.

— Федор Иванович, время.

Тот кивнул головой.

— Да, конечно, я уже готов. — И засобирался на выход.

Хорст равнодушно посмотрел на стонущего Дыню, махнул товарищам и пошел в душ.

Хорст вышел из зала и направился домой. Чтобы сократить дорогу, он выбрал короткий путь через пустырь. Прохожих здесь почти не встречалось. Чужие о проходе не знали, а свои как раз слишком хорошо знали, что тут можно нарваться на неприятности.

Эту тройку Хорст увидел издалека. Он сразу догадался, кто они, и по чью душу вышли покурить к помойке. Неделю назад он поймал возле метро негра, который торговал героином. Дал в зубы так, что чеки, упакованные в шарики из фольги, которые тот прятал за щекой, полетели, как брызги серебряного дождя…

На следующий день там же, возле метро, на Хорста напали. Кроме афророссиянина (или афромосквича, как их там называть, чтобы не обиделись?) в группе нападающих были еще трое славян. В широченных штанах-трубах и куртках-размахайках. Волосы у пацанов были заплетены в дурацкие войлочные косы. Крутости — немерено, но бойцами оказались никакими.

Они набросились неожиданно, всей кучей сразу, что и спасло Хорста в первый момент. Нападавшие столкнулись и смешались, подарив ему драгоценную секунду — он перехватил инициативу. А дальше жертва вдруг превратилась в охотника. Негр получил свою дозу первым и надолго затих под мусорными баками. Следом получили гостинцы двое бледнолицых. Хорст наградил каждого серией сокрушительных ударов. Один, не выдержав, ударился в бегство. Другой не побежал, потому что не смог. Он уполз на карачках, получив от Хорста прощальный пинок в мягкие ткани.

Последний противник слегка струхнул при виде такого избиения младенцев, но меры принял неадекватные. Он выхватил из кармана складной нож-бабочку и ловко, как ему показалось, закрутил ею в воздухе восьмерку. Его внимание сосредоточилось не на противнике, а на собственной ловкой руке.

Хорст подбил вооруженную руку ударом мыска, по-футбольному. Нож-бабочка выпорхнул из ладони и улетел прямиком в мусорный бак. Следующим футбольным ударом Хорст размозжил ловкачу запястье, дабы отбить у него охоту играть с оружием…

И вот новая засада. Неужели их только трое или остальные прячутся в резерве? Эта тройка на вид выглядела покруче, чем нахальные реперы у метро. На морду лица — типичные кавказцы. «Неужели негритос чеченов подписал? — подумал Дмитрий. — Или он толкал принадлежавший им товар? Очень может быть!»

Рядом на дороге, проходившей возле пустыря, Хорст заметил приткнувшийся черный бумер. В машине могло находиться подкрепление. Не исключено, что у джигитов имеются и стволы.

Хорст физически ощутил холодную волну смертельной опасности, исходившую от тройки. Да, это тебе не репер с ножичком и не толстый хулиган Дыня. Эти наповал бить будут. Еще не поздно повернуться и убежать, но Хорста почему-то вдруг обуяло ослиное упрямство. Он продолжал покорно топать в гибельном для себя направлении.

От тройки отделился один из джигитов и двинулся навстречу Хорсту. Почему только один? Джигит что-то крикнул Хорсту, но тот не расслышал. Да и не вслушивался особо. Что этот тип мог ему кричать? Гадости и оскорбления, другого от них не дождешься.

Джигит полез за пояс. Хорст находился уже достаточно близко к нему, чтобы разглядеть черную рукоятку пистолета.

«Кердык мне…» — мысленно сказал себе Хорст.

Против пистолета в умелых руках, да еще как минимум при двух помощниках, ему не выстоять. А все потому, что Хорст испытывал неприязнь к огнестрельному оружию и совершенствовался в мастерстве рукопашного боя. Он стал в этом деле специалистом, а специалист подобен флюсу, полнота его, как сказал Козьма Прутков, односторонняя. Вот где кроется ошибка. Жаль, что судьба не дает ему шанса эту ошибку исправить.