Страница 10 из 77
— Ну, наконец-то, Василий Иванович, сколько вас можно ждать! Честное слово, с вашей стороны это было нечестно, так поступить со мною.
— Здравствуйте, Степан Осипович, — приветствовал я адмирала, присаживаясь на жесткий табурет и показывая ему сумку полную угощений — А я вам апельсинов принес и еще всякого разного. Как ваше самочувствие?
— Неплохо, гораздо лучше, чем было. Воспаления доктора сняли, заживление идет хорошо. Нога вот только новая никак отрастать не хочет, а как без нее мне жить я даже не представляю.
— Что ж, понимаю, без ноги не очень комфортно. Но и без нее можно прекрасно жить. Люди без ног в будущем даже бегать будут.
Он усмехнулся и откинул одеяло.
— Смотрите, что у меня осталось — ничего. Мне уже не ходить, а до вашего будущего я, увы, не доживу.
Адмиралу, можно сказать, с ранением «повезло». Оторванная осколком нога, оказалась ампутирована ниже колена, что давало ему вполне неплохо зажить с протезом. Да, он будет сильно хромать, и культя будет болеть до тех пор, пока не огрубеет и не натрется мозоль, но все одно — ходить-то будет можно! А это уже неплохо. Вторая же покалеченная нога хоть и выглядела из-за своих шрамов ужасающе, но вполне работоспособной. Макаров даже стопой весело пошевелил, демонстрируя мне ее состояние.
— Ладно, Степан Осипович, специально для вас «изобрету» какой-нибудь протез, если не хотите с нынешними деревяшками ходить.
— Изобретите уж, будьте так любезны, — ответил он то ли шутя, то ли серьезно. — На кораблях мне уже не ходить, да и эскадрой не командовать, так хоть так…. Кстати, говорят, что на мое место Витгефта пророчат. Вы об этом что-нибудь знаете?
— К сожалению — нет, ничего не знаю. Но тоже слышал подобные слухи.
— Жаль. Витгефт, конечно, человек честный и неутомимый, но какой-то несуразный. Не самый лучший кандидат на должность.
— А кто лучший?
Он пожал плечами и мне не ответил. Вместо этого сказал:
— Вчера ночью я слышал нашу стрельбу. Наместник после этого меня днем навещал и все рассказывал. Говорит, что и вы в этой битве отличились. Вы японца пленили?
— Да, было такое случайное недоразумение.
— Стрелял в вас?
— Да, слава богу, не попал.
— Слава богу…, м-да. Глупо было бы погибнуть вот так, почти на самом вдохе.
— То есть? — не понял я его.
— Вы мне говорили, что стремитесь поменять свою историю. Обидно было бы, попав сюда, так ничего и не сделать, — пояснил он, пристально смотря мне в глаза. И по его взгляду я понял, что Макаров хочет продолжения того разговора, что мы с ним вели в прошлый раз. Он очень уж хотел новых откровений и доказательств.
— Да, обидно. Но на мне свет клином не сошелся. Я не заговоренный и могу погибнуть так же как другие люди.
— К черту, Василий Иванович, давайте не будем ходить вокруг да около. Мы с вами в прошлый раз не до конца поговорили. Давайте-ка продолжим.
— Давайте, — охотно согласился я и, поелозив задницей по не очень удобному табурету, спросил: — Что вас интересует?
А интересовало Макарова многое. У него за время моего отсутствия накопилось много вопросов относительно моей части истории. То, что война будет проиграна, он уже это понял и скрепя сердце принял…. Хотя нет, не принял. То, что я ему рассказывал относительно военных событий, его злило, раздражало, но он, как человек разумный, так же, как и я приходил ко мнению, что сделать тут что-либо ни он ни я не сможем почти ничего. И хоть я подкинул военным свое оружие, подарил им укрепление на Высокой горе, с воздушной разведкой помог, а все равно это была капля в море. И даже Макаров с его положением, с его связями не мог так быстро провернуть колесо истории. Все его усилия просто будут тонуть в болоте уже написанного, но еще не исполненного сценария.
Ладно, поражение в войне он принял…. Но революция пятого года, ее кровавые события и в особенности расстрел рабочих, пришедших требовать от царя справедливости, его сильно поразила. Я не знаю каких именно взглядов придерживался сам Макаров, монархист ли он был, либо склонялся к какой-либо партии, но сам факт того, что Николай, Император, защитник своего народа, свой же народ и будет расстреливать?! Вот это его больше всего поразило.
— Да как так можно? Да зачем он так сделает? Неужто нельзя будет просто поговорить с рабочими? — восклицал он возмущенно.
Я же ему отвечал:
— Я не знаю истинных причин расстрела демонстрации. В моем будущем, когда я учился в школе, было написано, что царь проявил себя малодушно, самоустранился от этой проблемы, возложив ее решение на командующих ротами. Но те учебники, что я читал, были написаны большевиками…. Ах, да, я же вам не сказал…. В семнадцатом году будет вторая революция, а затем еще один переворот, который возглавит Ленин. И Ленин победит и семьдесят лет страной будут править большевики. Так вот, после того как империя большевиков рухнула, про эту историю стали говорить, что в толпе демонстрантов имелись провокаторы и именно они первыми открыли огонь по военным. А те просто им ответили, таким образом разогнав толпу. Что здесь правда, а что нет, я на самом деле не знаю. Скорее всего, правда здесь обоюдная. Ну а после расстрела по стране прокатилась буза, стали вспыхивать повсеместные стачки и люди стали выходить на улицы. Были вооруженные столкновения. Из того, что я помню, могу лишь сказать, что в Москве будут возводить баррикады на Красной Пресне, а рабочие возьмутся за оружие. И если мне не изменяет память, то ситуация там накалится до такой степени, что военные будут вынуждены применить против рабочих артиллерию.
— А после?
— Революция прокатится по всей стране, и царь будет гасить ее два-три года. Но трон Романовых удержится, если вас это интересует.
— Ну а дальше?
— А дальше царь будет вынужден пойти на уступки. Он создаст государственную думу, куда будут избираться депутаты из народа. Первые две думы царь распустит, третья и четвертая, вроде бы, приживутся. Потом страну будут ждать несколько спокойных лет и люди успокоятся. Ну, и в четырнадцатом году у нас случится война с Германией и с ее союзниками.
— Боже мой? С Германией? С ней-то мы чего не поделим?
— В Сараево какой-то террорист убьет эрцгерцога Франца Фердинанда и после этого закрутится такой клубок событий, что наша страна будет вынуждена выполнить свои союзнические обязательства и вступить в войну. И по злой иронии Британцы будут нашими союзниками.
— Тьфу, в гробу я видел таких союзников! — слишком уж эмоционально воскликнул адмирал и кулаком ударил по краю кровати.
— Да уж, из британцев союзники спорные, они сами себе на уме. Это наш Николай совестливый, а с той стороны будут твари беспринципные. Для них союзники, все равно что временные попутчики, которых и обокрасть не грех. Ведь когда Ленин придет к власти, а Германия падет, то будет подписан Версальский договор, в котором Россия в качестве победителя значиться не будет. Хотя…, знаете, Ленин та еще коврижка гнилая, он сам подпишет с Германией сепаратный мир и отдаст ей почти всю Малороссию. Польша по условиям договора получит независимость, а Финляндия будет Лениным отпущена восвояси. Да и Прибалтика, вроде бы, тоже. После будет гражданская война, в которой погибнут миллионы простых людей, а страна превратится в руины. Люди будут умирать от голода.
— Боже, вы говорите ужасные вещи….
— Это еще не все…. Ленин в двадцать четвертом году подохнет от сифилиса, а после него придет Сталин. Может, слышали о таком? Он же Джугашвили. Нет? Ну, так вот, этот будет похлеще Ленина. Он хоть и восстановит страну из руин, но сделает это на крови народа. Он практически уничтожит крестьянские хозяйства, посадит по тюрьмам да лагерям миллионы людей. Расстреляет тысячи людей, под различными выдуманными предлогами, устроит кровавые репрессии. Потом в сорок первом будет еще одна война с Германией и вот тогда нас практически уничтожат. М-да…, - я замолчал на минуту, задумавшись. Макаров тоже молчал, переваривая информацию. Наконец, я продолжил: — А потом мы в сорок пятом победим немцев, выбьем с континента японцев, американцы сбросят на Японию две атомные бомбы, которые с землей сравняют Хиросиму и Нагасаки, и война закончится. И вроде бы все должно было наладиться, да только в мире начнется холодная война между нами и Америкой. И продлится она почти сорок лет. Не пугайтесь, «холодная война» это всего лишь термин. На самом деле это было не так страшно — простое противостояние с американцами по всему миру, постоянная гонка вооружений, да войны в других странах, куда обе стороны будут поставлять свое оружие и насаждать идеологию. Но вот эта-то война и подкосит большевиков и в девяносто первом страна опять развалится. В это время я уже жил и прекрасно помню ту деградацию, что постигла страну. И опять люди станут умирать от голода. Ну а потом вроде бы мы как-то выкарабкаемся и более-менее заживем. Ну а в тринадцатом году будущего века я с другом провалился сюда.