До встречи...

В последние дни я чувствую внутри бурю. Мне нравится Давид, и я хочу с ним общаться, говорить с ним и даже больше, но то, что он так демонстративно игнорирует меня, причиняет мне боль.

Антон пропал с того дня как я объявила ему о том, что хочу расстаться и лишь два раза присылал мне цветы.

Уверена, что он дает мне время, пока сам отдыхает с друзьями. Они, наверняка, советуют ему дать мне время подумать или соскучиться за ним. Но этого не произойдет. Потому что чем больше я провожу время возле Давида и его семьи, тем больше понимаю, что не хочу возвращаться к прежней жизни. Я хочу эмоций и того, что чувствую рядом с ними. Я наблюдаю за Аней и Артемом и мечтаю, чтобы мои отношения были похожими на отношения этих двоих. Чтобы я могла спонтанно наброситься на своего парня при всех этих людях и крепко его поцеловать, а он кричать и бросать инструменты, когда злится на меня, а потом обнимать до хруста костей.

Сегодня я рисую, потому что мы с Аней, наконец, определились чего она хочет. Но мне пришлось ждать, когда в кофейне никого не будет, чтобы заняться рисованием, потому что я дико стесняюсь этой части моей жизни.

— Ух ты! — я подскакиваю на стуле и роняю кисточку, когда слышу голос позади себя. Оборачиваюсь. Давид с восхищением разглядывает то, что я уже успела нарисовать. — Ты рисуешь?! — он переводит взгляд на меня, я чувствую, как мои щеки заливает румянец. — Очень красиво!

Я поворачиваюсь к нему и наблюдаю за тем, как он поднимает упавшие кисти и протягивает мне. Когда я забираю их, наши пальцы соприкасаются, не знаю было ли это случайно или намеренно. — Что ты здесь делаешь? Я думала, что закрыла дверь, как ты вошел? — я оглядываюсь на дверь.

Давид поднимет руку и показывает мне ключ — Аня дала мне ключи, я кое-что привез — он небрежно указывает на что-то, и я смотрю туда. Несколько коробок стоят у входа, я даже не слышала, как он вошел и поставил их, потому что была так увлечена процессом.

Давид дарит мне полуулыбку, когда я снова смотрю на него и щурится, когда наши взгляды сталкиваются. Я чувствую приятное волнение и вздрагиваю, когда он протягивает руку и убирает прядь моих волос за ухо, а потом касается своими холодными пальцами моей щеки. — Ты такая красивая, когда увлечена рисованием — шепчет он, у меня от него мурашки — и ты испачкалась в краске, красавица! — я еще больше краснею от того, как загораются его глаза и перехватываю его руку. Беру его ледяные пальцы в свои.

— У тебя холодные руки, — шепчу я, а потом добавляю едва слышно — детка. — он напрягается, шумно выдыхает и широкая улыбка растягивает его губы. Он качает головой, а потом выдергивает свои пальцы из моей хватки и кладет руку мне на затылок. Медленно наклоняется ко мне и прижимается своими губами к моим.

11

Давид целует меня, и в этом поцелуе нет ничего нежного. Наш поцелуй такой интенсивный, будто это то, чего мы оба хотели долгое время.

Совсем не похож на тот, что мы разделили прежде. Его язык изучает меня, а губы пожирают. Я отвечаю ему с той же интенсивность, и обнимаю его за шею, сильнее притягивая к себе.

Руки Давида блуждают по моему телу, и как только он забирается ко мне под футболку, я дергаюсь и ойкаю ему в губы.

— Твои пальцы просто ледяные. — говорю я ему в губы, пока пытаюсь поймать свое дыхание. Я по-прежнему крепко обнимаю его и утыкаюсь виском ему в щеку. Мне нравится эта близость, и я не хочу его отпускать.

Давид ничего не говорит, но вытаскивает руки и теперь прижимает меня к себе за талию. Он задыхается, так же как и я. Понятия не имею, сколько мы так простояли, прежде чем он медленно отстранился, бросая на меня свой фирменный взгляд.

Не знаю, как так получилось, но Давид волнует меня намного сильнее, чем я думала, и этот поцелуй сделал все только хуже.

— Не смог удержаться — наконец говорит он мне, когда отходит на несколько шагов и склоняет голову, изучая меня. Я чувствую, как горят мои щеки. Я молча смотрю на него в ответ. Я испытываю смущение под таким пристальным взглядом.

— Ты собираешься продолжать? — спрашивает Давид и кивает в сторону стены, на которой я рисовала, когда молчание между нами становится неловким. Я неуклюже оглядываюсь на стену. — Ты здорово рисуешь. Знаешь, — он продолжает смотреть на меня не отрываясь, я снова ловлю его взгляд. В этих бледно-голубых глазах можно утонуть, если не быть осторожной. — ты только и делаешь, что удивляешь меня с тех пор как я тебя заметил. — он смотрит на меня ожидая, что я продолжу, но я не могу. Я стесняюсь.

— Я продолжу, когда ты займешься своими делами. Или уйдешь. — говорю я и неуклюже делаю шаг назад. Разворачиваюсь и начинаю перекладывать кисточки, прислушиваюсь к его движениям, но он, кажется, продолжает просто стоять. Смотрю на него через плечо.

Давид усмехается — Я планирую остаться здесь, и увидеть как ты закончишь. — он наконец обращает свое внимание на стену — Получается очень красиво, должен сказать, что это прекрасная идея — он прищуривается, когда осматривает меня, замечая, что я определенно не планирую продолжать при нем свою работу. — Знаешь, если это было какое-то таинство, то должен признаться, что я его нарушил. На самом деле, я здесь достаточно давно, просто ты была так увлечена процессом, что не услышала меня. Я тоже не решался тебя прервать. Ты совсем другая когда рисуешь. — он дарит мне свою фирменную полуулыбку и я краснею. Ему нравится то, что я рисую, и он просто стоял и наблюдал за процессом, в то время как человек, который назывался моим парнем не видя ни одной моей работы обозвал её мазней.

Стоит ли говорить что прямо сейчас я еще раз убедилась в том, что сделала правильный выбор порвав с Антоном. — Давай, детка, продолжай. Я бы хотел тебе помочь, но творческая жилка в нашей семье досталась другим. — он протягивает руку, хватает меня за запястье и притягивает к себе. В этом движение не было никакой нежности, но мне так это понравилось.

Я опускаю глаза на наши руки и снова замечаю его татуировку. Протягиваю руку и касаюсь её пальцами. Она удивительная и кажется мне довольно глубокой. Намного глубже, чем просто рисунок. Я провожу пальцами по каждой линии, и кажется, Давид не дышит. Поднимаю на него глаза, он не улыбается, с прищуром следит за моими движениями.

— Кто сделал твою татуировку?

— Тёмыч, но он всего лишь нарисовал, потому что я никогда не сделал бы что-то прекрасное. Он очень точно изобразил то, что было в моей голове — говорит Давид и опускает рукав своей толстовки, словно пытается от меня закрыться. — Так, что на счет тебя? такое ощущение, будто ты стесняешься того, что рисуешь.

— Я действительно стесняюсь. Мне не по себе, когда кто-то смотрит на то, как я работаю — почти шепчу я. Он усмехается.

— Хочешь сказать, что просто прячешь такой талант? Серьезно? — я чувствую в его голосе осуждение и смотрю на него в упор. Он ничего обо мне не знает, как он может осуждать меня. — Жизнь чертовски странная штука, знаешь — продолжает он, не давая мне возможности что-либо ему сказать. — Ника учиться в музыкальном. Ну, она потрясающе играет на гитаре. Когда она сказала, что хотела бы связать свою жизнь с музыкой мы с братьями стали работать над тем, что бы у неё это получилось. Мы многое сделали, чтобы этот потрясающий талант не превратился в обычное хобби, когда она за праздничным столом развлекает своих друзей, которые просят чтобы она сыграла одну из любимых песен. — он шумно выдыхает и я вижу в его взгляде что-то странное — У твоего отца достаточно денег, чтобы подарить тебе весь мир живописи. — он дарит мне полуулыбку. — А ты рисуешь в одиночестве, и краснеешь, как будто это что-то ужасное.

— Отец меня не поддерживает — бросаю я прежде, чем успеваю подумать. Он кажется совсем не удивлен. Его красивые брови лишь на мгновение взлетают вверх, а потом снова опускаются. Он больше ничего не говорит, он разворачивается и направляется к тем коробкам, что принес ранее и несет их за обновленную барную стойку. Я выдыхаю и решаю продолжить работу.