Инквизиtor

Мысленно окунулся в воспоминания детства. Его однажды уже спасали из воды. Тогда это был брат. Только и толкнул его в воду со спины тоже он, потом испугался или сжалился и вытащил на берег. Апостол отчётливо помнит, как в мути пруда вокруг поднимались пузыри, а он расслабленно шёл ко дну с открытыми глазами. Его топила не вода, а осознание предательства брата.

Мальчик не рассказал родителям о случившемся, но воспринимать близкого по крови человека как прежде, уже не мог. Каждый раз в играх, исключая возможные риски членовредительства со стороны старшего, Петя ждал удара исподтишка все проведённые вместе годы после. Поэтому возможность уехать в Облачный город учиться, после окончания школы, была воспринята им как шанс.

С братом они так и не поговорили: в какой момент произошла такая перемена в нём и в чём была причина? Долгие годы искал ответ в себе. До того случая на воде, брат любил его, всегда заботился и стоял за него горой. После того спасения другом для Апостола стал соседский мальчик ‒ Веня, а когда оказалось, что в город они приехали вместе, какое-то время дружили, общались. Вениамин часто в деталях описывал Петру то, что наблюдал, когда брат толкнул Апостола в спину, поддерживая в переживаниях о предательстве, в минуты слабости тогда ещё молодого Петра.

Странно, почему в этот раз рядом оказался этот лысый? Мужчина не хотел напрягать свой мозг в попытке сопоставить факты, потому что те голоса в голове, которые стали причиной аварии, наводили на мысли: его объективная реальность перестала быть предсказуемой. Он чувствовал себя беспомощным. Без попыток вычислить неведомого врага.

Радовало одно: он спас людей, хотя и угрозой для них был тоже он. Лопатки ломило от пережитой трансформации. Сведя их принудительно вместе движением плеч, плотнее вжался в мягкую спинку дивана. Раздумья о необходимости завершить службу в отделе впервые вызвали у мужчины приятные эмоции. До этого Апостол готов был уничтожить любого, кто мог посягнуть на его место.

Он устал сопротивляться и нести на себе груз ответственности. Если те, кто повесил пакет с крысой, хотели его казни, сегодня ему чудом удалось выжить. Но нет гарантий, что в следующий раз удача будет на его стороне. За годы службы Пётр превратился в магнит для идиотов, фильтр, который всегда первым получает удар под дых от тех, кто хочет пробить систему. Если буря начиналась, флюгер его активизировался первым. Сегодня без предупреждений крыша Апостола дала течь. Как он может сохранить подчинённых, если утратил способность к самообороне? Карлики, крысы, голоса, танцы в баре… Он сходит с ума? Но ведь безрассудный лишиться разума уже не способен. Система перемолола его давно. А что, если, мысли об увольнении ― это озарение? Он ходил бы по улицам, пил кофе с любимой женщиной на веранде, растил детей. Мужчина наблюдал взросление своей дочери на экранах гаджетов. И этого уже не исправить.

Посетитель за столиком напротив сосредоточенно пережёвывал кусок мяса, жир стекал с уголков губ. Заметив взгляд Апостола на себе, демонстративно оскалился, прорычав. Когда Пётр только пришёл в отдел, такие явления ходили по улицам бесконтрольно, сейчас каждый знает правила. На это ушли годы работы и сил. Но проще ли ему самому жить с навязанной способностью, отличать щенков от ящеров? Он сам ‒ эксперимент системы, вложивший свои сверхспособности в своды правового поля.

Тайные встречи

Анна любовалась кольцом, которое подарил ей Мирон. За предыдущие две недели они встречались почти каждый вечер, но свидания проходили у него дома. Почему? Он скрывает её от других или из-за Петра? Более того, за это время девушка почти не выяснила никаких новых деталей, которые были для неё причиной их встреч с самого начала. Она отклонилась от намеченной цели по выяснению степени осведомлённости отдела о свойствах энергии ведьм. Пётр дал бы гораздо больше полезной информации. Не стоило ей переключаться на Мирона из-за своих личных симпатий и резко менять методы работы! Но её тянет Мирону с непреодолимой силой. Что это? Желание узнать о том, как связаны они в прошлой жизни, или Аня утратила способность к самоконтролю и позволила себе полюбить? Они перестали ссориться и допускать колкости в отношении друг друга, но он по-прежнему оставался замкнутым. Те редкие ночи, которые она проводила дома, незримое присутствие его аромата и мысли о нём ― неразрывно были частью её новой жизни. Они счастливы рядом, но зачем это всё, если привычка вызовет боль при расставании? Девушка чувствовала, как на смену её рациональному подходу и аналитике в ней просыпались нежность и светлое чувство Любви.

Она не может себе позволить довериться полностью. Случай с другом отца научил её многому: мужчинам нельзя доверять. Отношения, которые были до Мирона, лишь подтверждали это убеждение, делая Анну сильней. До исполнения её мечты оставались небольшие нюансы с оформлением документов для выезда за границу, но проснулось новое чувство, которое меняло восприятие мира. В ней словно что-то встрепенулось, зашевелило фибрами души, скидывая слой пыли с возможности испытывать эмоции. И кто же она в итоге? Железная леди, поддавшаяся на контроль мужчины, или напуганная ласковая девочка, играющая роль железной леди все эти годы. С ним она чувствовала себя живой.

***

Мирон сидел в кабинете Апостола, начальник разительно изменился после дня Купалы, проявляя несвойственные ему человеческие качества. Пётр Сергеевич мог спокойно беседовать о темах, которые не касались рабочих моментов: в нём растворились жёсткие интонации и острое реагирование на ситуации.

― Мне сегодня сообщили, что дело блогера закрыто. Можем выдохнуть спокойно, ― сообщил он, непринуждённо листая журнал «Охота и рыбалка»

― Вам сообщили итоги расследования? ― удивился подчинённый в ответ. Начальник никогда ранее не позволял себе отсутствие осведомлённости в деталях.

― Это не было работой нашего отдела. Мы чисты и этого достаточно! ― резюмировал Апостол, дав понять, что содержимое журнала его интересует больше. ― Ты свободен. Вызову, когда понадобишься.

После того, как Мирон вышел за дверь, Пётр Сергеевич встал, прикурил сигарету, подошёл к окну. У Вадима оставалось меньше недели, чтобы убедить начальника в своей правоте. Зачем держать подозреваемого в рамках? Мнимая свобода принесёт свои плоды. Пётр не сможет никогда простить проникновения в своё сознание и найдёт виновных, учитывая, что он мог погибнуть в тот день.

***

«Есть предлог нам встретиться опять» ― написал Мирон сообщение Анне с телефона, который приобрёл специально для связи с ней. «Какой?» ― пришло ответное СМС. «Я никогда не катался на каруселях. Мне страшно! Нужно чтобы ты держала за руку. В 20 часов спускайся, заеду за тобой». «Договорились!» ― пришёл ответ от Ани. Улыбнулся, убрал телефон в карман.

Подъезжая к своему дому, заметил: небо затянулось серыми тучами. Ехать на харлее не стоит. Пора прокатить девочку с комфортом на своём спорткаре. Мирону нравилось удивлять Анну ― это вошло в привычку. Он готов был ради восторга в её глазах раскрываться с новых сторон. Никто никогда в жизни не реагировал так на его возможности. Казалось, что в этих маленьких моментах её похвалы, мужчина получал концентрат своих непрожитых эмоций от достижений. Она кардинально отличалась от женщин, которых знал он ранее. Порой в этих мыслях он забывался, что есть причины, по которым не может ей доверять. Вспомнив это, тщетно попытался заземлиться, убеждая себя в том, что девушка ― ведьма. Его увлечение ей, не более чем чары, и ему необходимо сохранять контроль над собой. А вдруг, в какой-то другой реальности, не как сотрудник отдела, он смог бы раскрыться, отпустив попытки удержать свою эту привычную суету? Отгонять от себя эти мысли прочь помогала матчасть. Зазубренный до дыр «Молот ведьм», там же чётко описываются подобные состояния. А верен ли он, этот «Молот ведьм»? К чему привело следование его канонам в историческом смысле? Легко в голове держать теоретическую базу, но когда на практике наступает необходимость отличить Любовь от мороки... Есть ли она, эта Любовь? Каждый раз, когда он смотрел на Анну, пытался найти внутри себя ответ на этот вопрос. Но ведь если бы не было этого чувства, никто бы из нас не появился на Свет и род человеческий прервался бы уже давно.