Инквизиtor

Мы с мамой проснёмся рано,

Тихонько нарядим ёлку.

Шары, мишура, гирлянды,

Успеть надо много столько.

Порадовать в светлый праздник

Гостей и любимого папу

И нам Дед Мороз проказник.

В мешке принесёт подарки.

Носочки для тёти Маши,

И галстук для дяди Миши,

Пусть все пожелания ваши

Мороз в свой блокнот запишет.

Девочка кивнула головой, дав знак, что стихотворение закончилось. Взрослые зааплодировали.

― Анюта, откуда у тебя такое стихотворение? ― спросила тётя Маша.

― Это мама написала.

― Какие вы у меня замечательные! ―папа подхватил девочку на руки, подкидывая высоко.

Подошёл к маме, поцеловал её.

― Беги, там под ёлкой, стоят твои подарки, ― торжественно сообщил он дочери.

Шли годы, Анюта пошла в первый класс, мама настаивала на том, что девочке необходимо играть на музыкальном инструменте. В их доме появилось фортепиано. Аня увлечённо отнеслась к идее, старательно записывала ноты, изучала нотную грамоту и мечтала играть обязательно так, как в передачах, которые мама смотрела по телевизору, восторгаясь. Папа хвалил Анюту за успехи в школе и таланты в музыке. Во втором классе музыкальной школы, новая преподаватель сольфеджио относилась к стремлению девочки иначе. Она раздражалась каждый раз, когда Аня совершала ошибку, ворчала и называла девочку бездарностью. Анна не хотела огорчать родителей рассказами о том, как проходят её уроки, интерес к музыке постепенно сходил на нет. После того как преподаватель стукнула Аню по пальцам линейкой из-за перепутанного легато со стаккато, девочка решила, что больше никогда не подойдёт к инструменту. Объяснив родителям, что просто перехотела играть.

Родители уважительно отнеслись к выбору ребёнка. Взамен музыки пришло искусствоведение. Мама доставала из книжного шкафа увесистые книги с картинами художников и подолгу рассказывала о направлениях в изобразительном искусстве и художественных композициях. Аня всегда думала, что все семьи живут так, как её семья, пока не стала ходить в гости к друзьям. На праздничных днях рождения над девочкой посмеивались, когда она просила сервировочный нож и салфетку. Но Анюта всегда была уверена, что в их доме правильный порядок, а других просто этому не учили. Девочка приняла решение: ей необходимо приносить свои индивидуальные столовые приборы на праздники. В первый раз, когда она достала свой нож и вилку из аккуратно свёрнутой хлопковой салфетки, дети и их родители приняли это не похвалой, а ухмылками и подшучиваниями. Не смотря на это, Анна продолжала сохранять осанку и свои предпочтения в этикете. Друзья со временем стали относиться спокойно к особенностям девочки. Анюта отстояла своё право реализации манер, привитых в семье.

Когда Анне исполнилось четырнадцать лет, она влюбилась. По-простому, как влюбляются обычные школьницы. В тот период заброшенное пианино привлекло внимание с новой силой. Она начала играть. Не по нотам, не по правилам, просто по настроению. Пальцы сами находили нужные клавиши, рождались грустные мелодии. Играла она украдкой, когда дома никого не было. Однажды папа пришёл с работы раньше, зашёл в комнату и стоял, молча, наблюдая со спины за тем, как дочь играет. Когда Анна остановилась, отец не выдержал.

― Где ты этому научилась? ―удивлённо спросил он.

Аня обернулась. В выражении лица папы она увидела восхищение, которого не встречала раньше. Искреннее, удивлённое, невероятно вдохновляющее. Девочка почувствовала ярко оттенки эмоций. Это было и радостно, и грустно одновременно. Радостно, потому что она смогла пробудить такую реакцию, грустно, потому что для Ани все восхищения ей раньше взрослыми превратились в маски. Её обманывали, но зачем? В тот день девушка для себя поняла, что не всегда стоит верить тому, что происходит вокруг. Внимательней стала присматриваться к мимике родителей, к друзьям. Меньше говорила, больше слушала. Наблюдала, но всё так, же упрямо носила с собой в свёртке сервировочный нож и вилку. Если её считали ненормальной, почему бы не быть ей? Это же лишает необходимости лицемерить.

Родители посчитали, что у девочки начался переходный период. Влюбленность к мальчику прошла, как только она увидела, что он улыбается не только ей по-особенному, теперь Анюту больше привлекали хулиганы. У них всегда мимика соответствовала ситуациям и словам. Только вот отношений хотелось всё меньше. Девушка замечала, как папа иногда отводит глаза в газету, с ухмылкой, после того, как говорит маме: «Да, дорогая!». А мама меняется в настроении резко после возвращения мужа с работы и превращается в другого человека. Аня решила для себя: отношения – это контракт, в котором каждый актёр играет свои роли. Разрушение иллюзорности восприятия мира, как по пикселям, рассыпало выстроенную в сознании Анны картину. Она росла в теплице, где был свой климат и правила, только стояла эта теплица среди города, в котором живут обычные люди, которые приходят полюбоваться на происходящее в их доме, как на кукольный театр. Находила причины, по которым перестала выходить к гостям. Её стали раздражать сюсюканья и терзание её щек вместо приветствия. Она перестала делать замысловатые причёски, старательно наглаживать вязанные крючком воротнички. Отправилась в парикмахерскую и для удобства срезала длинные по пояс волосы в модное каре. Она стояла там, в салоне красоты и смотрела на шелковистые золотистые пряди, которые лежали на грязном полу. Но у неё не возникло сожаления, напротив, почувствовала освобождение и непривычную лёгкость в голове.

Дома приняли преображение Анны с грандиозным скандалом. Сначала ругалась мама, а Анна наблюдала спокойно за тем, как женщина обретает свои истинные черты, много лет сдерживаемые необходимостью быть покладистой. Потом папа, но для него хотя бы аргументом весомым стало признание дочери, что ей неудобно было носить длинные волосы. «Ну и ладно, отрастут!» ― сменил папа гнев на милость, приступая к ужину. Мама не приняла лояльный подход отца к поступку дочери. А у Ани уже крутился в голове следующий пункт плана преображения своей жизни. Она записалась в спортивную секцию на борьбу. Маму трясло от негодования, со всей накопленной усталостью от необходимости играть роли. Она выкидывала в дочь массу бранных слов и ругани.

Папа одобрил выбор дочери. Так в их доме постепенно рассыпаться начали не только пиксели в сознании Анны, но и пошатнулась важная часть фундаментальных основ нереализованных маминых желаний стать балериной и жить с графом, или что она ещё там мечтала в детстве? Дочь неизбежно отдалялась от семьи, обретая новых друзей среди ребят с секции по борьбе. На фортепиано она продолжила играть, взяв с папы обещание, что он никогда не расскажет об этом маме, чтобы та не повела её за руку в консерваторию или не кричала всем знакомым, что девочка гениальна, и обязательно надо послушать, как она музицирует. Старательно сложенный свёрток с вилкой и ножом в белой накрахмаленной салфетке остался в прошлом. Анюте нравилось собираться с ребятами после тренировки и отправляться в ближайшую пиццерию. Девочка стала приходить домой поздно, под шипение матери о том, что она «шлюха» и позорит их с отцом, делала уроки и ложилась спать.

Вопреки всем прогнозам мамы о том, что Анна скатится в школе и не сможет сдать выпускные экзамены, успеваемость девушки была выше средней. Наступил последний год обучения в школе. Отец заблаговременно договорился со знакомым, о том, что дочь поступит в местный университет на факультет журналистики.

В тот день родителей не было дома, раздался звонок, Анна подошла к воротам: услышав знакомый голос друга отца, отомкнула. Выпивший мужчина прошёл во двор.

― Папа дома? ― потрепав за щеку девушку, уверенно шагал в сторону дома.

― Нет, ― ответила Анна.

― А мама?

― Тоже дома нет, позже будет.

― Я подожду, угости чаем, ― мужчина, опираясь локтём о дверной проём, снимал неуклюже ботинки.

Прошел на кухню, по-хозяйски сел за стол. Анна поставила чайник, насыпала заварку в фарфоровый заварник, достала коробку конфет. Поставила перед мужчиной чашку с блюдцем.