Страница 4 из 41
– Папа, ты правда так считаешь? – переспросила Луиза с надеждой. – И ты тоже? – Она обернулась к Кларе.
Клара утёрла глаза. Незачем старшей сестре знать, что она плакала.
– Конечно, – подтвердила она. – Мама правильно сделала, что оставила платье тебе. Ты само совершенство. Все в один голос со мной согласятся.
Луиза стёрла с Клариных щёк разводы слёз и порывисто обняла сестрёнку.
– Ты тоже будешь настоящим совершенством, – заверила она. – Я сама приведу тебя в порядок перед тем, как пойти на праздник к Дроссельмейеру, и мы обе явимся настоящими красавицами – ведь маме именно этого и хотелось.
Клара обняла сестру в ответ. Но в глубине души девочка чувствовала, что её мир рушится.
Яйцо перекатывалось у неё на коленях, Клара ощущала его тяжесть. Она покосилась на подарок. Если ей только удастся открыть ларчик, возможно, она получит какое-то послание от матери. Оставалось только цепляться за эту надежду.
Ей необходимо отыскать ключ.
– Пойдём, – позвала Луиза. – Мы причешем тебе волосы и подберём красивое платьице и самую лучшую пару туфелек. Мы же идём на праздник.
Глава 2. Клара
Очень скоро Клара и её семья уже катились по лондонским мощёным улицам в конном экипаже. Клара смотрела, как окно понемногу заметает снегом. Они проехали мимо какого-то дома, где на крыльце стояли мама с малюткой-дочкой, а группка колядующих распевала для них святочные гимны. Никто не обратил на них внимания; одна только Клара заметила, как ласково мама поглаживает дочь по волосам.
Клара вздохнула и снова сосредоточилась на ларчике у неё на коленях. Тряский экипаж подпрыгивал на камнях, но пышные оборки лавандового вечернего платья не давали хрупкому сокровищу упасть. Для праздника у Дроссельмейера Луиза одолжила сестре одно из своих лучших платьев. А ещё расчесала Кларе волосы и уложила их в безупречную причёску. Клара украдкой потрогала локоны. Ощущение было совсем другое, нежели когда причёску ей делала мама, – слишком туго всё заколото. И ногам в туфельках на высоком каблуке, надетых по настоянию Луизы, неудобно. А вот когда одеваться к празднику у Дроссельмейера ей помогала мама, она всегда умела расчесать колтуны в спутанных Клариных волосах нежнейшим прикосновением. И по секрету от всех разрешала дочке надеть разношенные, удобные туфли, чтобы не натирали мозолей. Клара, бывало, спрашивала маму, хорошо ли выглядит, и мама всегда отвечала: «Конечно, моя умница, конечно, родная. Ты прекрасна и внутри и снаружи как никто другой». Клара так скучала по утешающим, ласковым касаниям материнских рук! Таким чутким и осторожным – и вместе с тем уверенным, спокойным и надёжным... ведь это руки изобретателя и механика!
А теперь Клару утешала лишь тяжесть сумочки с инструментами: девочка тайком прихватила её с собой. Она достала пинцет с острыми концами и снова принялась ковыряться в замке.
– Клара, ты взяла с собой инструменты на праздник?! – От зорких глаз Луизы ничто не укрылось.
– Но мне же надо открыть подарок, – отозвалась Клара, аккуратно вращая остриём пинцета в крохотной замочной скважине. Нет, не срабатывает.
Девочка покрутила изящное яйцо в руках и поднесла к свету, чтобы разглядеть повнимательнее – экипаж как раз проезжал мимо уличного фонаря. Тут-то она и заметила витиеватую букву «Д», выгравированную на торце.
– «Дроссельмейер»! Это же его подпись! – охнула Клара. Если ларчик сделан её крёстным, тогда у него наверняка и ключ найдётся!
– Вот мы и приехали! – внезапно возвестила Луиза.
Все трое детей как по команде высунулись из окон экипажа – полюбоваться видом на величественную усадьбу Дроссельмейера в роскоши рождественского убранства. Пышные гирлянды, обвивая островерхие крыши башенок, протянулись от балконов до контрфорсов. Изо всех окон струился тёплый свет, алые и золотые китайские фонарики освещали подъездную аллею к изукрашенным чугунным воротам с вензелем «Д». К тому времени метель стихла, кусты и деревца стояли, припорошённые мерцающим инеем. Словно картинка из сборника сказок! «В каком чудесном месте росла мама – неудивительно, что у неё было такое живое и богатое воображение!» – подумала Клара. Как и каждый год, Клара, запрокинув голову, любовалась печными трубами на крыше. Их было не меньше дюжины, и каждая выдыхала дым – верный знак того, что сердце дома бьётся подобно надёжной и неутомимой машине.
Экипаж остановился перед воротами. Но никаких привратников там не оказалось. Ворота начали открываться сами по себе.
– Смотрите, смотрите! – изумлённо воскликнул Фриц. – А откуда они знают, что мы приехали?
– Пневматика, – объяснила мальчику Клара.
– Что ещё за невматика? – не понял Фриц.
Клара наклонилась к брату и показала в окно:
– Видишь вон то устройство? К нему подсоединены механические руки, они контролируют петли ворот. Экипаж всей своей тяжестью давит на «подушку» перед воротами – и механизм приходит в движение.
Глаза Фрица вспыхнули от изумления.
– Магия! – выдохнул он.
– Право слово, Клара, где ты только всего этого набираешься? – полюбопытствовала Луиза, пока семья выходила из экипажа. Клара уже собиралась задиристо ответить, что прочла об этом в одной из книжек Дроссельмейера, но, по счастью, все разговоры о пневматике разом позабылись, едва отец с дочерьми переступили порог дома.
Усадьба Дроссельмейера была убрана в стиле, который иначе как эклектичным никто бы не назвал. На ярко-красных с позолотой стенах висели сокровища, привезённые крёстным из путешествий по всему миру: индийские гобелены, африканская керамика, китайские драпировки. В выставочных нишах затаились нефритовые драконы; на расписных декоративных столиках и в шкафчиках красовались свёрнутые в трубочку древние свитки. Даже прихожая представляла собой настоящий музей континентального искусства и всяческих диковинок, по случаю Рождества украшенный традиционными ветками остролиста и венками, увитыми алыми лентами. Это смешение сокровищ со всего мира и типично рождественского убранства завораживало.
Слуги забрали у Штальбаумов верхнюю одежду, ловко развесили её на крючки, закреплённые на конвейерной ленте, и механизм – раз! – и унёс все пальто в гардеробную где-то в глубине дома.
– Ух ты! – выдохнул Фриц.
У дверей парадной залы дежурили лакеи в белых перчатках: они поимённо объявляли новоприбывших. Многие приглашённые уже приехали. В бальной зале толпился народ: по-рождественски наряженные гости танцевали, веселились, смаковали портвейн. Слуги разносили на золотых блюдах пирожные и шампанское. Дети заливались смехом: запряжённые восьмёркой заводных оленей механические сани, доверху нагруженные подарками, словно взмывали в воздух. А в самом центре, пламенея алым и золотым, красовалась высоченная рождественская ёлка. Только она и освещала просторную залу, однако сияла она ярче, чем любая люстра с тысячью миниатюрных газовых рожков.
– Невероятно, – пробормотал мистер Штальбаум. – Дроссельмейер в который раз превзошёл сам себя.
– Ты его видишь? – шепнула Клара брату, оглядывая толпу.
– Дроссельмейера? – переспросил Фриц. – Нет. Погоди-ка... а это не он?
Мальчуган указал на фигуру высокого мужчины с пышной гривой седых вьющихся волос: ещё немного – и он окончательно затеряется в толпе.
– Да, он, – кивнула Клара.
И с этими словами она, незаметно ускользнув от семьи, прошмыгнула мимо лакея и нырнула в толпу. Девочка краем уха слышала, как от дверей объявляют имена Штальбаумов, в том числе и её собственное, но ей было не до церемоний. Ведь она, можно сказать, послана с поручением. От мамы.
Кое-кто из гостей неодобрительно оглядывался на девочку, когда она случайно наступала кому-нибудь на ногу, но вот наконец Клара нагнала седовласого старика.
– Крёстный! – тронула она его за рукав.
Старик обернулся, и лицо у Клары вытянулось. Перед девочкой стоял краснолицый незнакомец в плохо подогнанном парике – в свете свечей парик этот и впрямь напоминал пышную шевелюру Дроссельмейера. Увы, это был не её крёстный.