Маневры

Фрагмент 1 дополненный

Фрагмент 1

Глава 1

г. Коломыя

военный городок

17 апреля 1981

пятница

Сегодня пятничным вечером, на партийном бюро нашего полка, которое проходило в большом классе предназначенном для командирской подготовки,мы собрались обсудить и принять решение по крайне важному вопросу: «Помощь молодым офицерам — первостепенная задача коммунистов полка».

Присутствовали: начфин полка, капитан Вязовскин— секретарь партбюро, командир полка, полковник Сталинин. Матвей Степанович принял полк совсем недавно, и вопрос о чести ввереного ему полка был для него не просто важен, а архиважен. До этого он служил на должности начальника штаба танкового полка в соседней дивизии, и замещая так некстати попавшего в госпиталь своего командира, сумел отличиться — полк под его командованием блеснул на учениях, и его назначили командиром к нам. Они расположились за длинным столом, на котором обычно раскладывали карты, который располагался на небольшом возвышении. Немного в стороне устроился командир лучшего взвода лейтенант Бак, мой подчиненный, которого регулярно привлекали в бюро, чтобы заранее вырастить себе смену, заранее натаскивая по всяким партийным делам. А также комбат-2 майор Лозицкий, инженер полка капитан Чуватин, начарт полка подполковник Воронов, командир лучшей роты Шакирзянов и я — командир самоходного артдивизиона подполковник Нечволодов.

Кроме членов бюро были также в обязательном порядке приглашены замполит Пшеничный и секретарь комсомольской организации лейтенант Селицкий, которые по заведенной не знаю кем традиции также устроились в импровизированном президиуме.

Все собравшиеся готовились именно к этому собранию, советуясь предварительно по этому вопросу со своими сослуживцами. Проблема с тем, что некоторые молодые офицеры, не тянут службу давно уже начала беспокоить командование полка. Опытные офицеры отчетливо понимали — момент упущен. А в работе с людьми — как в бою: упустишь время — обязательно жди неприятностей. При прежнем командире, тихо саботирующем эту проблему каши сварить так и не смогли.

По негласному партийному правилу первое слово предоставили по просьбе Вязовскина замполиту подполковнику Пшеничному.Его действительно краткая информацию о состоянии работы с молодыми офицерами растянулась буквально минут на пять, но проблему, которую он осветил в своем выступлении была им описана ярко, выпукло и конкретно. Постоянно сталкиваясь по роду службы с замполитовским племенем, я как и многие офицеры наших вооруженных сил их откровенно недолюбливал. Но Пшеничный был первым замполитом, которого я зауважал, именно как политработника. Было в нем что-то такое... Словами этого не передать. Как высказалась моя жена, когда мы с ним познакомились у кого-то в гостях: «мужчина с харизмой».

После его выступления первым попросил слова начарт подполковник Воронов.

— Главная причина всех бед у молодых офицеров — это прежде всего отсутствие опыта. — сказал он густым, сильным голосом, который явно сдерживал. — В училище им дают только военные знания. А вот практический опыт они приобретают самостоятельно, уже непосредственно в полку.

Причем каждый молодой офицер начинает открывать свою Америку заново, так сказать персонально. Он идет не проторенной дорогой, которую мы уже прошли набивая шишки, а пробивается сам, где-то параллельно, а где-то и отставая. И я не видел еще не одного офицера, который бы не набив этих самых шишек, продвинулся по службе, обогнав более опытных своих коллег. Почему, понимая все это, мы допускаем такое? Ведь скоро придет время — мы уйдем из армии и соответственно унесем с собой этот богатый, я бы даже сказал бесценный опыт, а пришедшие из училищ лейтенанты так и будут разбивать себе лбы и садиться голой жопой на кактус! По-моему, надо создать какой-то практический курс у нас в полку.

— У меня к вам два вопроса… — не удержался я и полез махать шашкой. — Первый… что конкретно вы предлагаете внести в предложенный вами курс? И второй, не кажется ли вам, что по большому счету это надо начинать еще в училище?

Пока наш начарт собирался с мыслями, свою позицию начал высказывать командир полка:

— Не могу согласиться с вами, Вениамин Николаевич, в том отношении, что мы опыт не передаем, — заговорил Сталинин. — А уставы? Уставы — если вы не в курсе и есть обобщения долголетнего и как правило кровавого опыта! В них собраны и расписаны все детали и тонкости службы: и внутренней, и караульной, и дисциплинарной практики, и самое главное — боевых действий.

— Это, конечно, так, — согласился Воронов и тут же добавил: — Но есть еще что-то такое, чего нет в уставах. Понимаете, оно в нас! — Начарт эмоционально прижал обе руки к своей груди. — Мы носим это в себе, и если не передадим накопленный нами практический опыт, то унесем в конце концов его в могилу!

— Ну на все случаи жизни рецептов не напасешься, — с гаденькой усмешкой высказался Вязовскин, имеющий круглое и опухшее лицо, как будто по нему топтались ногами. Там, где у нормальных людей были обычные округлые или миндалевидные глаза, у этого редкого представителя человеческой расы присутствовали лишь узкие щелки и больше ничего...

Пока я размышлял об анатомических особенностях секретаря партбюро, он вдохновенно продолжал:

— Это, пожалуй, даже хорошо, что каждый офицер накапливает опыт самостоятельно. Пусть иногда и шишку на лбу набьет — лучше запомнится! — Вот умеет Лешенька вещать к месту сказанными, правильными словами, этого у него не отнять. Тем временем его вещание не прекращалось: — Но... приобрести опыт побыстрее, уметь брать из опыта полезное, драгоценное — в этом мы должны помочь каждому молодому офицеру!

Тут руку поднял комсорг полка Селицкий.

— Пожалуйста, Николай Владимирович, — солидно сказал Вязовскин, и лейтенант слегка покраснел от приятного ощущения своей солидности — его обычно не называли по имени-отчеству. Коля Селицкий заметно волновался, мялся, но все же решился: — Мы не раз ставили вопрос о работе с молодыми офицерами, вы у нас были, товарищ капитан, помните, Шаркова разбирали? — сказал Селицкий, обращаясь к Вязовскину. — Вы тогда посоветовали воздержаться от исключения.

— Помню, — сказал секретарь. — глядя на капитана, меня посетила веселая мысль, что ему пожалуй даже щеки для важности надувать не надо. Зная его склонность к метеоризму, может его щеки распирает так казать от унутреннего давления? В реальность меня вернул громкий голос комсорга: