Страница 8 из 141
— До чего же порядочный человек ваш муж, сударыня!
Положение г-жи д’Этьоль упрочилось с первого дня: к 9 июля 1745 года, то есть менее чем за три месяца, прошедших после приятельского ужина, на котором присутствовали герцог Люксембургский и г-н де Ришелье, король написал ей уже восемьдесят писем.
Эти письма запечатывались печатью, которая несла на себе слова: «скромен и предан».
Пятнадцатого сентября того же года, в шесть часов вечера, г-жа д’Этьоль была представлена ко двору принцессой де Конти, домогавшейся этой чести.
Подобно герцогине де Шатору, г-жа д’Этьоль начала с того, что стала побуждать любовника принять на себя командование армией, если откроются военные действия, но, будучи хитрее герцогини, не просила позволения сопровождать его в походе.
Несмотря на смерть Карла Альбрехта, последовавшую 20 января 1745 года и позволившую нам признать Марию Терезию, война началась снова, причем с большим ожесточением, чем прежде: правительства северных держав хотели уменьшить наше дипломатическое влияние, они хотели ослабить нашу страну.
Сложилась полная коалиция: к англичанам и австрийцам присоединились голландцы; это опять была та самая лига, против которой боролся Людовик XIV, против которой боролся Людовик XV, против которой предстояло бороться впоследствии Республике и Империи и против которой мы будем бороться снова в самом скором времени.
Англичане предприняли большие усилия: они высадили на побережье Голландии двадцать английских и шотландских батальонов и двадцать шесть эскадронов; к англичанам присоединились пять ганноверских полков, состоявших из пятнадцати тысяч человек, и шестнадцать усиленных эскадронов; Соединенные Провинции выставили двадцать шесть батальонов и сорок эскадронов; наконец, Австрия послала восемь эскадронов легкой кавалерии и венгерских гусар.
Кроме того, принц Карл держал на Рейне армию из восьмидесяти тысяч человек, численность которой в самом скором времени должна была быть доведена до ста двадцати тысяч.
Командовал англичанами, голландцами и ганноверцами герцог Камберлендский.
Французское правительство, со своей стороны, творило чудеса, чтобы сформировать достойную армию. К несчастью, у нас недоставало в это время двух крупных военных организаторов: граф де Бель-Иль и шевалье де Бель-Иль, посланные для переговоров в Берлин, были там арестованы и препровождены в Англию; тем не менее было сформировано сто шесть батальонов, семьдесят два полных эскадрона и семнадцать вольных рот.
Эта армия, получившая название Фландрской, была поставлена под командование маршала Саксонского.
К несчастью, маршал Саксонский страдал водянкой. Когда в Париже увидели, что он едва волочит ноги, и все стали говорить ему о его слабости, он сказал в ответ лишь одно:
— Речь не о том, чтобы жить, а о том, чтобы отправиться в путь.
И в самом деле, он прибыл в армию почти умирающим.
Седьмого мая король был в Понт-а-Шене. На другой день он поехал осмотреть поле битвы, выбранное маршалом; положение обеих армий было таково, что неприятель был вынужден или принять сражение в том месте, какое выбрал маршал, или позволить ему овладеть Турне.
Несомненно, подобный выбор мог сделать только великий воин: все было приготовлено для победы, все было предусмотрено на случай поражения; то была изрытая оврагами, зажатая между Фонтенуа и лесом Барри равнина, которая, расширяясь затем, позволила нашей линии развернуться примерно на три четверти льё.
Расположенная таким образом, наша армия упиралась правым флангом в Антуан, а левым — в лес Барри; весь ее фронт, в центре которого находился Фонтенуа, был покрыт редутами. Антуан, укрепленный более всего, был окружен преградами из срубленных и наваленных деревьев; кроме того, батарея из шести шестнадцатифунтовых орудий, стоявшая по другую сторону Шельды, могла обстрелять с фланга любую армию, которая попыталась бы выйти на равнину, отделяющую Антуан от Перонна; что же касается правого края леса Барри, то он был защищен двумя редутами, расположенными достаточно близко от Фонтенуа, так что огонь их орудий скрещивался с огнем орудий из Шавиля. А так как Антуан можно было атаковать только со стороны долины Перонна и так как вступить в соприкосновение с французской армией можно было не иначе, как преодолев теснину Фонтенуа, то, с какой бы стороны неприятель ни появился, он должен был ради сомнительной победы подставить себя под угрозу поражения.
Кроме того, на случай неудачи, маршал Саксонский построил перед мостом у Калонна, единственным, по которому можно было переправиться через Шельду, предмостное укрепление с двойным кронверком и поставил там шесть тысяч человек свежего войска. Если бы опасность стала неотвратимой, то король и дофин должны были бы отступить по этому мосту, за укреплениями которого армия, как бы тесно ее ни преследовали, вполне могла соединиться.
Союзные войска, со своей стороны, разделились на два корпуса, чтобы сражаться одновременно в двух пунктах, где заранее была намечена атака. Молодой князь Вальдекский со своими голландцами угрожал Антуану; англичане и ганноверцы под предводительством герцога Камберлендского готовились преодолеть теснину Фонтенуа и образовали огромный полукруг около французской армии, упираясь левым флангом в Перонн, а правым — в Барри. Обе армии употребили весь день 10 мая и всю следующую ночь на то, чтобы расположиться нужным образом.
Король провел весь день 10 мая у маршала, который по его категорическому приказанию оставался в постели. Маршал был болен водянкой, дошедшей уже до третьей стадии своего развития, но отказался от пункции жидкости, опасаясь, как бы эта операция, приняв плохой оборот, не помешала ему присутствовать при сражении. Тем не менее, имея большую надежду на успех грядущей битвы, он был очень весел. Король, со своей стороны, был полон уверенности и спокойствия. Разговор зашел о битвах, в которых французские короли участвовали лично. Король напомнил присутствующим, что со времен битвы при Пуатье ни один король не участвовал в сражении вместе со своим сыном и что со времен Тайбурской битвы, выигранной Людовиком Святым, ни один из его потомков не одержал значительной победы над англичанами, так что теперь следовало разом отыграться за то и другое.
Людовик XV покинул маршала Саксонского в одиннадцать часов вечера и вернулся к себе вместе с дофином. Они провели ночь в одной комнате. В четыре часа король поднялся и отправился лично будить графа д’Аржансона, военного министра, которого он тотчас же послал к маршалу, чтобы получить от него последние распоряжения. Граф д’Аржансон застал маршала лежащим в плетеной ивовой повозке, в которой тот мог вытянуться, как в постели, чтобы не слишком уставать заранее и без пользы; маршал намеревался сесть верхом лишь в тот момент, когда начнется сражение. Маршал велел передать королю, что он обо всем позаботился и что тот может приехать. Король, переночевавший в Калонне, сел верхом и вместе с дофином переехал мост у Калонна, а затем расположился возле Ла-Жюстис-де-Нотр-Дам-о-Буа, примерно в трех четвертях льё от этого моста и в пятидесяти шагах позади нашей третьей боевой линии.
В пять часов утра маршалу доложили, что неприятель начал движение.
Тогда он приказал отвезти его на первую линию, которая расположилась следующим образом: девять батальонов охраняли Антуан с левой стороны вплоть до оврага Фонтенуа; другие пятнадцать батальонов составляли левое крыло и растянулись за лесом Барри вплоть до Горена; вся кавалерия занимала позади фронт, равный фронту пехоты: за центром и левым крылом — в две линии, за правым крылом — в одну линию; батальон партизан, которых называли грассенцами, был размещен в лесу Барри: они должны были служить застрельщиками.
Маршал Саксонский приблизился на расстояние пушечного выстрела к противнику, чтобы изучить его позицию. В это время к нему подъехал маршал де Ноайль, намереваясь дать ему отчет о сооружении укрепления, которое он приказал построить ночью с целью соединить первый редут правого фланга с деревней Фонтенуа. Герцог де Грамон, племянник маршала де Ноайля, находился позади него на лошади. Маршал Саксонский выслушал рапорт, все одобрил и, видя, что сражение вот-вот начнется, приказал маршалу де Ноайлю вернуться на прежний пост. Тогда маршал де Ноайль, повернувшись к племяннику, сказал ему: