Страница 73 из 141
И вот, когда философы заручились поддержкой государей, когда, по словам Вольтера, философия одержала полную победу и ему удалось раздавить гадину, он украдкой, мало-помалу, перешел от религии к королевской власти, от алтаря к трону.
Но вот что удивляет во всем этом и доказывает, что его подталкивает рок и что ему поручена миссия, которую он исполняет: Вольтер любит королей, Вольтер любит монархию; особенно любит он аристократические милости, которые исходят от трона; дворянский титул, полученный им во Франции, делает его счастливым; камергерский ключ, полученный им в Пруссии, переполняет его восторгом; поэтому всю первую половину своей жизни он занят тем, что восхваляет монархов — Людовика XIV, Генриха IV, Карла XII, Петра I, Екатерину II и Фридриха; поэтому он пишет Мармонтелю письма вроде следующего:
«Принимая во внимание покровительство со стороны г-на де Шуазёля и г-жи де Помпадур, Вы можете без опаски посылать мне все письма. Всем известно, что мы любим короля и государство, и это не у нас такие люди, как Дамьен, слышали бунтарские речи… Я осушаю болота, строю церковь и возношу молитвы за короля. Мы бросаем вызов всем янсенистам и всем молинистам, предлагая им превзойти нас в преданности королю… И потому, любезный друг, король должен знать, что философы преданнее королю, чем все фанатики и лицемеры его королевства». (13 августа 1760 года.)
Подобное изложение своих роялистских убеждений Вольтер адресует не только Мармонтелю. Взгляните на следующую выдержку из письма Гельвецию (оно датировано 27 октября 1760 года):
«Выгода короля состоит в том, чтобы число философов возрастало, а число фанатиков уменьшалось. Ведь мы спокойны, а все эти люди смутьяны. Мы граждане, а они подстрекатели. Верные слуги короля возьмут верх в Париже, в Воре и даже в Делисе».
Тьерио, философ-экономист, посылает ему «Теорию налогов».
«Я получил “Теорию налогов”, — пишет ему в ответ Вольтер. — Теория эта заумная, нелепая, и все подобные теории появляются весьма некстати и способны внушить иностранцам, что мы не имеем денежных средств и что оскорблять нас и нападать на нас можно безнаказанно. Но таковы уж эти забавные граждане, эти забавные друзья людей! Пусть они приедут, подобно мне, на окраину королевства, и тогда они быстро изменят свои убеждения. Они поймут, насколько необходимо чтить короля и государство. Право, находясь в Париже, все воспринимаешь превратно».
Таким образом, приведены три доказательства вместо одного. Их можно было бы привести и пять, но нам кажется, что трех будет вполне достаточно.
Но обождите. Наступает день атаки на королевскую власть. Вольтер, невзирая на все свои уверения, ответит на боевой клич; одним из первых он выйдет на ристалище; впрочем, уже давно он нападал на королевскую власть, атакуя ее в своих стихах, как в театральных пьесах, так и в посланиях; но у поэзии свои вольности, у рифмы свои нужды.
Некий академик из Марселя отправил ему письмо с приглашением посетить дочь древней Фокеи.
«Я принял бы Ваше приглашение, — отвечает ему Вольтер, — будь Марсель все еще греческой республикой, ибо я очень люблю академии, но ку да больше люблю республики. Счастлива страна, где наши повелители приходят к нам и не сердятся, если мы не приходим к ним!»
Как видим, Вольтер придерживается мнения д’Аламбера: он действует постепенно, идет вперед шаг за шагом. Он еще не проклинает монархии, но уже любит республики. Мы проследим за тем, как будут развиваться его республиканские взгляды.
Вот письмо д’Аламбера, доказывающее, что он идет вперед тем же шагом, что и учитель; оно датировано 19 января 1769 года и адресовано Вольтеру:
«Вы любите свободу и разум, мой дорогой и прославленный собрат, ибо невозможно любить одно, не любя другое. Так вот, имеется один достойный философ-республиканец, которого я рекомендую Вам и который поговорит с Вами о философии и свободе: это г-н Дженнингс, камергер короля Швеции, человек, пользующийся величайшим уважением и величайшей славой у себя на родине. Он достоин того, чтобы Вы свели с ним знакомство, и сам по себе, и в силу его восторженного отношения к Вашим сочинениям, которые так способствовали распространению двух этих чувств среди тех, кто достоин испытывать их».
Что вы скажете об этом философе-республиканце, одновременно являющемся камергером короля Швеции?
И не думайте, что Вольтер заблуждается по поводу участи, которую деятельность философов уготовила будущему.
Прочтите следующую выдержку из письма маркизу де Шовелену и скажите мне, ошибся ли этот пророк несчастья.
«Все, что я вижу, сеет семена революции, которая произойдет неминуемо и свидетелем которой я не буду иметь удовольствия стать. Французы всегда запаздывают, но в конце концов приходят к цели. Мало-помалу свет настолько распространится, что все вспыхнет при первом же поводе, и тогда начнется такая славная кутерьма!
Счастливы молодые люди: они увидят замечательные события!»
Это письмо датировано 2 марта 1764 года.
Таким образом, за двадцать шесть лет до того, как эта славная кутерьма началась, Вольтер предвидел ее; за двадцать шесть лет до того, как эти замечательные события произошли, Вольтер предсказал их.
Посмотрите, что двадцать шесть лет спустя, в субботнем номере от 7 августа 1790 года, говорит «Французский Меркурий», давая разбор книги «Жизнеописание Вольтера» Кондорсе:
«По-видимому, можно заранее изложить те причины, по каким человечество останется в вечном долгу перед Вольтером. Нынешние обстоятельства дают для этого прекрасный повод. Нельзя увидеть все то, что он сделал, но именно он сделал все то, что мы видим. Просвещенные наблюдатели, те, что сумеют написать историю, засвидетельствуют тем, кто умеет размышлять, что главным творцом этой великой революции, которая удивляет всю Европу и которая распространяет во все стороны надежду для народов и тревогу для королевских дворов, является, бесспорно, Вольтер. Именно он первым обрушил самый грандиозный оплот деспотизма: церковную и поповскую власть. Если бы не было уничтожено иго священников, никогда не было бы уничтожено иго тиранов. Они вместе тяжелым грузом давили на наши головы, и, когда первое из них было сброшено, вскоре должно было быть сброшено и второе».
Ну а теперь к этой работе могучей энциклопедической троицы, работе каждодневной, беспрестанной, согласованной в своем поступательном движении и похожей на работу военного инженера, который может сказать, в какой именно день осаждаемый им город будет вынужден сдаться, мысленно присоедините частную работу Руссо, Бейля, Реналя, Гельвеция, Гримма и барона Гольбаха, и у вас будет точное представление о том содействии, какое философы оказали революции, историю которой мы намереваемся написать.
Но не думайте, что, когда эта работа, наполовину тайная, наполовину явная, совершалась, она не повергала в ужас те сословия государства, каким на протяжении долгих веков вменялось в обязанность защищать монархическую форму правления как охранительницу общества. И прежде всего это касается духовенства, начисто лишенного веры и нравственности, но не лишенного прозорливости. Его предостережения, его соображения, его предсказания следуют одно за другим.
Для начала пробегите глазами следующие жалобы. Правда, они адресованы г-ну де Ломени, архиепископу Тулузскому, которому, чтобы стать отличным архиепископом, недостает лишь одного: веры в Бога.
«Мы не станем повторять, — говорили Людовику XV епископы на ассамблее 1765 года, — что Ваше Величество имеет безотлагательный интерес остановить развитие новой философии, пагубными плодами которой являются только что заклейменные нами труды и которая перещеголяла философию, похороненную Евангелием, и возродилась из ее праха, но не для того, чтобы восстановить культы и жертвоприношения, и не для того даже, чтобы довольствоваться ложной мудростью языческого Рима и Афин, а для того, чтобы разрушить и унизить все то, что свято для людей.
Ваше Величество чересчур хорошо осведомлены о тех выгодах, какие приносит народам христианская религия, а главное, о той мощной поддержке, какую она оказывает власти королей, чтобы не воспринимать безбожие, пытающееся разрушить ее, как самое большое бедствие, которое может постичь нынешнее царствование.