Страница 66 из 141
В это время один лишь Господь Бог знал, во что должен был обойтись этот альянс Франции и ее королю.
Вероятно, у Наполеона случилось какое-то помутнение в глазах, когда сорок лет спустя он в свой черед взял в жены дочь цезарей и ценой потери своей популярности в 1810 году и своего трона в 1814 году приобрел приятную возможность сказать: «Мой бедный дядюшка Людовик Шестнадцатый!»
Вот такой была в политическом отношении Франция, утратившая свои владения в Индии и свои владения в Америке.
Ну а теперь скажем о том, какой она была в духовном отношении.
В этом плане дело обстояло так: король, знать и духовенство уничтожили нравственность, философы уничтожили религию.
Людовик XV подал пример любовных связей низкого пошиба; до него короли Франции думали об уважении к себе, выбирая любовниц.
Любовницами Генриха IV были Габриель д’Эстре, маркиза де Верней, Шарлотта де Монморанси.
Любовницами Людовика XIV — мадемуазель де Лавальер, г-жа де Монтеспан, г-жа де Ментенон.
Людовик XV начинал так же, как они; но от герцогини де Шатору он перешел к г-же д’Этьоль, а от г-жи д’Этьоль — к Жанне Вобернье.
Несчастная Франция, отданная в руки таких особ, как Помпадур и дю Барри!
Вот послушайте, какую эпитафию народ сочинил своему королю:
Почиет здесь возлюбленный Бурбон.
Монархом был пригожим он,
За уголь честно денежки платил,
Хоть выгоду в лабазах находил.
Посмотрим теперь, в каком состоянии пребывает знать. Да, она еще насчитывает сорок три кресла герцогов-пэров в Парижском парламенте. Одни только Ришелье имеют там три таких кресла: Ришелье, Фронсак и д’Эгийон; Роганы — тоже три: Монбазон, Шабо и Субиз; Шеврёзы — два: Люин и Шон. Но как поддерживают они свой ранг, эти последние наследники великих родов Франции? Они женятся на дочерях финансистов. Это называлось унавозить свои земли. Или же бросаются в коммерцию. Можно вспомнить о происходивших в годы Регентства тяжбах герцога де Ла Форса, имевшего три бакалейные лавки. Граф де Лораге был фабрикантом фарфора; герцог де Шуазёль торговал портупеями и шлемами; г-н де Майбуа держал лесной склад, а г-н де Гемене поступил и того лучше: он обанкротился.
Однако при этом они содержали куртизанок, которые обходились по тысяче луидоров в месяц; усыпали бриллиантами известных актрис и имели удовольствие слышать, как в лицо им распевают песенку:
Буйон, всем храбрецам пример,
Страдает по мамзель Ла Герр:[15 - Певица из Оперы, с огромным успехом выступавшая в «Осажденной Цитере». (Примеч. автора.)]
Забыв о прочих всех утехах,
Мечтает к ней скорей поехать.
Ей-Богу, презанятен камергер —
Кричит, как юный кавалер:
«Да, я люблю Ла Герр,
Ей-ей,
Люблю Ла Герр!»
Покинув Оперы партер,
Летит Буйон к мамзель Ла Герр.
Да кто ж в такую чушь поверит?
И все же он не лицемерит!
Особая в ней прелесть есть —
В других такую не обресть!
Короче говоря, она Ла Герр,
Ей-ей,
Она Ла Герр!
Дюрфору подавай Дюте —
Ее так дивны фуэте;
Субиз же, что ни говори,
Безмерно любит Ла Прери,
Но наш Буйон, кто ради короля
Готов крутить любые вензеля,
Предпочитает всем Ла Герр,
Ей-ей,
Одну Ла Герр!
Более того, главный упрек, который знать бросала Людовику XV, состоял вовсе не в том, что он брал себе в любовницы женщин из мещанской среды, девушек из простонародья и даже публичных девок, а в том, что он не брал себе любовниц из благородных семейств и тем самым лишал ее исключительного права, которое, как она полагала, ей принадлежало.
И потому, когда стало известно о создании Оленьего парка, со всех сторон посыпались просьбы от матерей и отцов, расхваливавших своих дочерей, и от братьев, расхваливавших своих сестер. У вас это вызывает сомнение, не правда ли?
Тогда прочтите письмо некоего кавалера ордена Святого Людовика; оно сохранилось до нашего времени все в тех же архивах полиции. Этот любопытный документ даст представление о степени разложения тогдашнего общества лучше, чем все то, что мы могли бы сказать по данному поводу.
Письмо адресовано лично г-ну Беррье: вы ведь еще помните г-на Беррье, бывшего министра?
«Ваше сиятельство!
Отец семейства, дворянин, чей род происходит от парижских эшевенов, возведенных в дворянство два столетия тому назад, и чьи предки никогда не совершали ничего неподобающего, обращается к Вам, охваченный горячей любовью к священной особе короля, дабы известить Вас о том, что ему посчастливилось быть отцом девицы, являющейся подлинным чудом красоты, свежести и здоровья. Прилагаемые при сем справки докторов, хирургов и врачей послужат Вам доказательством сказанного; кроме того, свидетельства двух повивальных бабок удостоверяют несомненную девственность этого милого ребенка.
Льщу ли я себя чрезмерной надеждой, Ваше сиятельство, домогаясь для моей третьей дочери, Анны Марии де Мар***, которой исполнилось пятнадцать лет, права вступить в благословенное заведение, где обучают особ ее пола, предназначенных для пылкой любви нашего короля?
О Ваше сиятельство, какой приятной наградой за мою тридцатичетырехлетнюю службу в качестве капитана полка М*** и за службу двух старших братьев моей возлюбленной дочери, один из которых служит офицером во флоте, а другой состоит чиновником в Высшем совете, стала бы такая милость! Моя старшая дочь воспитывалась в Сен-Сире и вышла замуж за сьера Р***, ординарного дворянина королевских покоев. Моя младшая дочь — монахиня в монастыре *** в ***.
Возможно, возражение вызовет изрядный возраст молодой особы. Но, несмотря на свои пятнадцать лет, она обладает младенческим простодушием и до сих пор не знает о различии полов. Ее воспитала мать, достойная супруга, образец добродетелей, пример целомудрия, всегда старавшаяся сделать свою дочь пригодной для того, чтобы понравиться нашему возлюбленному королю, который обнаружит в ней бесценные сокровища, по праву ему принадлежащие.
Я буду с великим нетерпением ожидать, Ваше сиятельство, Вашего ответа. Если этот ответ окажется благоприятным, он станет благословением Божьим для целой семьи, которая всегда будет Вам слепо и страстно предана.
Имею честь быть,
Ваше сиятельство,
Вашим смиреннейшим и покорнейшим слугой,
шевалье де Мар***».
Да и в самом деле, почему бы этому славному человеку не предложить королю свою дочь? Ведь сказал же как-то раз Людовику XV один из господ д’Эстре:
— Государь, утверждают, что король возжелал мою сноху. Если это так, я надеюсь, что он не нанесет мне оскорбления, взяв в качестве посредника кого-нибудь другого, а не меня?
Откуда, по вашему мнению, проистекала великая ненависть г-жи дю Барри к г-ну де Шуазёлю?
Дело в том, что г-н де Шуазёль, побывав любовником своей сестры, г-жи де Грамон, пожелал затем сделать г-жу де Грамон любовницей короля.
И разве д’Аламбер, этот герой «Энциклопедии», подкидыш, найденный на ступенях церкви Сен-Жан-ле-Рон, не был сыном г-жи де Тансен, канониссы, и, вероятно, ее брата, кардинала де Тансена?
Ну и, наконец, разве не было на свете некоего графа Луи де Нарбонна, который состоял в свите принцессы Аделаиды и, как утверждали, мог называть Людовика XV своим отцом и своим дедом?
Мы говорили о создании Оленьего парка; согласно расчетам, там в продолжение десяти лет побывало около тысячи девушек из всех классов, всех сословий.
Во что они обошлись государству, можно увидеть в статьях экономистов.
Так остались ли среди всей этой знати люди, имевшие хоть какое-нибудь достоинство?
Их можно пересчитать по пальцам; это:
герцог де Ришелье, храбрец, внесший, однако, своим распутством большой личный вклад в упадок нравственности той эпохи;
маршал де Бриссак, отличавшийся духом древнего рыцарства, видевший, к какой пропасти все идет и утверждавший, что канцлер Мопу уничтожает у нас монархию;
герцог де Ноайль, имевший привилегию говорить покойному королю самую суровую правду;