Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 72 из 146

И потому 2 октября Станислав вступил в Данциг, сопровождаемый примасом, французским послом и графом Понятовским, за которыми следовало несколько польских вельмож.

Тем временем русские вступили в Польшу, и прямо в Праге, предместье Варшавы, вследствие заявления генерала Ласси, командующего русской армией, который от имени царицы потребовал избрания польским королем принца Августа, принц Август был избран королем.

Новость об этом избрании не удивила Станислава.

— Все это я говорил, — негромко произнес он, пожав плечами. — Но вскоре ему тоже придется испытать верность тех, кто его избрал.

Вслед за тем он объявил жителям Данцига, что покидает их город и возвращает им данное ему слово.

Однако жители Данцига воспротивились отъезду короля.

Поэтому русская армия двинулась на Данциг, и 20 февраля 1734 года началась осада города.

Следует сказать, что наряду с этой частной проблемой возник важный общеевропейский вопрос.

Король Станислав представлял польский народ.

Принц Август представлял русское и немецкое влияние.

Провозглашение принца Августа королем влекло за собой будущий раздел Польши.

Франция приняла сторону короля Станислава совсем не на авось и не наобум.

Во имя своих собственных интересов, общих с интересами Испании, ей было необходимо сокрушить могущество Австрии в Италии.

Ей было необходимо воздвигнуть преграду Российской империи, начиная с этого времени угрожавшей вторжением в Европу.

Такой преградой являлись Швеция, Польша и Пруссия.

Швеция и Пруссия обещали быть нейтральными.

Избрание Станислава королем Польши служило продолжением политики Карла IX, поддержавшего избрание Генриха III, и Людовика XIV, поддержавшего избрание принца де Конти.

Находясь в Варшаве, Станислав мог одновременно наблюдать за Петербургом и Веной.

Вот такие соображения и вовлекли Францию в эту войну, хорошо начатую, но плохо поддержанную, причем плохо поддержанную в особенности тем, кто имел наибольший интерес поддерживать ее, то есть Станиславом.

Став во главе войска, пусть даже и совершенно разлаженного, и призывая поляков к оружию во имя польского патриотизма, король Станислав мог собрать пятьдесят тысяч человек.

С этими пятьюдесятью тысячами человек он мог противостоять русским, защищать свою столицу, ждать помощи от Франции и, если и погибнуть, то, по крайней мере, погибнуть сражаясь.

Но Станиславу было более пятидесяти лет, и он никогда не был человеком решительным. И потому, пряча свое малодушие под покровом человеколюбия, он заявил, что не желает обеспечивать себе корону за счет жизни своих подданных и ставить себя в положение, когда его восшествие на престол будет ознаменовано пролитием их крови.

Такой ответ подобал священнику, но не солдату.

В итоге, как мы уже сказали, Станислав отступил в Данциг, чтобы ждать там помощи от Франции.

Между тем граф Миних присоединился с десятитысячным подкреплением к генералу Ласси и взял на себя командование осадой Данцига.

Данциг был полностью обложен, и началось его бомбардирование. Вскоре в городе стал ощущаться голод.

Но Франция обещала прийти на помощь. И, поскольку Франция еще не имела тогда привычки нарушать свое слово, осажденные ждали этой помощи, не теряя уверенности в том, что она придет.



И вот, наконец, на горизонте показался белый французский флаг; однако все береговые батареи находились в руках русских. Господин де Ла Мот, командовавший французским флотом, не отважился подвергнуть свои корабли риску почти неизбежного уничтожения. Впрочем, возможность подобных обстоятельств предвидели, и в этих обстоятельствах французский флот должен был остановиться у Копенгагена и договариваться о своих дальнейших действиях с г-ном де Плело, французским послом в Дании.

Луи Робер Ипполит де Бреан, граф де Плело, принадлежал к тому прекрасному и благородному бретонскому племени, которое никогда не торгует своей честью. Это был молодой человек тридцати четырех лет, поэт, ученый и дипломат, публиковавший свои астрономические изыскания в "Сборнике Королевской академии наук", а свою легкую поэзию — в "Подборке человека со вкусом".

Ему стали известны от г-на Ла Мота, командующего эскадрой, инструкции, которые тот получил от г-на де Флёри и г-на де Морепа, и он понял, что если возможность защищать Данциг еще имеется, то необходимо сделать все, для того чтобы ввести туда первое подкрепление, за которым вскоре последует второе; если же Данциг взят, то заниматься надо лишь одним, а именно, спасать короля Станислава.

Но Данциг взят не был, и, следовательно, требовалось ввести в него присланное подкрепление.

Это подкрепление состояло из полутора тысяч человек.

Речь шла о том, чтобы атаковать с этими полутора тысячами человек сорокатысячное войско и прорваться в город.

Если внимательно перечитать историю наших войн, то становится ясно, что невозможное легче всего пускает ростки в голове француза.

При виде сложившегося положения г-н де Ла Мот спасовал.

Однако граф де Плело взял все на себя, заявив, что он сам берется командовать французскими войсками и руководить высадкой десанта.

Господин де Ла Мот переложил всю ответственность на посла и направил флот к Данцигу.

Флот прорвался сквозь перекрестный огонь артиллерии и встал на рейд Данцига.

Граф де Плело высадился со своим отрядом на берег, атаковал русскую армию и пал убитым.

Он предвидел такую развязку, но, во имя французской чести, счел своим долгом попытаться сделать то, что осуществить было невозможно.

Когда г-н де Плело был убит, его отряд отступил, сохраняя полный порядок, и французский флот вернулся в Копенгаген.

Как всегда и бывает во время военных неудач, для Франции у этого поражения имелась блистательная сторона, увековечивающая неудачу наравне с победой.

В то самое время, когда французский флот вернулся в гавань Копенгагена, из Франции прибыло второе подкрепление живой силой. Благодаря этому второму подкреплению удалось собрать отряд численностью в две тысячи человек, выходцев из Фландрского графства и Артуа.

Никто не скрывал от офицеров, собравшихся на военный совет, серьезности положения Данцига, чтобы они приняли решение сами.

Все офицеры заявили, что, где бы ни оказались вместе две тысячи французов, они не могут отступить перед врагом, сколь бы многочисленным он ни был, и, если флоту не удастся прорваться к городу, они захватят береговые форты с помощью мушкетного огня.

К тому же им нужно было исполнить святой долг: спасти жизнь короля Станислава.

Так что французский флот вновь показался возле устья Вислы, однако на этот раз, что было совершенно невероятно, он прорвался сквозь перекрестный огонь батарей и, под приветственные возгласы горожан, с распущенными парусами вошел в гавань Данцига.

Однако речь шла уже не о том, чтобы сражаться с русскими, а о том, чтобы спасать короля Станислава Лещинского, за голову которого была назначена награда.

Станислав принял решение остаться в Данциге и разделить судьбу его защитников, как вдруг стало известно, что форт Вейхсельмюнде капитулировал. Эта капитуляция заставила город подумать и о собственной капитуляции, и король Станислав сам объявил жителям Данцига, что он возвращает им слово полечь под стенами города, которое они ему дали.

Королю оставалось лишь выяснить, каким образом он сможет покинуть город, который был окружен со всех сторон русской армией и окрестности которого на три льё кругом были затоплены водой.

Все предлагали ему планы побега. Графиня Чапская, супруга померанского воеводы, говорившая по-немецки так же хорошо, как на своем родном языке, и полностью доверявшая некоему человеку, преданность которого ей уже доводилось проверять и который прекрасно знал местность, предложила Станиславу разделить с ним опасности его путешествия, переодевшись крестьянкой и выдавая его за своего мужа.

Было предложено еще одно средство: оно состояло в том, чтобы встать во главе сотни решительных людей и прорваться сквозь ряды врага. Однако трудность состояла не в том, чтобы найти сотню таких людей, их нашлось бы и тысяча; но как предпринять подобную попытку в затопленной местности, да еще с линиями обложения, перекрывающими все проходы? Так что этот план был отброшен, как и предыдущий.