Страница 29 из 146
Ах, что за разница, мой Бог:
Вокруг меня — унылое гнильё,
А в памяти — красавец Ришельё!
Пока мадемуазель де Валуа пыталась свыкнуться со своим мужем, король подписал декларацию, наделавшую много шума.
Это был запрет высказывать что-либо против буллы «Unigenitus», а также поддерживать любые противные ей мнения и распространять их.
Впрочем, мы уже упоминали эту папскую буллу.
Скажем теперь несколько слов о том, что она собой представляла. Разъяснение не будет занятным, и потому мы оттягивали его сколько могли. Однако теперь отступать более нельзя, и нам следует покончить с ним.
Булла «Unigenitus» датируется царствованием Людовика XIV; это сочинение папы Климента XI, обнародовавшего ее в 1706 году.
Она провозглашает верховенство папы над епископами; верховенство, основанное на том, что папа является наместником Иисуса Христа, а прочие прелаты подчиняются великому понтифику.
Булла была направлена прежде всего против опубликованной за год или два до этого книги «Моральные размышления по поводу Нового Завета» отца Кенеля, главы партии янсенистов; в этой книге утверждалось, напротив, что епископы получают благодать непосредственно от Иисуса Христа.
Господин де Ноайль и восемь епископов-янсенистов, друзей отца Кенеля, оспорили буллу, заявив, что, согласно ясному и определенному тексту Евангелия, они получили свою власть не от верховного понтифика, а от Иисуса Христа.
То было время, когда никто не знал, как развлечь Людовика XIV, и его развлекали этой распрей.
Вскоре вся Франция разделилась на янсенистов и молинистов. За этим последним словом скрывалось слово «иезуит».
В тот момент, когда король уже вот-вот должен был испустить дух, преследования, которым он подвергал янсенистов, снова пришли ему на ум. И он отказал кардиналу де Бисси в просьбе выступить с последней декларацией против янсенистов.
— Я сделал все, что мог, — сказал он, — дабы установить мир между вами, и не смог добиться этой цели. Прошу Господа даровать вам его.
Незадолго до своей смерти Людовик XIV снова обратился с этим делом к папе и попросил его обнародовать апостольскую конституцию, которая сурово осудила бы воззрения отца Кенеля, поддержанные г-ном де Ноайлем.
Король заверил папу в полнейшей покорности французского духовенства его установлениям. Папа выпустил буллу, которую у него просили; но, никоим образом не находя во французском духовенстве той слепой покорности, какую обещал Людовик XIV, Климент XI обнаружил в нем огромное противодействие; к несчастью для папы и для короля, это противодействие исходило от людей, более всех прославившихся своими добродетелями и своими познаниями.
Как мы уже сказали, король умер, не успев завершить это важное дело, так что в годы Регентства оно возобновилось с еще большей активностью.
Партия, в которую входили герцогиня Менская, герцог де Вильруа, Безон, Бисси и лично Дюбуа, метивший в кардиналы, встала на сторону папы.
Видя, что свободы галликанской церкви находятся под угрозой, Сорбонна и четыре епископа воззвали к церковному собору.
Именно в этот момент регент запретил что-либо говорить, писать и публиковать против буллы «Unigenitus».
Внезапно, в самый разгар этих религиозных скандалов, разразился скандал куда более громкий.
Дюбуа метил в кардиналы, и, исключительно для того, чтобы устранить все препятствия на его пути к этой цели, г-н де Тансен был послан в Рим. В 1718 году Яков III Стюарт, находившийся в изгнании в Риме, где он умирал с голода, предложил Дюбуа кардинальскую шапку, если тот будет выплачивать ему пенсион, распоряжение о котором сделает регент. Однако Дюбуа понимал, что принять кардинальскую шапку от претендента на английский престол означает уронить себя во мнении короля Георга; и потому он отказался от предложения Якова III, хотя и сохранив его письмо, чтобы воспользоваться им в случае надобности.
Между тем, вследствие смерти кардинала де Тремуя, стала вакантной должность архиепископа Камбре. Эта должность приносила доход в сто пятьдесят тысяч ливров и, кроме того, была важной ступенью к кардинальскому сану.
Дюбуа рассудил, что настал час использовать письмо, полученное им от Якова III. Он отправил его Нерико-Детушу, поверенному в делах Франции в Лондоне, приказав ему предъявить это письмо королю Георгу и попросить английского монарха рекомендовать регенту на эту должность его, Дюбуа, создателя Четверного альянса. Детуш явился на аудиенцию, вручил королю Георгу упомянутое письмо и высказал его величеству просьбу Дюбуа.
Король Георг рассмеялся.
— Государь, — произнес Детуш, — подобно вашему величеству, я понимаю всю странность этой просьбы, но я крайне заинтересован в том, чтобы она имела успех, ибо, если это случится, моя карьера обеспечена, а если, напротив, она потерпит провал, то я погиб.
— Но как, по-твоему, — спросил его король Георг, — протестантский монарх может вмешиваться в назначение архиепископа во Франции? Регент посмеется над такой рекомендацией и отложит ее в сторону.
— Простите, государь, — промолвил Детуш. — Регент посмеется над ней, это правда, однако он примет ее во внимание: во-первых, из уважения к вашему величеству, а во-вторых, потому что это покажется ему забавным.
— Тебе это доставит удовольствие? — спросил король.
— Да, государь.
— Тогда давай.
И он подписал ходатайство, которое на всякий случай заготовил Детуш и которое было послано регенту в тот же день; одновременно Дюбуа был уведомлен о том, что оно отправлено.
На другой день после того, как регент должен был получить рекомендацию, подписанную королем Георгом, улыбающийся Дюбуа появился на утреннем выходе герцога Орлеанского.
— Что случилось, и с чего это вдруг у тебя такое веселое настроение? — поинтересовался принц.
— По правде сказать, монсеньор, мне приснился забавный сон.
— И что же тебе приснилось?
— Мне приснилось, что вы дали мне должность архиепископа Камбре.
— Черт побери, аббат! — произнес регент, поворачиваясь к нему спиной. — Признаться, ты видишь весьма нелепые сны.
— Вот как! А почему бы вам не сделать меня архиепископом, как кого-нибудь другого?
— Выходит, ты серьезно меня об этом просишь?
— Вполне серьезно, монсеньор.
— Так вот мой ответ, аббат: ты не сегодня ночью грезил, а сейчас грезишь.
И он во второй раз повернулся к нему спиной.
Аббат чересчур поторопился и пришел на день раньше, чем следовало: депеша короля Георга задержалась и прибыла лишь вечером.
На следующий день Дюбуа явился к регенту, как и накануне.
— Ну так что, монсеньор, какое решение мы примем по поводу архиепископства, которое я просил у вас вчера?
— Послушай, — сказал регент, — ты сильно удивил меня, когда обратился ко мне с этой просьбой; так вот, я удивлю тебя еще больше: я дам тебе эту должность.
Дюбуа взял руку регента и поцеловал ее.
Однако Дюбуа в момент рукоположения в священство был кое-чем озабочен. Дело в том, что он был женат. Обращаться за разрешением на развод к Клименту XI, у которого он рассчитывал попросить позднее кардинальскую шапку, означало усложнить положение; и Дюбуа подумал, что ему куда быстрее и куда легче устранить свидетельства этого брака.
Дюбуа поделился своими затруднениями с г-ном де Бретёем, интендантом Лиможа. Господин де Бретёй, обрадованный возможностью оказать услугу человеку, от которого зависела вся его карьера, получил от Дюбуа все необходимые сведения, касающиеся имени его жены, названия деревни, где был заключен их брак, а также года и дня, когда это произошло.
Подкованный во всех отношениях, г-н де Бретёй отправился в поездку и настолько хорошо позаботился о мерах предосторожности, что прибыл в деревню, где происходило это венчание, в весьма поздний час и остановился в доме у священника, преемника того, что венчал Дюбуа.