Карл Смелый. Жанна д’Арк

Таким образом, для возобновления военных действий был выбран благоприятный момент; Жанна со своим небольшим отрядом тронулась в путь и доехала до Ланьи, не встретив англичан. Там ей стало известно, что один храбрый, но безжалостный капитан по имени Франке д'Аррас, объединив под своим началом около четырехсот человек, совершал губительные набеги на добрых сто­ронников короля: он ни за кого, ни за мужчин, ни за женщин, не брал выкупа, грабя и убивая всех, кто не был англичанином или бургундцем; оказавшись так близко от подобного человека, Жанна не хотела оставлять его пре­ступления безнаказанными. Она выехала из Ланьи, взяв с собой примерно столько же солдат, сколько было у того, с кем ей предстояло сражаться, и на расстоянии одного льё от города встретила того, кого искала; устре­мившись прямо на противника, она тотчас атаковала его с той же энергией, какую проявляла в первые дни. Но четыреста человек из отряда Франке были отважными лучниками и стойко оборонялись; дважды своими стре­лами они заставляли отступать королевское войско, но оба раза Жанна вновь поднимала своих воинов на битву. В конце концов, Франке и его бойцы были вынуждены укрыться в маленькой крепости, почти неприступной для Девы и ее солдат, у которых не было пушек. В этот момент, к счастью для атакующих, к ним на помощь при­шел Жан де Фуко, командовавший в то время в Ланьи, вместе с частью своего гарнизона и артиллерией; так что были установлены батареи, и, как только в стене про­били брешь, начался штурм. Франке и его солдаты отча­янно сражались, но им пришлось иметь дело с еще более грозными воинами, чем они сами; кто-то из них был предан мечу, а кто-то сдался на милость победителя; капитан Франке д’Аррас оказался в числе этих послед­них.

И тогда прибыли судьи из Ланьи и бальи Санлиса, которые объявили Франке изменником, разбойником и убийцей. Со своей стороны, Жанна заявила, что это ее личный пленник и она не отдаст его никому, рассчиты­вая обменять его на сеньора де Лоре, недавно захвачен­ного врагом; на это ей ответили, что такой обмен стал невозможным, ибо сеньор де Лоре скончался в плену. Получив в этом заверения, девушка передала Франке бальи и сказала: «Делайте с ним то, что решит суд». Судебный процесс продлился две недели, и Франке, при­знавшемуся во всех своих преступлениях, отрубили голову.

Тем временем в Париже вспыхнул новый заговор; подавленный, как и первый, он, тем не менее, произвел на всех сильное впечатление, ибо чуть было не удался. Один из находившихся в Бастилии военнопленных, кото­рый заплатил свой выкуп и, будучи уже почти освобож­денным, свободно разгуливал по крепости, как-то раз обнаружил во дворе задремавшего на скамье тюремщика; он осторожно подкрался к нему и, похитив висевшую у него на поясе связку ключей, открыл камеры трех своих товарищей, после чего все четверо, вооружившись ножами и палками, напали на стражников, убив несколь­ких из них прежде, чем те успели опомниться, так что восставшие, вполне возможно, стали бы хозяевами Бастилии, как вдруг сир де л’Иль-Адан, губернатор Парижа, который в это время производил поверку постов, примчался на крики тех, кого убивали, и, верхом на коне и с секирой в руке въехав во двор, раскроил голову пред­водителю заговорщиков; другие были схвачены и, под­вергнутые пытке, признались, что хотели захватить кре­пость, чтобы передать ее сторонникам короля; приговоренные к смерти, заговорщики были обезглав­лены или брошены в реку.

Эта новость дошла до Жанны, когда та находилась в Ланьи, и девушка уже было решила идти на Париж, чтобы воспользоваться теми добрыми настроениями, какие, как она полагала, должны были вот-вот про-

явиться, как вдруг ей стала известна куда более важная новость: герцог Бургундский, в большей степени, чем когда-либо прежде, сделавшийся англичанином, прибыл с сильным войском и осадил Компьень, где комендан­том, как мы уже говорили, был сир де Флави.

И тогда Жанна решила сделать самое неотложное: она послала туда вперед себя Жака де Шабанна, Реньо де Фонтена и Сентрайля, велев им передать коменданту, чтобы гарнизон держался стойко и что она скоро при­будет. И в самом деле, отдав последние приказания, она на один день остановилась в Крепи, чтобы помолиться там, а затем, когда спустилась ночь, отправилась в Ком­пьень, куда благодаря темноте ей удалось беспрепят­ственно проникнуть, хотя город был окружен почти со всех сторон, а Жан Люксембургский, сир де Нуайель, сэр Джон Монтгомери и сам герцог охраняли главные под­ходы к крепости.

Утром Жанна отправилась в церковь святого Иакова, чтобы прослушать там мессу, как она это делала всякий раз, оказавшись в каком-либо городе. Как только стало известно, что она находится там, церковь тотчас запол­нилась людьми, особенно женщинами и детьми. Жанна стояла, опершись о колонну, опускаясь на колени в поло­женных местах службы, с благоговением молясь и все время плача. Пока длилась месса, люди лишь смотрели на Жанну, не отвлекая ее от молитвы, но, как только служба закончилась, толпа устремилась к девушке, умо­ляя разрешить поцеловать маленькое золотое колечко, которое она носила на пальце и на котором были выгра­вированы три креста и имя Иисуса; Жанна протянула свои руки этим добрым людям и, когда один из тех, кто стоял перед ней на коленях, спросил ее, почему она с такой печалью смотрит на них, ответила: «Увы! Мои добрые друзья и мои дорогие дети, я скажу вам с полной уверенностью: есть человек, который продал меня, мне изменили, и скоро я буду предана смерти. Так что моли­тесь за меня Богу, умоляю вас, ибо уже скоро я не смогу больше служить ни моему королю, ни славному Фран­цузскому королевству!» И тогда весь народ, услышав эти слова, принялся плакать и рыдать, умоляя ее назвать предателя, если он ей известен, и уверяя, что с ним тот­час расправятся. Но Жанна лишь печально покачала головой и, выйдя из церкви, возвратилась к себе, сопро­вождаемая толпой, которая еще долго оставалась стоять перед дверью ее дома, надеясь снова увидеть девушку.

Весь день Жанна провела в молитвах. Как Иисус на горе Елеонской, она, несомненно, испила из той чаши, которую ей принес некий ангел. Затем, поскольку еще накануне она приказала сопровождавшему ее отряду быть готовым к вылазке, в назначенное время, около четырех часов пополудни, к ней явился один из ее капитанов, Потон Ле Бургиньон, и доложил, что все латники готовы выступить и ждут только ее.

Жанна была одета как обычно, то есть на ней были мужские доспехи, поверх которых был наброшен корот­кий плащ из красного бархата, расшитый золотом и сере­бром; вооружена она была небольшой секирой и креп­ким мечом, отобранным ею в Ланьи у одного бургундца, ибо, как известно, с тех пор как у нее сломался меч из Фьербуа, она не желала пользоваться никаким иным мечом, кроме того, что был захвачен ею у врага. Она села на коня, взяла свое знамя из рук оруженосца, затем, перекрестившись пару раз и призвав тех, кто наблюдал за ее отъездом, молиться за нее, скомандовала Потону: «Вперед!» и, пустив коня рысью, направилась к воротам, у которых ее ждал отряд, находившийся под ее командо­ванием. В ту же минуту ворота распахнулись, и Жанна, которую сопровождали примерно пятьсот или шестьсот латников, стремительно выехала на равнину и бросилась в расположение частей сира де Нуайеля в то самое время, когда там вместе с несколькими своими конниками ока­зался Жан Люксембургский, приехавший туда осмотреть город вблизи.

Никто не мог предвидеть этой вылазки, так что вна­чале она произвела ужасающее действие: все воины сира де Нуайеля, захваченные врасплох, были безоружны, и лишь Жан Люксембургский и сопровождавшие его кон­ники попытались оказать сопротивление, в то время как отправленный ими гонец во весь опор помчался в рас­положение своей части, чтобы попросить там помощи. Тем временем французы рубили вовсю, опрокидывая на землю всех, кто сопротивлялся, и пробиваясь к палатке сэра Джона Монтгомери. И тогда все осаждающие поспешно вскочили на ноги, ибо крик: «Дева! Дева!» раз­носился с одного конца лагеря в другой, и вскоре огром­ные толпы солдат, в десять раз превосходившие по чис­ленности небольшой отряд Жанны, обрушились на него и заставили его отступить. Дева руководила отступле­нием так же, как она вела воинов в атаку, идя последней теперь, как первой тогда, и поворачивала назад каждый раз, когде ее слишком теснили, и каждый раз, поворачи­вая назал, она видела, как отступает перед ее знаменем вся эта толпа врагов. Но, добравшись до заставы земля­ного вала, она не смогла помешать возникшему в ее отряде беспорядку: каждый старался пройти первым, и там началась толчея. Жанна поняла, что если она не даст своим воинам немного времени, то половина из них погибнет в давке у ворот или будет сброшена с моста в ров. Она в последний раз повернула назад, чтобы атако­вать врага; это была ее третья атака: враг отступил. При­мерно с сотней человек, составлявших ее арьергард, Жанна стала преследовать противника, но, вернувшись назад, она обнаружила, что англичане проскользнули между ней и земляным валом; тогда она обнажила свой меч, чего еще ни разу не делала в течение всего дня, и пошла в наступление, чтобы проложить себе проход. Под этим натиском англичане были отброшены, ибо с ней, самой смелой, оставались самые отважные; но, прибли­зившись к заставе, Жанна обнаружила, что ворота заперты и что, несмотря на ее крики, никто не приходит их открывать. И тогда ей пришлось сделать попытку отступить напрямик через поле; она ринулась в тесное пространство между рекой и Компьенем, надеясь выбраться на открытое место или достичь каких-нибудь других ворот, которые ей откроют; но когда враги уви­дели, что она осталась лишь с сотней солдат, то даже самые трусливые ободрились и бросились на девушку. Атакуемая спереди и лишенная возможности отступить назад, Жанна была вынуждена остановиться и противо­стоять врагу; бой был долгим и страшным; Потон Ле Бургиньон проявлял величайшую доблесть, а Жанна совершала чудеса храбрости. Наконец, один пикардий­ский лучник, проскользнув между ногами лошадей, подо­брался к девушке, ухватил полу ее бархатного плаща и с такой силой потянул ее к себе, что всадница упала со своего коня. Тем не менее она в то же мгновение вско­чила на ноги и продолжала защищаться; но в конце кон­цов силы ее иссякли, и она опустилась на одно колено; девушка бросила последний взгляд на своих солдат: каж­дый сражался, пытаясь спасти ее, но никто не мог прийти ей на помощь; Жанна поняла, что для нее все потеряно, что роковой час, предсказанный ее голосами, настал, и отдала свой меч Лионелю, бастарду Вандомскому, пока­завшемуся ей наиболее значительной фигурой из тех, кто ее окружал.