Карл Смелый. Жанна д’Арк

Как король и говорил Жанне, из Реймса он отправился в Корбени, чтобы помолиться там на могиле преподоб­ного святого Маркульфа; после того как этот последний обряд его коронации был совершен, он, желая прибли­зиться к Парижу, решил вступить в ту провинцию, кото­рая еще и в наши дни называется Иль-де-Франсом и окружает столицу. И в самом деле, момент для подобной экспедиции был выбран донельзя удачно: регент отпра­вился навстречу войскам, которые послал ему кардинал Винчестерский; герцог Бургундский, по-прежнему не решавшийся порвать с Англией и примириться с Фран­цией, отозвал своих латников из Пикардии; наконец, герцоги Лотарингский и Барский и сеньор де Коммерси, прежде находившиеся на стороне англичан, сами при­соединились к королю во время его триумфального похода к Реймсу и снова поклялись ему в верности.

Так что едва только король въехал в Вайи, маленький городок в четырех льё от Суассона, как ему стало известно, что все идет в соответствии с его желаниями: Шато-Тьерри, Провен, Куломье и Креси-ан-Бри по одному только требованию его капитанов объявили себя французскими городами. Суассон и Лан, которым было выставлено подобное же требование как от имени короля, так и им самим, вскоре последовали этому примеру; осо­бенно отличился в этом отношении Суассон, с такой радостью призывавший короля, что тот немедленно отправился туда, дабы удовлетворить желание жителей города; из Суассона король отправился в Шато-Тьерри, а оттуда, в конце концов, — в Провен, где пробыл несколько дней, получив известие, что туда, со своей стороны, идут англичане.

И в самом деле, 24 июля герцог Бедфорд вернулся в Париж с новыми войсками, приведенными ему кардина­лом Винчестерским, а затем, располагая примерно две­надцатью тысячами воинов, выступил из столицы навстречу французской армии; со своей стороны, он про­шел через Корбей и Мелён и остановился в Монтро, так что две армии разделяло всего лишь несколько льё.

В Провене король получил письмо от английского регента. Это письмо, врученное ему герольдом, который носил имя своего господина, содержало вызов. Регент предлагал королю Франции одной битвой положить конец их долгой и кровопролитной распре. Разумеется, письмо было с великой радостью встречено Карлом VII и окружавшим его блестящим рыцарством, а потому, с большим почетом приняв английского герольда, король призвал его к себе, вручил ему новые подарки, в том числе цепь, снятую им с собственной шеи, и сказал ему:

— Ступай и передай своему господину, что ему будет нетрудно найти меня, ибо я сам ищу его и прибыл сюда из Реймса с одной лишь надеждой: встретить его.

Проделав половину пути, отделявшего его от врага, и отыскав устроившее всех воинов место для сражения, ко­роль разбил там свой лагерь, решив ждать прихода англи­чан. Едва только место было выбрано, все стали прила­гать усилия к тому, чтобы как можно лучше укрепиться на нем, и было удивительно наблюдать, как среди всех этих отважных и опытных капитанов Дева сохраняла свое командное положение, давая им столь полезные советы при проведении подготовительных работ, что герцог Алансонский, Дюнуа и Ла Гир порой отказывались от только что высказанных ими суждений и присоединя­лись к ее мнению. И все же стало очевидным, что, хотя девушка по-прежнему была преисполнена отваги, веру в победу она утратила. Когда ее спрашивали, следует ли идти сражаться, она отвечала:

— Несомненно, нужно идти вперед.

Но это была уже совсем не та воительница, которая говорила:

— Идите! Идите! Царь Небесный с нами, и он дарует нам победу!

Надежда была еще жива, но вера уже вознеслась на небо.

Что же касается герцога Бедфорда, то он оставался в своем удачно расположенном и хорошо укрепленном лагере, надеясь на то, что король Франции, охваченный гневом, которого не могло не вызвать у него полученное письмо, сам придет туда со своей армией, чтобы атако­вать англичан; но, когда стало понятно, что Карл огра­ничился тем, что прошел половину пути, а затем в свой черед настроился ждать за построенными им укрепле­ниями, регент не решился дать королю такое преимуще­ство и, поскольку он постоянно опасался, что в его отсутствие в столице произойдет какой-нибудь перево­рот, направился в сторону Парижа, к которому француз­ская армия, благодаря занятой ею позиции, находилась какое-то время ближе, чем английская.

И тогда король, видя, что его поход на столицу про­валился из-за поспешного возвращения туда герцога Бедфорда и подкрепления, которое тот с собой привел, собрал свой совет. Однако страх перед англичанами был еще настолько велик и собственные новые успехи настолько удивляли, не порождая еще уверенности в своих силах, что большинство высказалось за возвраще­ние к Луаре. Как обычно, обратились за советом к Жанне. В ответ Жанна сказала лишь, что на ее взгляд следует идти на Париж, ибо ей было достоверно известно, что король вступит туда, хотя она и не могла сказать, когда именно это произойдет; и поскольку после дня корона­ции она не брала больше на себя никакой ответствен­ности, у нее не было и должного влияния, чтобы настаи­вать на мнении, которое противоречило принятому решению.

Так что по окрестностям разослали разведчиков, кото­рые должны были изучить местность и выяснить, по какой дороге король может вернуться в Жьен. Несколько разведчиков вернулись уже на следующий день и расска­зали, что неподалеку находится небольшой городок под названием Бре-на-Сене, где есть прекрасный мост, по которому король и вся его армия смогут переправиться на другой берег, и что жители этого городка обещали повиноваться королю и обеспечить ему свободный про­ход. В итоге армия, хотя она и была победоносной, теперь отступала так, словно была побежденной, как вдруг при подходе к городу стало известно, что прошлой ночью он был захвачен большим отрядом англичан. Чтобы проверить эти сведения, туда было послано несколько латников, из которых одни оказались взяты в плен, а другие ограблены.

Таким образом, переправе было оказано противодей­ствие, причем чрезвычайно сильное, а поскольку в ту пору Бог явно был на стороне Франции, то эту помеху, которую в любое другое время сочли бы бедой, теперь, напротив, восприняли как чудесную милость. Герцоги Алансонский, Бурбонский и Барский, графы де Вандом и де Лаваль, Дюнуа и Ла Гир, то есть все военачальники, полагавшие, что нужно идти в поход на Париж, чрезвы­чайно обрадовались произошедшему событию и, благо­даря ему, вновь обрели влияние, на какое-то время утра­ченное из-за нерешительности Жанны; так что немедленно было принято решение, противоположное предыдущему: в тот же день армия двинулась по дороге, ведущей в Шато, оттуда направилась в Крепи-ан-Валуа, а потом — в Даммартен и прямо за ним, среди полей, встала лагерем.

До Парижа оставалось не больше десяти льё, и все по-прежнему складывалось в пользу короля Карла VII; всюду, где он появлялся, простой народ выходил к нему навстречу, крича «Ноэль!» и распевая «Те Deum laudamus»[33]. Столь всеобщий восторг иногда возвращал Жанне ее былую силу, однако ее настроение всегда было окрашено легким оттенком уныния, указывавшим на то, что Господь больше ее не поддерживал.

— Клянусь Богом, — сказала она как-то раз Дюнуа и канцлеру, которые почти всегда шли рядом с ней, — вот добрый народ, очень преданный и набожный, и, когда мне доведется умереть, я хотела бы, чтобы это произошло в здешнем краю.

И тогда граф де Дюнуа спросил ее:

— Жанна, а знаете ли вы, когда и в каком месте вы должны умереть?

— Нет, — отвечала Жанна, — я не знаю, это в Божьей воле; но я знаю, что мой смертный час, возможно, уже близок, ибо я исполнила то, что повелел мне Господь: осада Орлеана снята и наш благородный король короно­ван. О, как бы мне хотелось теперь, — добавила девушка, печально покачав головой, — чтобы он соблаговолил перенести меня к моему отцу и моей матери и мне снова можно было бы пасти их овец, как я привыкла делать.

И те, кто слышал, как Жанна говорила подобные слова, более, чем когда-либо прежде, проникались убеж­дением, что она послана Богом и, как она сама утверж­дала, вскоре должна вернуться к Богу.