Карл Смелый. Жанна д’Арк

Вид их был так страшен, что город, возможно, закрыл бы перед ними ворота, если бы они у него еще были.

Изгнанники отыскали в Льеже папского легата и обра­тились к нему с мольбой. Страдания сделали их смирен­ными: они встали на колени перед прелатом.

— В сущности, мы мертвы, — промолвили они, — и потому помолитесь за нас так, как молятся за мертвых! Мы не можем более жить так, как делали это прежде: жизнь в лесах чересчур сурова. Не отказывайте же нам, ибо, если нам откажут, мы за себя не ручаемся ...

Легат, который уже ходайствовал о них перед герцогом и получил отказ, решил обратиться к епископу.

В целом епископ был настроен к ним более милостиво, чем герцог, ибо он имел с ними общие интересы. Эти люди были разорены, они лишились свободы, у них не было более ни правосудия, ни стен, но и епископ, со своей стороны, потерял епископство.

Общие интересы должны были объединить их.

Легат встал во главе их предводителей, вместе с ними поехал за епископом в Маастрихт и, уговорами и понуж­дением, привез его в Льеж.

Между тем в Перонне разыгралась сцена из высокой комедии.

Герцог Бургундский собрал там войско. То, что он не действовал заодно с герцогом Бретонским, объяснялось, без сомнения, тем, что он чувствовал себя достаточно сильным, чтобы действовать в одиночку.

Неожиданно он получил послание от короля Франции. В этом послании Людовик XI писал, что, по его мнению, с помощью посредников ничего хорошего добиться нельзя и что он, имея великое желание увидеть герцога и вести с ним переговоры непосредственно, как это уже происходило в Венсене, просит выдать ему охранную грамоту, с которой можно было бы приехать в бургунд­ский лагерь.

Подобный первый шаг не мог не польстить герцогу: стало быть, его рыцарское благородство настолько известно, что даже противник решается отдать себя в его руки.

Он лично ответил королю и послал ему требуемую охранную грамоту, написав ее от начала и до конца соб­ственной рукой.

В этой охранной грамоте, хранящейся в библиотеке на улице Ришелье (ркп. 9675), говорится примерно следу­ющее:

«Вы можете приехать сюда, пребывать здесь и оста­ваться, равно как и возвращаться по собственной воле и в безопасности в города Шони и Нуайон каждый раз, когда

Вам это будет угодно, притом что Вам не будут чинить в этом никаких препятствий ...»

Но яснее всего читается там такая фраза:

«... что бы ни случилось или могло бы слу­читься.

8 октября 1468 года.

Карл».

Обратите внимание на дату 8 октября: это важно. Про­шел равно месяц, день в день, с тех пор как изгнанники вернулись в Льеж.

Король более не колебался; выделенная нами фраза делала всякую двусмысленность невозможной. «Что бы ни случилось или могло бы случиться», герцог не должен помешать королю вернуться в Шони или Нуайон.

Да и к тому же, разве во время войны Общественного блага граф де Шароле, не имея охранной грамоты и ведя переговоры с королем, не приехал в Париж? Ведь королю оставалось всего лишь закрыть заставу за спиной гер­цога, а герцог находился не более чем в ста шагах от Бастилии. Но он этого не сделал, он, Людовик XI, про­стак, король-буржуа, не имевший ни малейших притяза­ний на то, чтобы выглядеть королем-рыцарем; так не­ужели герцог совершит подобное вероломство?

Так что в путь король отправился с веселым сердцем и с улыбкой на устах: он наконец-то воспользовался слу­чаем и приказал отрубить голову Шарлю де Мелену, которому уже давно была обещана такая награда за его предательство.

Возможно, впрочем, что он выбрал этот момент нарочно для того, чтобы отдать Даммартену все поместья казненного: раз уж он оставлял Францию и ее армию в руках бывшего разбойника, следовало проявить по отно­шению к нему исключительное расположение.

Если бы герцог задержал гостя, Даммартену следовало потребовать его возвращения.

Никто не советовал королю подвергать себя опасно­сти; однако тщетно ему напоминали, что появилась комета, возвещая с небес несчастье кому-то из сильных мира сего; что есть пророчество, будто в течение года он умрет насильственной смертью, — король не желал ничего слушать.

Девятого октября, то есть назавтра после подписания охранной грамоты и, по всей вероятности, в тот самый день, когда она была получена, Людовик XI отправился в путь, взяв с собой коннетабля де Сен-Поля, кардинала Ла Балю, герцога Бурбонского, сира де Божё, архиепи­скопа Лионского и епископа Авраншского, своего духов­ника.

Его охрана состояла из восьмидесяти шотландцев и шестидесяти кавалеристов.

Прибавьте к этому Тристана, его главного прево; Оли­вье Ле Дена, его брадобрея и камердинера, ставшего его доверенным лицом и его правой рукой; и, наконец, Гале- отти, его астролога.

Король пожелал, чтобы Филипп де Крев-Кёр, сир д'Эскерд, выехал ему навстречу с бургундскими лучни­ками.

Он обнаружил их в указанном месте.

Сир де Крев-Кёр объявил его величеству, что герцог ожидает его по другую сторону небольшой речки Дуэн.

— Так ускорим шаг, — произнес король, — ибо я желаю как можно скорее увидеться со своим дорогим кузеном!

И в самом деле, еще издалека увидев герцога, он пустил лошадь вскачь, стремительно подъехал к нему и обнял его.

Вначале Карл встретил все эти ласки несколько холодно: он никогда не питал большого доверия к Людо­вику XI, равно как и в эту минуту.

Однако король, казалось, не замечал его сдержанно­сти: он обнял кузена за шею и продолжал идти, держа руку на его плече.

По прибытии в Перонну король выяснил, что покои для него приготовлены в доме городского сборщика налогов, ибо замок, старинное сооружение седьмого века, был необитаем и в нем царил беспорядок.

Как только Людовик XI разместился, он узнал, что прибыло и стало лагерем под стенами города войско мар­шала Бургундского.

Маршал Бургундский был его личным врагом. У короля было много врагов, но этот был из числа самых непримиримых.

Когда дофину пришлось бежать из Дофине, маршал Бургундский сопровождал его во время бегства, и, в награду за эту услугу, король, взойдя на трон, даровал ему сеньорию Эпиналь; однако горожане, не желавшие находиться в зависимости от маршала Бургундского, подали жалобу Парламенту: они опирались на грамоты короля Карла VII, который, присоединив их город к короне, дал обещание, что тот никогда не будет передан в чье-либо ленное владение.

Парламент же, получив указания Людовика XI, решил дело в пользу жителей города.

В ответ маршал заявил, что, будучи бургундцем, он не признает решений Парижского парламента и возьмет город силой.

Король позволил городу отдаться под покровительство Иоанна Калабрийского. Иоанн Калабрийский был столь же решительным воином, что и маршал Бургундский, и сеньория Эпиналь осталась за ним, но лишь до тех пор, пока король не отобрал ее и у него тоже.

Отсюда и проистекала ненависть маршала к королю.

Вслед за маршалом Бургундским прибыл Антуан де Шатонёф, сеньор дю Ло, еще один враг короля, ставший его врагом по еще более основательной причине, чем маршал Бургундский.

Некогда король осыпал его ласками, сделав его вели­ким камергером и великим кравчим; однако во время войны Общественного блага г-н де Шатонёф повел себя весьма безучастно, и король затаил на него злобу за такое безразличие. Он приказал арестовать его и заключить в замок Юсон, а поскольку он не слишком полагался на стены и запоры, ему пришла в голову мысль изготовить для своего бывшего фаворита тюрьму в тюрьме; в итоге Людовик XI взял на себя труд нарисовать своей королев­ской рукой одну из тех железных клеток, какие впослед­ствии так часто им использовались, и, послав этот рису­нок бастарду Бурбонскому, адмиралу Франции, попросил его изготовить такую клетку в полном соответствии с рисунком, запереть туда узника, а ключ от клетки пере­дать в собственные руки его величества.

Однако бастард Бурбонский, полагая, что такая двой­ная тюрьма будет чрезмерной жестокостью, ограничился ответом: