Карл Смелый. Жанна д’Арк

И вот теперь его кузен Людовик Бурбонский бежал вместе со своими дворянами, спасаясь от льежцев!

Горе льежцам! Это на них должен был обрушиться весь тот гнев, что копился в глубине его души со времени смерти старого герцога.

Для начала, чтобы напугать одновременно льежцев и их покровителя короля Франции, Карл призвал пятьсот англичан из Кале, куда король Эдуард отправил две тысячи солдат. Пятисот англичан вполне хватало для демонстрации, а такая демонстрация была чрезвычайно грозной для Франции.

Однако в ней было нечто такое, что могло устрашить и самого герцога.

Его дед, Иоанн Бесстрашный, который не останавли­вался ни перед чем и которого следовало бы называть Иоанном, не страшащимся преступления, не решился бы на такую измену, ибо для сына Франции призвать англичан было государственной изменой.

Более того, вступая в союз с Йорками, Карл предавал собственную мать, которая происходила из рода Ланка­стеров.

Заключить договор с англичанами означало заключить договор с дьяволом. Не кто иной, как Шатлен, историо­граф герцога, так высказывается об англичанах:

«Эта нация такова, что, говоря о ней, нельзя писать ни о чем, кроме ее грехов».

Вскоре, в довершение скандала, стало известно, что эти пятьсот англичан прибывают для того, чтобы при­сутствовать на церемонии бракосочетания; что один из Ланкастеров женится на одной из Йорков и что две Розы, истреблявшие друг друга в Англии, намереваются цвести вместе на троне Карла Грозного.

Затем новый герцог принял девиз: «Я дерзнул».

На что же он дерзнул или, если осовременить это слово, отважился? Это вполне ясно: на раздел Фран­ции.

При его восшествии на престол появилась комета; эта комета, по словам всех, предвещала великие беды; но для кого, если не для Франции?

«Я дерзнул!» — именно такой девиз подходит тому, с кого написал портрет Ван Эйк; это девиз человека с нахмуренными бровями, желтушным цветом кожи и жестоким лицом; человека «с крепкими плечами, крепким хребтом, крепкими ногами, длинными руками, сильного про­тивника, способного сбросить наземь любого; человека со смуглым лицом и темными волосами, с густой и гладкой шевелюрой и ангельски ясными глазами». И при всем этом сына набожной и суровой бегинки, приказавшей сжечь город и повесить и утопить восемьсот человек, потому что какой-то негодяй назвал ее сына бастардом!

Но прежде всего, даже прежде свадьбы, необходимо было покончить с Льежем.

Вызов льежцам герцог бросил в своей прежней манере, факелом и мечом.

В соответствии с недавним договором, который он заключил с этим городом, в руках у него находились пятьдесят заложников. Какое-то время он был настроен казнить их, но этому воспротивился сир д'Эмберкур.

Герцог двинулся на Льеж; отчаявшиеся льежцы двину­лись ему навстречу.

Два войска сошлись у Сен-Трона.

Сен-Трон оборонял Ренар де Рувруа, тот самый чело­век Людовика XI, которого Людовик XI отправил к льеж­цам, чтобы известить их о своей победе при Монлери.

Коммин, который сопровождал герцога, издалека уви­дел льежское войско; по его оценке, в нем было около тридцати тысяч человек.

Во главе льежцев находились Баре де Сюрле, а также Рес и его жена, г-жа Пентакоста д'Аркель, доблестная амазонка, которая мчалась впереди всех и храбро сража­лась.

Штандарт города нес сир де Берло.

Наконец, в рядах льежцев был бальи Лиона, продол­жавший со всей искренностью обещать им помощь со стороны короля Людовика XI.

Утром 28 октября 1467 года льежское войско построи­лось перед деревней Брюстем, показывая свою готов­ность к сражению.

Это было первое сражение, которое Карл Грозный давал в качестве герцога.

Поскольку существовало опасение, что своим безрас­судством он поставит под угрозу исход битвы, герцог­ский совет запретил ему выезжать на поле боя на боевом скакуне, и он зачитал своим военачальникам распорядок битвы, сидя верхом на обычной низкорослой лошади; затем, когда чтение завершилось, старые советники сопроводили герцога к главному корпусу армии, непо­движно стоявшему на месте, и удерживали его там.

Атаку начали льежцы, а точнее, воины из Тонгра; льежцы укрепились за глубокими рвами, наполненными водой.

Карл бросил против атакующих своих лучников и свою легкую артиллерию.

Воинов из Тонгра, отброшенных назад, поддержали льежцы; тем не менее лучники продолжали двигаться вперед и с бою захватили рвы.

Но, двигаясь вперед, каждый из лучников успел израс­ходовать находившиеся в его колчане двенадцать стрел, так что льежцы, видя, что в них перестали стрелять, с пиками наперевес ринулись на лучников, и, вооружен­ные легче, чем их противники, сошлись с ними и устро­или страшную резню.

Герцогские знамена дрогнули.

И тогда Филипп де Крев-Кёр, сир д'Эскерд и сир д'Эмери, собрав остаток лучников и взяв с собой часть главных сил, пошли в атаку, оставив герцога в арьергарде вместе с кавалерией и англичанами.

Льежцы не смогли выдержать этот натиск и обрати­лись в бегство.

Лучники побросали луки и арбалеты, обнажили мечи и обрушились на бегущих.

Об этом сражении Коммин рассказывает в шести стро­ках:

«Льежцы, вооруженные длинными пиками, стремительно атаковали и в один миг перебили четыре или пять сотен солдат, пошатнув тем самым все наши отряды и поставив их на грань полного поражения. Но в этот момент герцог бросил в бой лучников из своего отряда под командованием мудрого Филиппа де Крев-Кёра и нескольких других достой­ных людей, которые с громкими криками устремились на льежцев и в одно мгновение нанесли им поражение».[16]

Сен-Трон капитулировал. Было договорено, что город заплатит двадцать тысяч флоринов и выдаст десять чело­век.

Он заплатил двадцать тысяч флоринов и выдал десять человек, которые были обезглавлены.

Среди пленников оказались десять человек из числа жителей Тонгра; чтобы избавить их от нетерпения, про­явленного ими в начале сражения, их обезглавили вместе с десятью жителями Сен-Трона.

Это стало грозным предостережением Льежу.

Одиннадцатого ноября герцог встал лагерем вблизи города.

Льеж еще был способен обороняться, однако, чтобы делать это хоть с каким-то преимуществом для себя, ему надо было снести несколько домов, которые, пока они стояли, являлись для врага укрытием, позволявшим ему приблизиться к стенам города. Но, к несчастью, эти дома принадлежали церквам, и священники, прекрасно пони­мая, что им ничуть не стоит опасаться герцога, воспро­тивились сносу своих домов.

В Льеже было две партии: одна хотела защищаться до последнего, другая хотела сдаться на милость победи­теля.

Партия, желавшая сдаться, избрала триста депутатов и отправила их к герцогу.

Домогаться чего бы то ни было после того, что про­изошло с людьми из Сен-Трона и Тонгра, не приходи­лось.

Триста человек пришли в одних рубахах, с непокры­тыми головами и босыми ногами в лагерь герцога.

Город сдавался на милость победителя, надеясь избе­жать пожара и разграбления.

Карл принял депутатов милостиво и поручил сиру д'Эмберкуру вступить во владение городом.

Льеж провел ночь в страшном волнении. В два часа ночи те, кто стоял за продолжение войны, поняли, что они потерпели поражение, и покинули город, убежден­ные в том, что накакого прощения от победителя им ждать не приходится.

В течение дня ждали прибытия герцога; однако он не пожелал въехать ни в одни из городских ворот и прика­зал снести двадцать саженей стены и засыпать ров: ему нужно было войти в город через пролом, чтобы Льеж считался взятым приступом.

Карл, сидя на этот раз верхом на своем боевом коне, медленным шагом въехал в город, держа в руке обнажен­ный меч и облаченный в боевые доспехи; однако поверх доспехов была накинута мантия, усыпанная драгоцен­ными камнями.

Всем жителям было приказано стоять перед воротами своих домов, с непокрытой головой и факелом в руке. Никто не знал, что с ним станет; никто не мог сказать, будет ли он жив на следующий день или мертв. Герцог был мрачен, как грозовая туча, и, как грозовая туча, готов был в любой миг разразиться громом и молнией.