Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 197



Но тут я замечаю, что мною названы три совершенно неизвестных публике персонажа.

А потому скажем в нескольких словах, кто такие Синьорина, Мышка и Черепаха, и, как только вам станет известно все то, что вам необходимо узнать, дорогие читатели, мы сможем тотчас же приступить к путешествию.

IV. ДВЕ МИНУТЫ НА РАЗМЫШЛЕНИЯ

Синьорина, Мышка, Черепаха — это три особи собачьей, кошачьей и пресмыкающейся пород, и я уже говорил вам прежде, что мне еще предстоит к ним вернуться.

Синьорина — это кошка, Мышка — это собачка, а Черепаха — это просто черепаха.

Говорил ли я вам, кто такая Синьорина? Возможно, и говорил.

Я ведь пишу быстро, предпочитая не прерываться во время работы, и потому нередко могу забыть что-нибудь, а порой и повториться. Синьорина — римлянка. Граф осматривал магазин известного мозаичиста Галанти, намереваясь сделать там покупки, но позднее, когда он сможет прицениться к приобретаемым им предметам.

Внезапно Синьорина подскочила к графине, выгнув спину и мурлыча.

— Ах, какая красивая кошка! — воскликнула графиня.

— Она принадлежит вам, ваше сиятельство, — промолвил Галанти.

Графиня поинтересовалась ценой кошки; Галанти ответил, что Синьорина дарится, а не продается. Графиня взяла Синьорину бесплатно, но граф накупил у Галанти мозаики на сорок тысяч франков.

Так что, вполне возможно, Синьорина оказалась оплачена, причем оплачена весьма щедро.

Однако одно обстоятельство беспокоило графиню: известно, что кошка — создание домашнее, которое привязывается к месту, а не к хозяину, и потому графиня опасалась, что при всех ее шагах навстречу Синьорине та к ней так и не привяжется, а останется привязанной к дому синьора Галанти.

Но вскоре она успокоилась: Синьорина принадлежала к исключительно редкой породе кошек-путешественниц и обладала шишкой на черепе, отвечающей за тягу к перемене мест. Едва оказавшись в покоях графини и выбравшись из ее муфты, она встряхнулась, вылизала свою белоснежную шерстку, похожую на мех горностая, погляделась в зеркало и принялась разгуливать по комнатам.

Войдя в спальню, Синьорина всем своим явно удовлетворенным видом дала знать, что здесь ее странствия и завершатся, легко вспрыгнула на кровать, свернулась клубком и, выставив розовый носик, задремала.

Ни разу и нигде не стала она причиной каких-либо затруднений и тревог: в момент отъезда ее помещали в корзинку, чему она вначале противилась, но с чем в конечном счете примирилась, не прекращая, однако, показывать, что эта процедура ей неприятна; так она и путешествовала: на остановках высовывала голову из корзинки, съедала пирожок, выпивала немного воды из стакана и сама вновь пряталась под крышку.

По прибытии в гостиницу она отряхивалась, вылизывала шерстку, оглаживалась, оглядывала себя, а затем, обойдя комнаты, вспрыгивала на кровать графини, где, надлежащим образом поужинав, проводила ночь, никому не докучая.

Так Синьорина переехала из Рима в Неаполь, из Неаполя в Сорренто, из Сорренто во Флоренцию и из Флоренции в Париж.

Однако между Эксом и Турином случилось серьезное происшествие.

Большую часть багажа было решено отправить вперед.

Среди отправленных вещей оказалась и корзинка с Синьориной.

Это обнаружилось в ту минуту, когда все усаживались в вагоны. Поезд тронулся, и вернуть Синьорину уже не было возможности.

Все утешали себя тем, что ее можно будет забрать по пути, на той станции, куда должна была прибыть поклажа.



Но поезд был скорый, и потому на этой станции он не остановился. Состав проехал мимо нее, к великому горю графини, которая только теперь поняла, какое место в ее сердце занимает Синьорина.

На следующей остановке, воспользовавшись телеграфом, отправили депешу, обращенную к начальнику станции и начальнику телеграфной службы.

Были посланы сто франков служащим за причиненное беспокойство, еще пятьдесят на пропитание Синьорины и, наконец, просьба доставить ее в особняк Ротшильда в Париже.

Спустя два дня после того, как граф прибыл в Париж и обосновался в гостинице «Три императора», туда же прибыла и Синьорина: она превосходно перенесла злоключения, как и полагается кошке, которая знает себе цену и верит в то, что о ней позаботятся. Она прошлась по гостиным богатого банкира, которые не ослепили ее своим великолепием, и в первый раз, возможно, с радостью прыгнула в свою корзину, когда ей сообщили, что она покидает дворец на улице Лаффит.

Прибыв в гостиницу, Синьорина совершила свой обычный осмотр покоев и, как всегда, улеглась на постель графини, чтобы отдохнуть от усталости, к которой на этот раз добавилось столько волнений.

История двух других животных короче, и перипетии, связанные с ней, не столь бурные.

Мышка — это терьер самой мелкой породы. Он черный, без единого белого волоска. Его привезли графу, в то время когда он находился в Париже, из Лондона: это был подарок от одного молодого англичанина, г-на Дер-линга, с которым граф познакомился в Риме.

Дерлинг прибыл с Голубой реки; он поднимался на двести льё выше Хартума, охотился на слонов, гиппопотамов, страусов, крокодилов и газелей; ему, как и всем тем, кто достигал восьмого или седьмого градуса широты, приходилось много слышать об единороге, но так и не довелось его увидеть.

До поездки по Голубой реке он побывал в Лахоре, в Дели и в Бенаресе.

Что же касается черепахи, которую зовут просто Черепахой, то она была куплена у Шеве, чтобы развлечь Сашу.

Это было (впрочем, таким оно остается еще и сегодня) довольно угрюмое существо, которое, не присоединяясь ни к какой беседе, прячется по углам и молча жует листок салата или кружок моркови — свою скудную пищу.

Ну и каким же образом я свел знакомство с графом, графиней, незаменимым и вездесущим Дандре, доктором Кудрявцевым, профессором Рельченским, маэстро Иллю-стриссимо, мадемуазель Александриной, господином Александром (Сашей), мадемуазель Элен, мадемуазель Аннеттой, поэтом Полонским и волшебником Даниелом Хьюмом? Именно это мне и остается рассказать вам, дорогие читатели, равно как и изложить причины, которые побудили меня отправиться в Россию и которые я рад пояснить вам во всей их простоте, принимая во внимание, что вам, уверен, уже рассказали, будто я отправляюсь в Санкт-Петербург, имея намерение написать пьесу для Комеди-Франсез и питая надежду получить орден Святого Станислава, хотя это ни в коей мере не является правдой, честное слово!

Мой рассказ будет краток.

Хьюм в ту пору, когда его дарование проявлялось в полную силу, не раз просил, чтобы его представили мне, или выражал желание, чтобы я присутствовал на его спиритических сеансах; однако ни знакомство, ни участие в сеансах так и не состоялись, но не потому, что у меня не было на это большого желания, а из-за моей вечной занятости; так что я больше уже не слышал разговоров о знаменитом вызывателе духов, как вдруг однажды один мой хороший приятель, а точнее сказать, двое моих хороших приятелей — граф Сансийон и Делааж — явились ко мне и заявили:

— Кстати, завтра мы привезем к вам Хьюма.

Дорогие читатели, позвольте мне прерваться, чтобы представить вам графа де Сансийона, одного из самых элегантных, самых умных, самых безупречных наших дворян.

Ему еще предстоит путешествовать вместе со мной по Волге, Уралу, Каспийскому морю, Кавказу, Крыму и Дунаю, и, стало быть, будет хорошо, если он не останется для вас посторонним.

Семейные дела задержали его в Париже, но он должен присоединиться к нам, и я жду, что это произойдет в самом скором времени.

Что же касается Делаажа, то вы его знаете, не правда ли? Он автор нескольких книг по оккультным наукам, книг, которые наделали немало шуму по всему свету.

Итак, Сансийон и Делааж заявили: «Завтра мы привезем к вам Хьюма». И я сказал им в ответ:

— Приезжайте вместе с ним обедать.

Именно такой способ знакомства кажется мне предпочтительным, ибо, как и все великие труженики, я ничего так не боюсь, как быть оторванным от работы, хотя такое все равно происходит раз пятьдесят иди шестьдесят на дню; и в итоге, поскольку обедать так или иначе нужно — больше или меньше, лучше или хуже, быстро или долго, — я обычно принимаю за обеденным столом тех, кого хотят мне представить, если только они согласны быть принятыми таким образом и без всяких церемоний.