Страница 4 из 148
Наконец, в десять часов вечера по приказу Наполеона к нему должны были явиться все командиры частей и соединений, затерявшиеся в этом множестве людей, две трети которых не пили, не ели уже двенадцать часов и, казалось, готовы были выйти из повиновения. Командиры сели на коней и отправились отдавать распоряжения именем императора, ибо только этому имени все подчинялись. И вот за считанные мгновения, словно по волшебству, все эти сбившиеся в одну кучу массы разъединились; каждый вернулся в свою часть и оказался возле своего знамени; бесформенная людская масса разбилась надлинные колонны, похожие на ручьи, вытекающие из озера, и, с музыкантами впереди, они двинулись с места. Поток войск направился в Островно, и ужасающая сумятица в Бешенковичах сменилась полнейшим затишьем. Каждый по твердости полученных приказов и быстроте, с какой они были доставлены, сделал для себя вывод, что на следующий день будет сражение, а когда армия пребывает в подобной уверенности, в ней пробуждается приподнятость и собранность.
И когда занялся рассвет, армия оказалась в эшелонированном строю на широкой дороге, обсаженной березами. Мюрат двигался в авангарде вместе со своей кавалерией. Под его командованием находились Домон, Дюкуэтлоске и Кариньян; разведку им вел 8-й гусарский полк, полагавший, что по флангам вперед выдвинуты еще два полка той же дивизии, к которой он принадлежал, и что двигаться в направлении Островно безопасно; но в полку не знали, что из-за сильно пересеченной местности продвижение фланговых полков замедлилось, и гусары, вместо того чтобы следовать за ними, вышли вперед. Внезапно голова французской колонны, шедшей вверх по склону холма и поднявшейся на две трети его высоты, оказалась перед стоящим на вершине этого холма боевым порядком кавалерии, и в колонне решили, что это и есть те самые два полка фланговой рекогносцировки. Генерал Пире получил приказ готовить оружие к бою и атаковать; но он так и не поверил, что перед ним противник, и направил офицера, чтобы установить принадлежность этих войск, а сам продолжил движение вперед. Офицер помчался галопом; но стоило ему подняться на вершину холма, как он тотчас же был окружен и взят в плен. Одновременно с этим прогрохотали шесть орудий, уложив целые ряды французской колонны. О стратегии думать было некогда; раздался призыв «Вперед!» — 8-й гусарский полк и 16-й полк егерей в едином порыве, не дав артиллеристам времени перезарядить орудия, бросились на пушки, захватили их, опрокинули стоявший против них полк, прорвали в отдельных местах линию обороны и оказались в тылу у русских. Не видя более никого перед собой, они вернулись и обнаружили справа от себя еще один вражеский полк, ошеломленный подобной дерзостью. Бросившись на него, когда он начал круто перестраиваться, они его уничтожили; затем, повернувшись, они увидели слева начавший отход полк, стали его преследовать, нагнали и рассеяли, а остатки загнали в леса, окружавшие, точно зеленый пояс, городок Островно. В эти минуты на вершину холма поднялся Мюрат вместе со всеми, кого ему удалось собрать. Он придал это подкрепление авангарду и всей массой войск устремился в лес, считая, что имеет дело с арьергардом, но столкнулся с сопротивлением противника. Вероятнее всего, в Островно располагалась русская армия. Мюрат бросил взгляд на позицию и тотчас же убедился, что она превосходна; сам он в это время был в большей степени вовлечен в боевые действия, чем ему хотелось бы; но Мюрат принадлежит к числу тех, кто не отступает никогда: он приказывает обоим командирам колонн, куда входят дивизии Брюйера и Сен-Жермена, удерживать захваченное ими поле боя. Приняв эти меры, он встает во главе легкой кавалерии и поджидает русских, которые вскоре выходят на открытое пространство; всех, кто появляется из леса, немедленно атакуют; русские, вознамерившиеся нападать, вынуждены обороняться. Кавалерию поражают длинными пиками поляки, пехоту рубят саблями гусары и егеря. Но для русских этот лес становится тем же, чем для Антея было прикосновение к земле: стоит им там укрыться, как вскоре они возвращаются оттуда, став еще многочисленнее. От ударов ломаются пики и тупятся сабли; пехота ведет до того сильный огонь, что вскоре у нее кончаются заряды. В эту минуту на вершине холма появляется дивизия Дельзона, пришедшая ускоренным шагом и горящая желанием вступить в схватку. Заметив эту дивизию, Мюрат спешит поскорее ввести ее в бой и бросает на правый фланг противника. При виде прибывающего подкрепления французов противник забеспокоился; Мюрат приказывает атаковать снова; на этот раз сопротивление не оказывается и русские начинают отступать; французы заходят в лес, который сразу же перестает извергать пламя, прочесывают его и выходят на опушку, откуда видят, как русский арьергард исчезает в очередном лесном кольце.
В это время подходит Евгений, приводя с собой новое подкрепление; однако уже слишком поздно идти на риск в этих неразведанных дефиле: надвигалась ночь, следовало обождать до утра. Мюрат и Евгений разметили позиции, на одной из высот расставили в батарею всю имеющуюся у них артиллерию и одетыми легли спать в одной палатке.
Встали они еще до рассвета. Русские в свою очередь тоже вышли на позиции, но это уже был не простой арьергард, с которым имели дело Мюрат и Евгений, это был армейский корпус. К Палену и Коновницыну присоединился Остерман. Но что за важность! Разве сами они не авангард Великой армии, и не должен ли к ним присоединиться сам Наполеон?!
В пять часов утра французы были на ногах. Мюрат составил план атаки таким образом, что, когда левый фланг уже выступил против русских, правый еще получал указания. Внезапно Мюрат услышал громовой рев: это прозвучало ура десяти тысяч русских, которые, не дожидаясь нашей атаки, плотной массой вышли из леса, нанесли урон нашей кавалерии и нашей пехоте и дважды их оттеснили. Давно уже не приходилось отступать нашим храбрецам — им был отдан приказ идти вперед, а они его не выполнили.
Мюрат заметил, что атакующие приближаются к нашей артиллерии, где стали обеспокоенно следить за малой результативностью своего огня, ибо бреши в плотных колоннах наступавших немедленно закрывались. 84-й полк и хорватский батальон все еще сдерживали натиск этой массы и отступали лишь шаг за шагом; но по мере их отступления во все более узкое с каждой минутой пространство становились видны оставляемые ими груды павших и лежавшие повсюду раненые, которых тут же подбирали; были и отдельные беглецы с поля боя: им предстояло либо попасть в число убитых и раненых, либо благополучно покинуть поле сражения и оставить единственной защитой наших орудий самих артиллеристов. При виде этого еще не проявлявший тревоги правый фланг стал подавать первые признаки начавшегося замешательства: нельзя было терять пи минуты, ибо отступление по узкому дефиле неминуемо превратилось бы в беспорядочное бегство.
Мюрат отдавал приказы с быстротой и твердостью, соответствующей сложившемуся положению. Правый фланг, вместо того чтобы ждать атаки противника, атаковал его сам. Ответственность за эти действия была возложена на генерала Пире.
Генерал д’Антуар поспешил к своим артиллеристам и велел им оставаться на своих местах, ведь это их долг — пасть под ударами сабель, но защищать орудия.
Генерал Жирарден собрал 106-й полк, начавший отступление, и повернул его против все еще продвигавшегося вперед правого крыла русских, а в это время Мюрат атаковал их с фланга силами полка польских улан.
Все с быстротой молнии бросились по местам; Мюрат подскакал к голове польской конницы, чтобы обратиться к уланам с речью; но полк, решив, что их возглавит лично король, с громкими криками взял пики наперевес и ринулся вперед. Мюрат хотел всего лишь обратиться к полякам с речью, а получилось, что он повел их в бой: сзади его подталкивали уланские пики; поляки вырвались на простор — Мюрат не мог ни остановиться, ни отойти в сторону; и тогда он без колебаний принял решение, обнажил саблю, крикнул «Вперед!», первым вступил в бой как простой командир и врезался вместе со всем полком во вражеские ряды, насквозь пробился сквозь них и, проделав эту брешь, привел противника в смятение.