Страница 26 из 53
Обычно домовые готовили кашу и блинчики — начинять их следовало самому. Но сегодня по залу витал такой дразнящий аромат, что я невольно почувствовал себя ищейкой, которая должна взять след.
Креветки? И еще что-то пикантное, острое, заставляющее идти за собой.
Я прошел к столу как раз в ту минуту, когда домовой снял с подноса последнюю тарелку с омлетом — там и правда были креветки, курица и зелень. Компанию омлету составлял салат из быстро замаринованных огурцов и помидоров с зеленым луком и свежевыпеченный ржаной хлеб, нарезанный по-крестьянски крупными ломтями.
— Что-то восточное? — уточнил я, усаживаясь за стол и расстилая салфетку на коленях. Еда выглядела так аппетитно, что сразу же хотелось заказать вторую порцию.
— Да, его высочество Тао и миррин Морави готовили, — откликнулся домовой. — А мы скопировали рецепт.
Я вспомнил, как вчера Майя принесла мне утку с блинчиками, и на душе вдруг сделалось тепло. Кто-то позаботился обо мне не потому, что я был ректором королевской академии. И не потому, что хотел набиться в мои любовницы и извлечь из этого бесчисленные выгоды.
Майе просто хотелось сделать доброе дело. Благодарность, дружелюбие, забота — то, о чем я давным-давно забыл. Те искренние пустяки, которые почти уходят из жизни, когда ты забираешься достаточно высоко.
Омлет оказался воздушным, нежным и сытным. Курица и креветки тонко уравновешивали друг друга так, что я и не замечал, как наедаюсь — завтрак казался облаком и наполнял фантазиями и надеждами. За высокими стрельчатыми окнами шел дождь, но мне виделись туманные южные горы, а в ушах мелодично звенели струны вайра — чинской гитары. Я и сам не заметил, как опустошил тарелку — опомнился только тогда, когда услышал голос Майи:
— Вам понравилось, мирр ректор?
Она стояла у стола, еще не сняв поварского фартука, и ее взгляд был полон испуганной надежды. Что, если я скажу, что она настряпала какой-то несъедобной ерунды? Я ободряюще улыбнулся и одобрил:
— Да, все очень вкусно. Тао вас учит, верно?
Майя так и засияла.
— Да. У него сегодня лекции, так что обед будет как всегда. А на ужин мы приготовим свинину в соусе.
Несмотря на то, что я успел насытиться, рот снова наполнился слюной — почему-то упоминание о свинине прозвучало неожиданно заманчиво. Я скользнул оценивающим заклинанием по голове Майи: все ее силы глубоко спали под цепями наложенных чар. Тут и Путы ректора Сомерсета не понадобятся.
— Вижу, что мирр Винтеркорн был прав. Стряпня вас действительно успокаивает, — сказал я. — Понимаете, что это значит? Если так пойдет и дальше, то вам уже не надо будет жить в академии. Будете приходить сюда раз в неделю для оценки и контроля. Этого требует протокол работы.
Девчонка побледнела. Ух, как она побледнела — так, словно прямо перед ней появилась дюжина самых жутких демонов из самых дальних глубин ада. Майю даже качнуло — она ухватилась за край стола и с беспомощной мольбой проговорила:
— Уйти из академии? Но… мирр ректор…
Я указал на скамью, приглашая присесть. Налил себе кофе. Майя послушно заняла место напротив, не сводя с меня глаз. Конечно, девчонка-разносчица еды за эти два дня привыкла к академии, теплу и сытости, и решила, что теперь так будет всегда.
Но если ее силы и правда погрузятся в глубокий сон, то что ей делать в академии? В конце концов, это даже не по протоколу министерства магии. Я не могу привечать в замке всех, кому захочется в нем поселиться — если комиссия министерства начнет проверку, то взгреет меня так, что небо с овчинку покажется.
— Правила этого требуют. Просто задайтесь вопросом: что вам тут делать, если вы не опасны? — спросил я. — Готовиться к конкурсу?
Готовиться она сможет и в том ресторанчике, в котором работала разносчицей. Печально, досадно, но это так. Да и нужен ли вообще этот конкурс? Поставили девчонку у плиты, пусть трудится без всяких конкурсов — и Винтеркорн с этим согласится.
Стоило мне подумать об Арно, как в груди шевельнулось какое-то неприятное стылое чувство. Он многое скрывал. В особенности, то, зачем ему понадобилось сделать Майе такое многообещающее кулинарное предложение.
С этим надо было разобраться.
— Хотя бы это, — прошептала Майя. — Мирр ректор, я… я не ожидала.
Мне вдруг показалось, что я выбрасываю крошечного котенка в студеную зимнюю ночь. Сразу же кольнуло стыдом. У Майи не было дома, за два дня она так прикипела к академии, потому что здесь была надежда на лучшую жизнь. Анжелина права: я действительно сухарь. Тупой и бесчувственный. Сперва ляпаю то, что ранит человека до глубины души, а потом уже думаю, больно ему или нет.
— У вас есть документы, миррин Морави? — спросил я, понимая, что еще могу все исправить. — Регистрационная карта, паспорт?
— Есть, — откликнулась Майя. По ее щеке пробежала слеза.
— Хорошо, приносите сегодня в течение дня. Оформим вас как младшую кухонную работницу. Банковские книжки тоже принесите.
Страх во взгляде Майи сменился удивлением.
— А их зачем?
— Ну я же должен куда-то перечислять вашу зарплату. Так что собирайте бумаги, жду вас в ректорате, — допив кофе, я поднялся из-за стола и добавил, вдруг поняв, что почти извиняюсь: — Я понимаю ваши обстоятельства. Естественно, что вы хотите здесь остаться. Я во многом вам сочувствую, миррин Майя. Но могу предложить только работу на кухне.
Дурацкое утро. И я дурак. Но кажется, сейчас все исправилось — и я неожиданно понял, что рад этому. Майя издала восторженный возглас, выбежала из-за стола и, обхватив меня за шею, неловко поцеловала в щеку.
— Спасибо! — воскликнула она. От слез и растерянности следа не осталось: сейчас в миррин Морави плескалось бесконечное чистое счастье. — Спасибо-спасибо-спасибо, мирр ректор!
— Бегите уже за документами, — буркнул я, и девчонка рванула к выходу. Я смотрел ей вслед, по-прежнему чувствуя мягкое прикосновение губ к щеке: хорошо, что по раннему времени в обеденном зале еще никого не было, никто не видел этого порывистого поцелуя, никто не будет сплетничать о нем.
Вот и еще одно доброе дело. Хорошо, что я успел сделать его вовремя.
Майя
Высыпав содержимое своего рюкзака на кровать, я собрала документы и, прижимая их к груди, почти бегом направилась в ректорат. Я буду работать в академии! Я не какая-нибудь приживалка, которую сюда взяли по доброте душевной, а младший кухонный работник!
Вспомнилось лицо ректора, когда он говорил о правилах: я готова была поклясться, что Холланду не хотелось выгонять меня на мороз, и он искренне обрадовался, когда придумал, как мне здесь остаться. Теперь не надо возвращаться на чердак: меня окутало счастьем настолько сильно и ярко, что я поцеловала ректора…
Теперь он будет думать, что я восторженная дурочка. Ладно, я и сама так думаю. Дурочка, да — но у меня есть работа и крыша над головой. И я буду спокойно готовиться к конкурсу… стоп.
А зачем мне теперь вообще этот конкурс? Мирр Арно предложил его только для того, чтобы усмирить то, что удерживали во мне оковы заклинаний — а раз с этим справляется обычная работа, то конкурс становится ненужным. Почему он вообще его предложил, когда можно было просто взять и назначить меня поварихой, как это сделал ректор Холланд четверть часа назад?
Надо будет поговорить с ним сегодня. Во мне пробудилось странное ощущение, похожее на предчувствие неприятностей — от них отчетливо веяло мирром Винтеркорном.
Дверь в ректорат была приоткрыта: осторожно заглянув внутрь, в приемную, я первым делом увидела строгую даму в темном платье, которая поливала цветы на подставке у окна. Кажется, начало рабочей недели ее не радовало: тонкие губы дамы были сжаты в нить, в глазах светилось раздражение, даже пучок иссиня-черных волос выглядел сурово. Увидев меня, она отставила лейку и спросила:
— Что вам?
— Я принесла документы, — сказала я самым милым тоном и, войдя в ректорат, протянула ей стопку своих бумаг. — Мирр Холланд берет меня младшей работницей кухни.