Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 19



– Нуу, – протянула она, будто стараясь припомнить графа. – Он хорош собой, но его не назовёшь красивым или очаровательным, что применимо к большинству джентльменов. У него добротное телосложение, хотя внешность немного грубовата. Граф высокий и широкоплечий, у него златовласая грива, как у льва. Рука, которую он подал мне при знакомстве, была тёплой и сильной. А глаза... глаза... – Она прервалась на полуслове, судя по тихому шелесту одежды, Ванесса всё ещё одевалась.

– Голубые? – уточнил Джон, когда молчание слишком затянулась. Глаза де Лоров почти всегда были голубыми

– Да. Но я собиралась сказать "пустые".

– Пустые? – переспросил он.

Она меланхолично хмыкнула.

– Он долго смотрел на меня, но в его глазах будто потух огонь. Боюсь, они были холодными и пустыми, как адская пропасть. – Она одёрнула себя, её голос утратил мечтательные нотки и приобрёл налёт чопорности, которой так славились его соотечественницы. – Но не волнуйтесь, у него безупречная репутация и несметное состояние, так что вы должны гордиться своим родственником, учитывая все обстоятельства… Когда вы были графом, милорд?

– Пожалуйста, зовите меня Джоном, – попросил он. – Формально у меня сейчас нет титула, я скончался во время восстания якобитов в тысяча семьсот сорок пятом году. Мой брат Джеймс стал графом после того, как я погиб в битве при Каллодене.

– У вас не было наследника?

Грудь пронзила тупая и знакомая боль. В душе образовалась пустота, которая возникала всякий раз, когда он думал о жизни, которую ему не суждено было прожить.

– Как и жены.

Она снова хмыкнула, и Джону стало любопытно, о чём она думает. Ему захотелось обернуться, чтобы вглядеться в её красивое лицо. То, как она описала его родственника, свидетельствовало об её уникальности. Большинство людей, пустилось бы в рассказы о репутации и достижениях человека, а не о том, что в его глазах отсутствует душа. Мисс Ванесса Латимер смотрела на мир иначе, чем большинство.

– Всё же мне кажется странным, – проговорила она, – что вы обитаете здесь. Каллоден находится за много миль отсюда.

– Да. Действительно. Из разговоров местных жителей я понял, что мы, англичане, победили. А Шотландия находится под властью короля и короны.

– Королевы, – поправила его Ванесса. – Королевы Виктории.

– Всё ещё? – изумился он. – Наверняка она уже умерла.

– Она правила пятьдесят три года. Раз уж мы завели разговор, не думаю, что найдётся много шотландцев, которые соизволили бы назвать себя британцами, хотя формально мы объединены под властью одного монарха. Тема больше не столь болезненна, но она всё ещё остаётся сложной, даже спустя столько времени.

В этом Джон не сомневался.

– Я всегда уважал шотландцев. Я сражался, потому что это мой долг. Я не был большим сторонником Стюартов или кровавого короля. Де Лоры процветают независимо от того, какой идиот восседает на троне, но мы выполняем свой долг по праву рождения, и иногда это означает идти на войну.

– Тогда почему, по вашему мнению, вы застряли в этой маленькой деревенской гостинице примерно в семидесяти милях от Каллодена?

Он пожал плечами.

– Это загадка, над которой я ломаю голову уже сто пятьдесят лет.

– Может быть, я смогла бы вам помочь, – оптимистично предложила она.

– Каким образом?

– Я ведь теперь тоже здесь застряла. По крайней мере, пока не утихнет метель, и я любитель интересных загадок. Вы, очевидно, никуда не торопитесь, так почему бы и нет? – Она коротко вздохнула, как вздыхают выполнив задачу. – Так. Вы можете повернуться.

Первое, что он заметил, когда повернулся, было её влажное нижнее бельё, которое сушилось на каминной полке.

А это означало, что под низ она не надела ничего… кроме корсета. Почему-то эта мысль возбуждала не меньше, чем её полная нагота.

Ну, почти.

Он сжал зубы, впиваясь взглядом в её странную одежду, как будто мог видеть сквозь ткань. Как будто никогда не видел её раньше. Юбки в этом десятилетии выглядели странно, но, надо отдать им должное, шли женской фигуре. Они плотно облегали бёдра и расширялись к коленям, как тюльпан. Широкий пояс с богато украшенной пряжкой подчёркивал невероятно тонкую талию Ванессы. Лиф был сшит из какой-то более лёгкой ткани, чем шёлк, которая придавала объём в плечах и бюсте.

Внезапно Джону захотелось узнать абсолютно всё об этой странной и необыкновенной женщине.



Она посмотрела на него, широко распахнув глаза.

– Боже, вас теперь видно гораздо лучше.

"Зато Ванессу видно гораздо хуже", – безмолвно посетовал Джон.

– Вы приобрели цвет, – отметила она, как бы про себя. – Волосы стали такие же золотистые, как у вашего тёзки. По правде говоря, вы теперь очень на него похожи.

Правда? А ведь она назвала его тёзку красивым.

В каком-то смысле.

Он чуть не засветился от гордости.

– Похоже, всему виной солнцестояние и странный эффект Северного сияния в это время года. За последние сто пятьдесят лет было, наверное, пять таких случаев, и если сегодня один из них, то с течением ночи я приобрету более человеческий вид.

Её глаза расширились. Будучи любознательной проказницей, Ванесса, без сомнения, умирала от желания задать миллион вопросов и уже открыла рот.

Поэтому он решил действовать на опережение.

– Что за оружие такое фотоаппарат? – Он медленно произнёс слово "фотоаппарат" по слогам, пытаясь разобраться в его корнях, подходя в это время к футляру. – Вы сказали, что собирались сделать фото. Вы на полном серьёзе планировали сразиться с Лох-Несским чудовищем посреди зимы?

Она моргнула, загораживая от него футляр, словно хотела его защитить. Открытое и заинтригованное выражение исчезло с её красивого лица. Теперь Ванесса смотрела на Джона настороженно и опасливо.

Возможно, отчасти укоризненно.

– "Фото” – это сокращение от "фотографии", – сухо сообщила она ему.

Он покопался в голове, стараясь припомнить древние языки.

– "Photo" означает свет, а "graph" – процесс рисования.

– Именно.

– Я в полном недоумении, – признался он.

– Я сейчас покажу.

Она опустилась на корточки, расстегнула пряжки и ремешки на футляре и открыла его. Джон уставился на очень странный агрегат, которого он никогда раньше не видел. Однако Ванесса не притронулась к нему, а взяла плоскую кожаную папку, воткнутую рядом. То, что она извлекла из неё лишило Джона дара речи.

Ванесса присела на постель, согнув одну ногу под себя, а другой упираясь в пол, и положила на покрывало странный блестящий листок бумаги. А потом ещё один. И ещё один. И ещё несколько, пока наконец все они не оказались хаотично разбросаны по кровати.

Джона могло свалить сейчас с ног даже крошечное пёрышко.

Дрожащими пальцами он потянулся к первой фотографии здания парламента в Лондоне, правда, к нему была пристроена огромная потрескавшаяся башня с часами. Сверкающее сооружение устремлялось куда-то в небеса. Выше него Джон ничего не мог себе представить. Изображение совсем не походило на картину. Бесцветное и двумерное. Но выглядело всё так реально, как будто момент запечатлели на бумаге с помощью магии.

– Нарисованное светом, – выдохнул он.

Она одобрительно кивнула, с нежностью наблюдая за тем, как он открывает для себя современное чудо, которое Ванесса, вероятно, считала довольно банальным. На следующей фотографии был изображён Вестминстерский собор. На другой – высокий фонарь крупным планом. Джон не мог вообразить, чем могло подпитываться пламя. Места для дров или масла отведено не было. Будто огонь полыхал сам по себе.

Он уже собирался спросить об этом, когда его внимание привлекло кое-что другое.

– Что это, чёрт возьми, такое? – Он провёл ладонями по изображению довольно устрашающего вида механической конструкции, состоящей из рычагов, свистков и колёс.

– Локомотив. Мы называем его поездом, поскольку он может бесконечно долго тянуть за собой десятки вагонов с поразительной скоростью. Я покинула Англию семичасовым поездом вчера вечером и прибыла в Перт сегодня днём.