Страница 17 из 40
— Дракон! Настоящий! Ты видишь, видишь?
— Вижу, — нет, нельзя было находиться с ней рядом и не улыбаться, настолько искренней и счастливой она была. — С такими драконами можно летать даже в самые суровые холода. Их пламя не гаснет, а шар не покрывается льдом. А вон дополнительные защитные заклинания бегают по оболочке.
Словно в подтверждение моих слов один из летчиков вынул небольшой серый камень из кожаного мешочка на поясе и швырнул его дракону. Тот поймал угощение на лету, довольно захрумкал и приобрел вполне довольный жизнью вид.
— Ешь, Мофридд, ешь, — одобрительно произнес летчик и, заметив, что мы подошли, а Кайя смотрит с завороженным любопытством, объяснил: — Это сжатый харч, барышня. Мофридд его слопает, а он у него в желудке увеличится. Хотите покормить?
Еще бы она не хотела! Я протянул билеты второму летчику, тот открыл дверцу гондолы и, когда мы вошли в нее, то первый летчик дал Кайе камешек и распорядился:
— Сейчас он чавкать перестанет, так вы просто протяните ему харч на ладони. Не бойтесь, он сроду никого не укусил. Добрая скотинка, просто важности в нем много. Ну да это все их племя такое.
Кайя бросила радостный и немного испуганный взгляд в мою сторону. Мофридд фыркнул, повел носом, вынюхивая добавку — девичья рука с раскрытой ладонью едва заметно дрогнула. Но Кайя не испугалась — ей было по-настоящему весело. Я чувствовал это веселье — оно разбрызгивало во все стороны невидимые мелкие искры. Дракон с невероятной осторожностью протянул к Кайе зеленую острую морду, легонько фыркнул и каким-то молниеносным и невесомым прикосновением схватил протянутый харч и громко захрустел им.
Кайя рассмеялась, обернулась ко мне, и я вдруг понял, что это было то самое, настоящее, то, что я искал все эти годы и не мог найти. Она не видела во мне чудовища, которое покупает себе жизнь, отнимая эту жизнь у других. Я был для нее не монстром и истязателем, а просто человеком — мы нашли надежду и собирались найти наше спасение.
Это было хорошо. Непривычно и очень хорошо.
Первый летчик закрепил нас на сиденьях особыми ремнями. Кайя одной рукой вцепилась в край гондолы, второй сжала мои пальцы и спросила встревоженным шепотом:
— А ты катался когда-нибудь?
— На таком шаре нет, — ответил я. — Но летать приходилось. Была нужда в воздушной разведке, начальство отправило того, кого было не жалко. Не бойся, это весело.
Летчики уважительно покосились на меня. Мофридд расправил тонкие изумрудные крылья, присел и вдруг выдал такую струю огня, что у меня чуть брови не задымились. Гондола мягко качнулась, вздрогнула и с неспешной величавостью начала подниматься в небо.
Кайя еще сильнее стиснула мою руку. Холм медленно удалялся от нас, а город — открывал объятия, делаясь таким, каким мы никогда еще не видели его. Он вдруг превратился в россыпь игрушек, которые ребенок оставил на столе, и мы всматривались в крошечные дома и башни, узнавая:
— Смотри, там собор Святой Девы! — и колоннада собора, в котором вся столица когда-то молилась о защите от чумы, раскрывалась, словно руки друга или матери.
— А вон королевский дворец, — пусть маленький, но он выглядел властно и строго — белая глыба сахара, изъеденная муравьями.
— А парк? — заснеженные деревья были похожи на лохматую звериную шкуру. Вспомнился Манфред — наверно, поверить не может в то, что инквизитор не отправил его в пыточные, а отпустил, да еще и накормил. Надо же — я катился с горки за чудовищем, а нашел помощника. Улицы текли внизу серебристыми ручейками среди снежных гор, от крыш тянулись кудрявые ленты дыма, и мне казалось, что я чувствую запах яблочного пирога.
Скоро новый год. И у меня наконец-то появилась надежда.
Кайя держала меня за руку. От восторга она разрумянилась, и я пожалел, что мы не взяли чаю в дорогу. Воздушный шар пролетел над белой дорогой замерзшей реки, и перед нами раскинулся Хайфнамар — еще одна королевская резиденция, дворец и парк. Их строгая геометрия, холодная, словно человек, застегнутый на все пуговицы, давным-давно принадлежала музею, и я увидел крошечные россыпи человеческих фигурок на дорожках — люди приехали на экскурсию. Мне вдруг послышались голоса призрачных труб, торжественные гимны, шелест знамен. На снег легли тени императорских драконов.
Вот Хайфнамар остался в стороне — шар полетел над рекой в сторону Синих песков, и Кайя негромко сказала:
— Курт, смотри. Твой дом.
С высоты мой дом казался ненастоящим. Вот сейчас выйдет маленький Курт, возьмет его в руки и переставит на другое место на своем столе — и будет надеяться, что это сделает его счастливым, что это сможет все исправить. А шар летел дальше — вот Баравинский холм, похожий на плешивую голову в окружении густых волос-деревьев, еще одна стоянка воздушных шаров. Там и закончится наше путешествие над городом.
Мне вдруг стало жаль, что все так быстро подошло к концу. Я мог был лететь так всю жизнь — чтобы мир плыл от края до края, чтобы я смотрел на него и знал, что в нем есть только снег, свет и добро. Во взгляде Кайи дрожали золотые огни, словно что-то невидимое медленно проплывало в глубине — я чувствовал, что во время этого полета она прикоснулась к настоящей себе, к тому, что все эти годы было скрыто под зеленой лентой, запретами и страхом.
Все ведьмы умеют летать. Во всех ведьмах живет стремление ворваться в небо — и рухнуть на землю огненной стрелой.
Анжелина упала, и я не собирался допустить падения Кайи.
Мофридд фыркнул на прощание. Второй летчик открыл дверцу гондолы, я спрыгнул на площадку и протянул руку моей седьмой жене. Кайя вышла, поблагодарила летчиков, неторопливо пошла со мной вниз по холму, но было видно, что она сейчас не здесь, не идет рядом — она все еще летела над городом, и весь этот мир принадлежал лишь ей одной.
— Как ты? — спросил я. Наверху было не холодно, спасибо заклинаниям, но, приземлившись, я ощутил укусы мороза. Кайя улыбнулась какой-то тихой, смущенной улыбкой. Пожала плечами.
— Не знаю. Мне хорошо… и немножко страшно.
— Почему страшно? — удивился я. До моего дома отсюда можно было дойти пешком — прогулка сейчас была бы очень кстати.
— Потому что все может закончиться в любую минуту, — серьезно ответила Кайя, и я подумал, что она права. Кайя вздохнула, крепче сжала пальцы на моей руке и добавила: — Но хорошо, что все это было.
Некоторое время мы шагали молча — дорожка вывела нас на улицу, которая бежала мимо магазинов, магазинчиков и кафе. Гуляющие люди шли мимо, смеясь и кутаясь в праздничное настроение, словно в разноцветные шали, а мы с Кайей были будто бы сами по себе. Не грустные, не печальные, просто другие.
Возможно, ведьмы и инквизиторы и правда делаются из одного теста. Или просто все в том, что ты никогда не вернешься с неба тем, каким в него поднялся. Наверно, в этом и заключено печальное и светлое волшебство нашей жизни.
Я бы и дальше философствовал в том же духе, но впереди показался мой дом — и рядом с ним я увидел полицейских и какого-то нервного господина в пальто. Вся честная компания стояла у ограды, и нервный, размахивая руками, пытался бросаться на нее. С другой стороны воздвиглась нерушимая стена из моих слуг: они высыпали из дома и, возглавляемые Уильямом, готовы были держать оборону столько, сколько потребуется. Кайя всмотрелась в того, кто штурмовал мои ворота, и ахнула:
— Это же Эдвард!
Вчера я не особо всматривался в того человека, которого должен был выкинуть из дома Аберкромби — у меня были другие задачи и проблемы. Но сейчас было ясно, что это именно он — больше никто не решился бы заявиться ко мне в компании полиции.
— А он отважный парень, этот Эдвард, — небрежно заметил я. Что ж, пообщаемся с родственниками.
Я приблизился к изгороди быстрым упругим шагом, который в сочетании с решительным выражением лица всегда производит нужное впечатление и на полицию, и на таких вот храбрецов. Увидев хозяина дома, слуги, которые до этого бойко ругались с Эдвардом в самых простонародных выражениях, замолчали и уверенно сделали несколько шагов вперед. Полицейские замялись — было видно, что все это дело им поперек души.