Страница 3 из 186
Он свернул на обочину и скакал, по-прежнему опережая карету на километр.
Прибыли в Бонди.
Там, словно по мановению руки, правительственный курьер обратился в форейтора, а тот возница, что должен был отправляться в дорогу, за пять франков с радостью уступил ему свою очередь.
Подъехал г-н Сарранти.
До Парижа оставалось совсем близко, и можно было не выходить из кареты; он выглянул из окна и спросил свежих лошадей.
— А вот они, хозяин, да какие! — подал голос Жибасье.
В самом деле, пара отличных белых першеронов уже была наготове: лошади ржали и били копытом.
— Да стойте вы смирно, окаянные! — закричал Жибасье, запрягая их с ловкостью заправского кучера.
Взнуздав лошадей, мнимый кучер подошел к дверце кареты с шапкой в руке и спросил:
— Куда едем, хозяин?
— Площадь Сент-Андре-дез-Ар, гостиница «Великий турок», — отвечал г-н Сарранти.
— Отлично! — отозвался Жибасье. — Считайте, что вы уже там.
— Как скоро мы будем на месте? — спросил г-н Сарранти.
— Через час с четвертью, если не будем нигде останавливаться! — пообещал Жибасье.
— Скорее в путь! Десять франков чаевых, если приедем через час.
— Как прикажете, хозяин.
Жибасье вскочил на подседельную лошадь и пустил коней в галоп.
Теперь-то он был уверен, что Сарранти от него не ускользнет.
Подъехали к заставе. Таможенники произвели краткий досмотр, которым они удостаивают путешественников, разъезжающих на почтовых, произнесли заветное слово «Поезжайте!», и г-н Сарранти, покинувший Париж семь лет назад через заставу Фонтенбло, теперь въезжал в столицу через заставу Птит-Виллет.
Четверть часа спустя карета влетела во двор гостиницы «Великий турок» на площади Сент-Андре-дез-Ар.
Оказалось, что в гостинице всего две свободные комнаты, расположенные одна против другой: № 6 и № 11.
Господин Сарранти выбрал комнату № 6, и лакей проводил его до двери.
Когда лакей спустился во двор, его окликнул Жибасье:
— Эй, скажите-ка, дружище…
— В чем дело, кучер? — презрительно отозвался лакей.
— Кучер! Кучер! — повторил Жибасье. — Нуда, я кучер. Что дальше? Разве в этом есть что-то унизительное?
— Да нет, конечно. Просто я вас называю кучером, раз вы кучер.
— Ну и ладно!
И он, ворча под нос, направился было к лошадям.
— Так чего вам было от меня нужно? — полюбопытствовал лакей.
— Мне? Ничего.
— А вы ведь только сейчас спросили…
— Что именно?
— «Скажите-ка, дружище!»
— Да, верно… Дело-то вот в чем: господин Пуарье… Вы, разумеется, его знаете?..
— Какого Пуарье?
— Ну, господина Пуарье.
— Не знаю я никакого господина Пуарье.
— Господина Пуарье, фермера из наших мест… Разве не знаете? У господина Пуарье стадо в четыреста голов! Не знаете господина Пуарье?..
— Да говорю же вам, что я его не знаю.
— Тем хуже! Он приедет одиннадцатичасовым дилижансом из Плад’Этена… Знаете дилижанс из Плад’Этена?
— Нет.
— Вы, стало быть, не знаете ничего? Чему же вас мать с отцом обучили, если вы не знаете ни господина Пуарье, ни дилижанса из Плад’Этена?.. Да-а, надобно признать, что есть на свете легкомысленные родители.
— Да при чем здесь господин Пуарье?
— Я собирался передать вам от него сто су, но раз вы его не знаете…
— Я не против познакомиться.
— Если уж вы его не знаете…
— А зачем ему давать мне сто су? Не за красивые же глаза?..
— Нет, конечно, принимая во внимание, что вы косой.
— Неважно! Так почему господин Пуарье вам поручил передать мне сто су?
— Он хотел снять номер в гостинице, потому что у него есть дельце в Сен-Жерменском предместье; он мне сказал: «Шарпийон!..» Так меня зовут — Шарпийон, и это имя передается в нашей семье от отца к сыну…
— Очень приятно, господин Шарпийон, — заметил лакей.
— Он мне сказал: «Шарпийон! Передашь сто су служанке гостиницы „Великий турок“ на площади Сент-Андре-дез-Ар, пусть оставит за мной комнату». А где ваша служанка?
— Это ни к чему! Я сниму для него номер ничуть не хуже, чем она.
— Ну нет! Раз вы его не знаете…
— Это совсем не обязательно для того, чтобы снять комнату.
— И правда! Не так вы глупы, как кажетесь!
— Благодарю!
— Вот сто су. Так вы сможете его узнать, когда он приедет?
— Господин Пуарье?
— Да.
— А он себя назовет?
— Ну, конечно! У него нет оснований скрывать свое имя.
— Тогда я провожу его в одиннадцатый номер.
— Как увидите жизнерадостного толстяка, закутанного в кашне и в коричневый редингот, смело можете сказать: «Вот господин Пуарье». Ну, спокойной ночи! Да хорошенько натопите одиннадцатый номер, ведь господин Пуарье мерзляк… Да, вот еще что. Мне кажется, он обрадуется, если в номере его будет дожидаться хороший ужин.
— Договорились! — кивнул лакей.
— Ох, как же это я мог забыть!.. — воскликнул мнимый Шарпийон.
— Что такое?
— Да самое главное! Он пьет только бордо!
— Отлично! Бутылка бордо будет ждать его на столе.
— В таком случае, ему нечего больше и желать, кроме как иметь такие же глаза, как у тебя: тогда он сможет смотреть в сторону Бонди, дабы убедиться, не горит ли Шарантон.
Расхохотавшись собственной остроумной шутке, мнимый кучер покинул гостиницу «Великий турок».
А через четверть часа у ворот гостиницы остановился кабриолет, из которого вышел господин, в точности соответствовавший описанию Шарпийона, и представился г-ном Пуарье; его уже ждали, и лакей весьма почтительно проводил его в комнату № 11, куда уже был подан прекрасный ужин; бутылка бордо стояла на должном расстоянии от огня и согрелась в достаточной мере, как и положено, перед тем как за нее возьмется истинный гурман.
III
ПРЕДАЮТ ТОЛЬКО ТЕ, КОМУ ДОВЕРЯЕШЬ
Пять минут спустя мнимый г-н Пуарье освоился с комнатой № 11, ее углами и закоулками так, словно прожил в ней всю жизнь.
Этот господин отличался характером, позволявшим ему очень скоро сходиться с людьми, а также темпераментом, благодаря которому он быстро осваивался в любой обстановке; однако постоялец заявил лакею, что за ужином ему никто не нужен, что он любит есть спокойно, в одиночестве, чтобы никто не подливал вина в еще не опустевший стакан и не уносил тарелку, когда она еще полна.
Оставшись один, мнимый Пуарье, или истинный Жибасье, прислушивался до тех пор, пока на лестнице не затихли шаги лакея, а затем приоткрыл дверь.
Как раз в эту минуту г-н Сарранти собирался выйти.
Жибасье притворил свою дверь, но закрывать не стал.
Перед уходом г-н Сарранти отдавал распоряжения служанке, готовившей ему постель; из его слов следовало, что он вернется через час-другой.
«О-о! — сказал себе Жибасье. — Хоть время и позднее, похоже, мой сосед собрался прогуляться. Поглядим, в какую сторону он направится».
Жибасье задул две свечи, горевшие на столе, и отворил окно, прежде чем г-н Сарранти переступил порог гостиницы.
Спустя мгновение он увидел, как тот пошел по улице Сент-Андре-дез-Ар.
«Не сомневаюсь, что он вернется, — раздумывал Жибасье, — вряд ли он догадался, что я здесь и слышал его приказания. Впрочем, не будем лениться и исполним свой долг добросовестно: надо разузнать, куда он идет».
Он поспешно спустился вниз и направился вслед за г-ном Сарранти через улицу Бюсси, Сен-Жерменский рынок, площадь Сен-Сюльпис и улицу Железной Кружки; там он увидел, как г-н Сарранти входит в дом, даже не взглянув на номер.
Жибасье оказался любопытнее: г-н Сарранти вошел в дом № 28.
Поднявшись вверх по улице, Жибасье спрятался за особняком Коссе-Бриссаков.
Долго ему ждать не пришлось: едва войдя в дом, г-н Сарранти сейчас же вышел.
Но вместо того чтобы спуститься по улице Железной Кружки, он пошел вверх — иными словами, мимо Жибасье (тот предусмотрительно и скромно отвернулся к стене) и двинулся по улице Вожирар. Затем г-н Сарранти прошел вдоль театра Одеон со стороны артистического входа, пересек площадь Сен-Мишель и направился к одному из домов по Почтовой улице; на сей раз он взглянул на его номер.