Страница 24 из 186
— Огромное горе?
— О да, самое неизбывное, какое только способна вынести женская душа!.. Теперь, генерал, вы все знаете и великодушно отнесетесь к тому, что выражение ее лица очень печально. Я прошу вас прослушать ее голос.
— Прошу прощения за вопрос, который я собираюсь задать, — начал генерал, — он не столь уж нескромен, как может показаться на первый взгляд: в том деле, которому собирается себя посвятить ваша подруга, красота не последняя вещь. Итак, ваша подруга хороша собой?
— Как античная Ниобея в двадцать лет, генерал.
— А поет она?..
— Не скажу — как Паста, не скажу — как Малибран, не скажу — как Каталани, скажу так: поет по-своему… Нет, не поет — плачет, страдает, заставляет слушателей плакать и страдать вместе с собой.
— Какой у нее голос?
— Великолепное контральто.
— У нее уже были публичные выступления?
— Никогда… Сегодня вечером она впервые будет петь для пятидесяти человек.
— И вам угодно…
— Я бы хотела, генерал, чтобы вы, общепризнанный знаток, внимательно прослушали ее, а потом помогли ей, как сделали бы это в подобных обстоятельствах для меня. Мне угодно, как вы выражаетесь, чтобы вы жили ради нашей любимой Кармелиты, правда, Регина? Пусть каждая минута вашей жизни будет посвящена ей одной! Словом, я желаю, чтобы вы объявили себя ее рыцарем и чтобы с этой минуты стали самым верным ее защитником и самым пламенным обожателем. Я знаю, генерал, что в Опере ваше мнение — закон.
— Не краснейте, дядюшка: это ни для кого не секрет, — заметил Петрус.
— Я хочу, — продолжала г-жа де Маранд, — чтобы имя моей подруги Кармелиты звучало в устах всех ваших друзей… Я не говорю, что требую для нее немедленного ангажемента в Оперу: мои запросы скромнее. Но поскольку именно из вашей ложи…
— «Судной ложи», сударыня, — вставил Петрус, — назовите ее настоящим именем.
— Пусть так… И вот, поскольку именно из этой судной ложи звучит трубный глас всех репутаций, поскольку именно в ней воздвигается слава будущих знаменитостей или рушится слава нынешних звезд, я рассчитываю на вашу искреннюю и преданную дружбу, генерал, чтобы вознести хвалу Кармелите во всех местах, которые вы будете удостаивать своим посещением: в клубе, на скачках, в Английском кафе, у Тортони, в Опере, в Итальянском театре, я бы даже сказала, во дворце, если бы ваше присутствие в моем скромном доме не свидетельствовало столь явно о ваших политических пристрастиях. Обещайте же мне продвинуть — удачное слово, не правда ли? — мою прекрасную и печальную подругу так далеко и так скоро, как только сможете. Я буду вам за это вечно признательна, генерал.
— Прошу у вас месяц на то, чтобы ее продвинуть, прелестница, два месяца — на заключение ангажемента и три — на то, чтобы о ней заговорили все. Если же она хочет дебютировать в другой опере, на это потребуется год.
— О, она может дебютировать где угодно. Она знает весь французский и итальянский репертуар.
— В таком случае, через три месяца я приведу к вам подругу, покрытую лаврами с ног до головы!
— И разделите их с ней, генерал, — прибавила г-жа де Маранд, сердечно пожимая старому графу руку.
— Я тоже буду вам бесконечно благодарна, генерал, — послышался нежный голосок, заставивший Петруса вздрогнуть.
— Ничуть не сомневаюсь, княжна, — отозвался старик, из любезности продолжая называть графиню Рапт так же, как до замужества; отвечая Регине, что не сомневается в ее благодарности, старик не сводил глаз с племянника.
— Ну что же, — спохватился он, вновь обратившись к г-же де Маранд, — вам осталось, сударыня, лишь оказать мне честь представить меня вашей подруге как самого преданного ее слугу.
— Это будет несложно, генерал: она уже здесь.
— Неужели?
— В моей спальне. Я решила избавить ее от скучной обязанности: согласитесь, что неинтересно для молодой женщины проходить через эти бесконечные гостиные, где каждый раз будут докладывать о ней. Вот почему мы здесь собрались в тесном кругу; вот почему на некоторых из моих приглашений стояло: «десять часов», а на других: «полночь». Я хотела, чтобы Кармелита оказалась в окружении избранных и снисходительных друзей.
— Благодарю вас, сударыня, — заговорил Лоредан, воспользовавшись удобным предлогом, чтобы принять участие в разговоре. — Спасибо за то, что вы включили меня в число избранных. Однако я обижен: неужели вы считаете, что я настолько мало значу, если вы не пожелали поручить свою подругу моим заботам?
— Знакомство с вами, господин граф, может скомпрометировать очаровательную двадцатилетнюю девушку, — возразила г-жа де Маранд. — Кстати, Кармелита хороша собой, и одно это будет для вас достаточной рекомендацией.
— Время выбрано неудачно, сударыня. Смею вас уверить, что в настоящую минуту лишь одна красавица имеет право…
— Прошу прощения, сударь, — прервал графа кто-то негромко и очень вежливо, — мне нужно сказать два слова госпоже де Маранд.
Лоредан, нахмурившись, обернулся, однако, узнав хозяина дома, с улыбкой протягивавшего к супруге руку, мгновенно стушевался.
— Вы хотели что-то мне сказать, сударь? — спросила г-жа де Маранд, нежно пожимая руку мужа. — Я вас слушаю!
Обернувшись к графу Эрбелю, она прибавила:
— Вы позволите, генерал?
— Счастливец, кто имеет такое право!.. — произнес в ответ граф Эрбель.
— Что ж вы хотите, генерал! — рассмеялась г-жа де Маранд. — Это право сеньора!
И она неслышно покинула кружок, опираясь на руку мужа.
— Я к вашим услугам, сударь.
— По правде говоря, не знаю с чего начать… Видите ли, я совершенно забыл об одном деле, но, к счастью, только что чудом о нем вспомнил.
— Говорите же!
— Господин Томпсон, мой американский корреспондент, рекомендовал мне молодого человека и его юную супругу из Луизианы, у них ко мне аккредитив… Я приказал передать им приглашение к вам на вечер, а сам запамятовал, как их зовут.
— Так что же?
— Надеюсь, что вы с вашей проницательностью распознаете среди приглашенных эту иноземную пару и со свойственной вам любезностью примете тех, кого рекомендовал мне господин Томпсон. Вот, сударыня, что я хотел вам сказать.
— Положитесь на меня, сударь, — с милой улыбкой отозвалась г-жа де Маранд.
— Благодарю вас… Позвольте выразить вам свое восхищение. Вы всегда неотразимы, сударыня, а сегодня вечером вы поистине великолепны!
Галантно приложившись к руке супруги, г-н де Маранд подвел Лидию к двери в спальню. Она приподняла портьеру со словами:
— Ты готова, Кармелита?
XV
ПРЕДСТАВЛЕНИЯ
В ту минуту как г-жа де Маранд вошла в спальню, спрашивая: «Ты готова, Кармелита?» — и уронила за собой портьеру, в дверях гостиной лакей объявил:
— Монсеньер Колетти.
Воспользуемся несколькими мгновениями, пока Кармелита отвечает подруге, и бросим взгляд на его высокопреосвященство Колетти, входящего в гостиную.
Читатели, вероятно, помнят имя этого святого человека, прозвучавшее однажды из уст маркизы де Латурнель.
Дело в том, что монсеньер был исповедником маркизы.
Его высокопреосвященство Колетти был в 1827 году не только в милости, но и пользовался известностью, да не просто пользовался известностью, а считался модным священником. Его недавние проповеди во время поста принесли ему славу великого прорицателя, и никому, как бы мало ни был набожен человек, не приходило в голову оспаривать ее у г-на Колетти. Исключение, пожалуй, представлял собой Жан Робер; он был поэт прежде всего и, имея на все особый взгляд, не переставал удивляться, что священники, располагавшие столь великолепным текстом, как Евангелие, как правило, отнюдь не блистали вдохновением и красноречием. Ему случалось завоевывать — и с успехом! — в сто раз более непокорных слушателей, чем те, что приходили на церковные проповеди, чтобы укреплять свой дух, и ему казалось, что, доведись ему подняться на кафедру священника, он нашел бы гораздо более убедительные, более гремящие слова, чем все приторные и скучные речи этих светских прелатов, одну из которых он нечаянно услышал, проходя как-то мимо. Тогда-то он и пожалел, что не стал священником: вместо кафедры у него теперь в распоряжении был театр, а вместо слушателей-христиан — неподготовленная аудитория.