Бастард де Молеон

— Прошу вас, мессир Эспэн, давайте поедем рысью, чтобы его нагнать, — сказал летописец. — Возможно, если мы его нагоним, он разговорится с нами, как это принято между попутчиками. Сдается мне, что можно будет многое узнать от этого человека, который жил под таким палящим солнцем, что совсем потемнел.

— Будь по-вашему, мессир, — согласился рыцарь, — ибо, признаюсь вам, меня охватило не менее живое любопытство, чем вас. Хотя я из здешних мест, не припомню, чтобы когда-либо этого человека видели в наших краях.

Поэтому, договорившись обо всем, наши путешественники, перейдя на рысь, продолжали двигаться вперед в прежнем порядке: конь рыцаря немного опережал лошадь аббата.

Но напрасно они погоняли лошадей. Живописная дорога вдоль реки Лез была широкой, что позволяло незнакомцу и его оруженосцу ехать вдвое быстрее, и наши любознательные путники добрались до ворот Тарба, так и не догнав их.

Едва они въехали в город, аббатом, казалось, овладели иные заботы.

— Мессир, — обратился он к рыцарю, — вы знаете, что главное в дороге — надежный ночлег и добрый ужин. Так где же мы, смею вас спросить, заночуем в этом городе Тарб, где я никого не знаю, куда попал впервые, будучи вызванным сюда, как вам известно, монсеньером Гастоном Фебом?

— Не беспокойтесь, мессир, — с улыбкой ответил рыцарь. — Если вам будет угодно, мы остановимся в «Звезде» — это лучшая гостиница города. Кроме того, ее хозяин из числа моих друзей.

— Прекрасно, — сказал летописец. — Я всегда замечал, что в дороге лучше всего иметь в друзьях одну породу людей: городских воров и лесных разбойников, хозяев гостиниц и плутов. Значит, пойдемте к вашему другу, хозяину «Звезды», и вы порекомендуете ему приютить меня и на обратном пути.

И они направились к расположенной на главной площади города гостинице, которая, как уверял мессир Эспэн де Лион, снискала добрую славу на десять льё вокруг.

Хозяин стоял на пороге и, презрев свои аристократические замашки, собственноручно ощипывал великолепного фазана, с добросовестностью истинного гастронома оставляя ему перья на голове и хвосте, что могут оценить лишь гурманы, умеющие наслаждаться не только вкусом и ароматом, но и красотой блюда; но, не успев полностью погрузиться в свое важное дело, он заметил мессира Эспэна де Лиона, который в этот момент въехал на площадь, и, зажав фазана под мышкой, пошел ему навстречу, на ходу снимая шляпу.

— А вот и вы, мессир Эспэн! — воскликнул он, выказывая самую искреннюю радость. — Добро пожаловать вам и вашей досточтимой компании! Давненько я вас не видел, хотя и был уверен, что вскоре вы завернете к нам в город. Эй, Овсяный Колосок, прими лошадей у господ! Марион, готовь лучшие комнаты! Прошу вас, господа, спешивайтесь и почтите своим присутствием наше скромное заведение!

— Ну вот, мессир Жан, — обратился рыцарь к своему спутнику, — я же говорил вам, что господин Барнабэ — рачительный хозяин, у которого можно мгновенно получить все необходимое.

— Согласен, — сказал аббат, — и пока мне нечего ответить, кроме одного: я слышал лишь о конюшне и комнатах, но не об ужине.

— О, пусть ваша милость об ужине не беспокоится, — живо ответил хозяин. — Мессир Эспэн подтвердит, что меня можно упрекнуть лишь в одном: я слишком обильно кормлю своих постояльцев.

— Ну полноте, господин гасконец, — сказал мессир Эспэн, который спрыгнул с лошади и передал поводья слугам. — Покажите нам, куда пройти, и дайте лишь половину из того, что вы нам обещаете, и мы останемся довольны.

— Половину? — воскликнул господин Барнабэ. — Почему половину!? Да меня уважать перестанут, поступи я таким образом: вы получите вдвое больше, мессир Эспэн, вдвое!

Довольный рыцарь взглянул на аббата, и оба проследовали за хозяином на кухню.

На кухне, где все дышало благополучием, их охватило предвкушение блаженства, которое для настоящих гурманов состоит в хорошо приготовленных и умело сервированных блюдах. Вертел поворачивался, в кастрюлях что-то булькало, на решетке что-то жарилось, и все эти звуки перекрыли настенные часы, которые пробили шесть раз, мелодичным своим звоном приглашая к столу.

Рыцарь потер руки, а летописец облизнул губы: как правило, летописцы — большие лакомки, особенно если принадлежат к духовному сословию.

И в этот миг, когда исходя из одной точки, а именно от вертела, взгляды наших путешественников описали круг, словно хотели удостовериться, что обещанные наслаждения вполне реальны и не растают в воздухе, как те волшебные яства, которые злые чародеи преподносили легендарным странствующим рыцарям, на кухню вошел, судя по облику, конюший и что-то шепнул на ухо хозяину.

— Фу ты, черт! — выругался тот, почесывая ухо. — Ты говоришь, что для лошадей этих господ места нет?

— Совсем нет, хозяин, ведь рыцарь, который только что приехал, занял два последних стойла, да и то не в переполненной конюшне, а в сарае.

— О-о! — простонал мессир Эспэн. — Нам будет тяжело расстаться с нашими лошадьми, но если у вас совсем нет для них места, мы согласимся, дабы не потерять те прекрасные комнаты, что вы нам обещали, чтобы их отвели вместе со слугами в какой-нибудь другой дом в городе.

— В таком случае, вам повезло, — сказал господин Барнабэ, — вашим лошадям будет даже лучше: ведь их разместят в таких конюшнях, каких нет и у графа де Фуа.

— Меня устраивают эти знаменитые конюшни, — согласился мессир Эспэн, — но завтра в шесть утра лошади должны быть у ваших дверей в полной готовности, так как мы направляемся, мессир Жан и я, в город По, где нас ожидает монсеньер Гастон Феб.

— Будьте покойны, — ответил господин Барнабэ, — положитесь на мое слово.

Тут вошла горничная и стала что-то тихо шептать хозяину, на лице которого появилось выражение досады.

— Ну, что еще там? — спросил мессир Эспэн.

— Это невозможно! — воскликнул хозяин и снова подставил ухо горничной, чтобы она повторила новость.

— Что она сказала? — переспросил рыцарь.

— Нечто невероятное.

— Что именно?

— Что больше не осталось ни одной свободной комнаты.

— Так, значит, мы вынуждены отправиться на ночлег к нашим лошадям, — заметил мессир Жан.

— О, господа, господа! — вскричал Барнабэ. — Приношу свои извинения, но рыцарь, который прибыл чуть раньше вас, занял со своим оруженосцем две последние комнаты.

— Ерунда, — сказал мессир Жан, которому, судя по всему, было не привыкать к такого рода неудачам. — Скверная ночь пройдет быстро, если мы не останемся без доброго ужина.

— Видите, — сказал хозяин, — вот идет повар, которого я позвал.

Повар отвел хозяина в сторону и тихо о чем-то с ним заговорил.

— О, — простонал трактирщик, тщетно пытаясь побледнеть. — Этого быть не может!

Повар головой и руками изобразил что-то означающее: «но так оно и есть».

Аббат, который, похоже, в совершенстве владел языком знаков, особенно когда этот язык имел отношение к кухне, действительно побледнел.

— Неужто так оно и есть? — воскликнул он.

— Господа, Маритон не ошибается, — сказал хозяин.

— В чем?

— В том, что, как он мне сказал, вам нечего предложить на ужин, так как рыцарь, приехавший раньше вас, забрал остатки припасов.

— Это уж слишком, метр Барнабэ! — нахмурив брови, сказал мессир Эспэн де Лион. — Может быть, хватит шуток?

— Увы, мессир, — ответил хозяин, — прошу поверить, что я вовсе не шучу и несказанно огорчен, что так случилось.

— Я готов поверить, что вы нам сказали о конюшне и комнатах, — продолжал рыцарь, — но ужин совсем другое дело, и я повторяю вам, что вы меня не убедили. Вон целый строй кастрюль…

— Мессир, все они предназначены для владельца замка де Маршера, он здесь со своей супругой.

— А пулярка, что крутится на вертеле?

— Заказана тучным каноником из Каркасона, который направляется в свой приход и ест скоромное лишь раз в неделю.

— А решетка с бараньими отбивными, что так вкусно пахнут?

— И котлеты, и фазан, которого я ощипываю, пойдут на ужин рыцарю, что прибыл перед вами.