Страница 26 из 156
Через два дня Вильфор получил следующую записку:
"Лицо, которое зовут графом де Монте-Кристо, близко известно лорду Уилмору, богатому иностранцу, иногда бывающему в Париже и в настоящее время здесь находящемуся; оно также известно аббату Бузони, сицилианскому священнику, прославившемуся на Востоке своими добрыми делами".
В ответ Вильфор распорядился немедленно собрать об этих иностранцах самые точные сведения. К следующему вечеру его приказание было исполнено, и вот что он узнал.
Аббат, приехавший в Париж всего лишь на месяц, живет позади церкви Сен-Сюльпис, в двухэтажном домике. В доме всего четыре комнаты, две внизу и две наверху, и аббат — его единственный обитатель.
В нижнем этаже расположены столовая, со столом, стульями и буфетом орехового дерева, и гостиная, обшитая деревом и выкрашенная в белый цвет, без всяких украшений, без ковра и стенных часов. Очевидно, в личной жизни аббат ограничивается только самым необходимым.
Правда, аббат предпочитает проводить время в гостиной второго этажа. Эта гостиная, или, скорее, библиотека, вся завалена богословскими книгами и рукописями, в которые он, по словам его камердинера, зарывается на целые месяцы.
Камердинер осматривает посетителей через маленький глазок, проделанный в двери, и если лица их ему незнакомы или не нравятся, то он отвечает, что господина аббата в Париже нет, чем многие и удовлетворяются, зная, что аббат постоянно разъезжает и отсутствует иногда очень долго.
Впрочем, дома ли аббат или нет, в Париже он или в Каире, он неизменно помогает бедным, и форточка в окне, через которую от имени своего хозяина камердинер неустанно раздает милостыню, служит для этого.
Смежная с библиотекой комната служит спальней. Кровать без полога, четыре кресла и диван, обитые желтым утрехтским бархатом, составляют вместе с аналоем всю ее обстановку.
Что касается лорда Уилмора, то он живет на улице Фонтен-Сен-Жорж. Это один из тех англичан-туристов, которые тратят на путешествия все свое состояние. Он снимает меблированную квартиру, где проводит не более двух-трех часов в день и где лишь изредка ночует. Одна из его причуд состоит в том, что он наотрез отказывается говорить по-французски, хотя, как уверяют, пишет он по-французски прекрасно.
На следующий день после того, как эти ценные сведения были доставлены королевскому прокурору, какой-то человек, вышедший из экипажа на углу улицы Феру, постучал в дверь, выкрашенную в зеленовато-оливковый цвет, и спросил аббата Бузони.
— Господин аббат вышел с утра, — ответил камердинер.
— Я мог бы не удовольствоваться таким ответом, — сказал посетитель, — потому что я прихожу от такого лица, для которого все всегда бывают дома. Но будьте любезны передать аббату Бузони…
— Я же вам сказал, что его нет дома, — повторил камердинер.
— В таком случае, когда он вернется, передайте ему вот эту карточку и запечатанный пакет. Можно ли будет застать господина аббата сегодня в восемь часов вечера?
— Разумеется, сударь, если только он не сядет работать; тогда это все равно, как если бы его не было дома.
— Так я вернусь вечером в назначенное время, — сказал посетитель.
И он удалился.
Действительно, в назначенное время этот человек явился в том же экипаже, но на этот раз экипаж не остановился на углу улицы Феру, а подъехал к самой зеленой двери. Человек постучал, ему открыли, и он вошел.
По той почтительности, с какой встретил его камердинер, он понял, что его письмо произвело надлежащее впечатление.
— Господин аббат у себя? — спросил он.
— Да, он занимается в библиотеке, но ждет вас, сударь, — ответил камердинер.
Незнакомец поднялся по довольно крутой лестнице, и за столом, поверхность которого была ярко освещена лампой под огромным абажуром, тогда как остальная часть комнаты тонула во мраке, он увидел аббата, в священнической одежде и капюшоне, вроде тех, что покрывали головы средневековых ученых.
— Я имею честь говорить с господином Бузони? — спросил посетитель.
— Да, сударь, — отвечал аббат, — а вы то лицо, которое господин де Бовиль, бывший тюремный инспектор, направил ко мне от имени префекта полиции?
— Я самый, сударь.
— Один из агентов парижской сыскной полиции?
— Да, сударь, — ответил посетитель с некоторым колебанием, слегка покраснев.
Аббат поправил большие очки, которые закрывали ему не только глаза, но и виски, и снова сел, пригласив посетителя сделать то же.
— Я вас слушаю, сударь, — сказал аббат с очень сильным итальянским акцентом.
— Миссия, которую я на себя взял, сударь, — сказал посетитель, отчеканивая слова, точно он выговаривал их с трудом, — миссия доверительная как для того, на кого она возложена, так и для того, к кому обращаются.
Аббат молча поклонился.
— Да, — продолжал незнакомец, — ваша порядочность, господин аббат, хорошо известна господину префекту полиции, и он обращается к вам как должностное лицо, чтобы узнать у вас нечто интересующее сыскную полицию, от имени которой я к вам явился. Поэтому мы надеемся, господин аббат, что ни узы дружбы, ни личные соображения не заставят вас утаить истину от правосудия.
— Если, конечно, то, что вы желаете узнать, ни в чем не затрагивает моей совести. Я священник, сударь, и тайна исповеди, например, должна оставаться известной лишь мне и Божьему суду, а не мне и людскому правосудию.
— О, будьте спокойны, господин аббат, — сказал посетитель, — мы, во всяком случае, не потревожим вашей совести.
При этих словах аббат нажал на край абажура так, что противоположная сторона приподнялась и свет полностью падал на лицо посетителя, тогда как лицо аббата оставалось в тени.
— Простите, сударь, — сказал представитель префекта полиции, — но этот яркий свет режет мне глаза.
Аббат опустил зеленый колпак.
— Теперь, сударь, я вас слушаю. Изложите ваше дело.
— Я перехожу к нему. Вы знакомы с графом де Монте-Кристо?
— Вы имеете в виду господина Дзакконе?
— Дзакконе!.. Разве его зовут не Монте-Кристо?
— Монте-Кристо название местности, вернее, утеса, а вовсе не фамилия.
— Ну что ж, как вам угодно, не будем спорить о словах и, раз господин де Монте-Кристо и Дзакконе одно и то же лицо…
— Безусловно, одно и то же.
— Поговорим о господине Дзакконе.
— Извольте.
— Я спросил вас, знаете ли вы его?
— Очень даже хорошо.
— Кто он такой?
— Сын богатого мальтийского судовладельца.
— Да, я это слышал, так говорят, но вы понимаете, полиция не может довольствоваться тем, что "говорят".
— Однако, — возразил, мягко улыбаясь, аббат, — если то, что "говорят", правда, то приходится этим довольствоваться и полиции точно так же, как и всем.
— Но вы уверены в том, что говорите?
— То есть как это, уверен ли я?
— Поймите, сударь, что я отнюдь не сомневаюсь в вашей искренности, я только спрашиваю, уверены ли вы?
— Послушайте, я знал Дзакконе-отца.
— Вот как!
— Да, и еще ребенком я не раз играл с его сыном на верфях.
— А его графский титул?
— Ну, знаете, это можно купить.
— В Италии?
— Повсюду.
— А его богатство, такое огромное, опять-таки, как говорят…
— Вот это верно, — ответил аббат, — богатство действительно огромное.
— А каково оно по-вашему?
— Да, наверно, сто пятьдесят — двести тысяч ливров в год.
— Ну, это вполне приемлемо, — сказал посетитель, — а то говорят о трех, даже о четырех миллионах.
— Двести тысяч ливров годового дохода, сударь, как раз и составляют капитал в четыре миллиона.
— Но ведь говорят о трех или четырех миллионах в год!
— Ну, этого не может быть.
— И вы знаете его остров Монте-Кристо?
— Разумеется, его знает всякий, кто из Палермо, Неаполя или Рима ехал во Францию морем: корабли проходят мимо него.
— Очаровательное место, как уверяют?
— Это утес.
— Зачем же граф купил утес?