Страница 2 из 156
— Этот брак, — прибавила г-жа де Вильфор, — по душе господину д’Эпине и его родным; их, впрочем, только двое — дядя и тетка. Его мать умерла при его рождении, а отец был убит в тысяча восемьсот пятнадцатом году, когда ребенку было всего два года, так что он зависит только от себя.
— Загадочное убийство, — сказал Вильфор, — виновники которого остались неизвестны; подозрение витало над многими головами, но ни на кого не пало.
Нуартье сделал такое усилие, что губы его искривились, словно для улыбки.
— Впрочем, — продолжал Вильфор, — истинные виновники те, кто знает, что именно они совершили преступление, те, кого при жизни может постигнуть человеческое правосудие, а после смерти — правосудие небесное, были бы рады оказаться на вашем месте и иметь возможность предложить свою дочь Францу д’Эпине, чтобы устранить даже тень какого-либо подозрения.
Нуартье овладел собой усилием воли, которого трудно было бы ожидать от беспомощного паралитика.
— Да, я понимаю вас, — ответил его взгляд Вильфору; и в этом взгляде выразились одновременно глубокое презрение и гнев.
На этот взгляд, который он хорошо понял, Вильфор ответил легким пожатием плеч.
Затем он знаком предложил своей жене подняться.
— А теперь, — сказала г-жа де Вильфор, — позвольте нам откланяться. Угодно ли вам, чтобы Эдуар зашел поздороваться с вами?
Было условлено, что старик выражал свое согласие, закрывая глаза, отказ — миганием, а когда ему нужно было выразить какое-нибудь желание, он поднимал глаза кверху.
Если он желал видеть Валентину, он закрывал только правый глаз.
Если он звал Барруа, он закрывал левый.
Услышав предложение г-жи де Вильфор, он усиленно заморгал.
Госпожа де Вильфор, увидев явный отказ, закусила губу.
— В таком случае я пришлю к вам Валентину? — спросила она.
— Да, — отвечал старик, быстро закрывая глаза.
Супруги де Вильфор поклонились и вышли, приказав позвать Валентину, уже, впрочем, предупрежденную, что она днем будет нужна деду.
Валентина, еще вся розовая от волнения, вошла к старику. Ей достаточно было одного взгляда, чтобы понять, как страдает ее дед и как он жаждет с ней поговорить.
— Дедушка, — воскликнула она, — что случилось? Тебя расстроили и ты сердишься?
— Да, — ответил он, закрывая глаза.
— На кого же? На моего отца? Нет. На госпожу де Вильфор? Нет. На меня?
Старик сделал знак, что да.
— На меня? — переспросила удивленная Валентина.
Старик сделал тот же знак.
— В чем же я провинилась, дедушка? — воскликнула Валентина.
Никакого ответа; она продолжала:
— Я сегодня не видела тебя; значит, тебе что-нибудь про меня сказали?
— Да, — поспешно ответил взгляд старика.
— Попробую отгадать, в чем дело. Боже мой, уверяю тебя, дедушка… Ах, вот что!.. Господин и госпожа де Вильфор только что были здесь, правда?
— Да.
— И это они сказали тебе то, что рассердило тебя? Что же это может быть? Хочешь, я пойду спрошу их, чтобы знать, за что мне просить у тебя прощения?
— Нет, нет, — ответил взгляд.
— Ты меня пугаешь! Что же они могли сказать?
И она задумалась.
— Я догадываюсь, — сказала она, понижая голос и подходя ближе к старику. — Может быть, они говорили о моем замужестве?
— Да, — ответил гневный взгляд.
— Понимаю, ты сердишься за то, что я молчала. Но, видишь ли, они мне строго-настрого запретили тебе об этом говорить; они и мне ничего не говорили, и я совершенно случайно узнала эту тайну; вот почему и не была откровенна с тобой. Прости, дедушка.
Взгляд, снова неподвижный и безучастный, казалось, говорил: «Меня огорчает не только твое молчание».
— В чем же дело? — спросила Валентина. — Или ты думаешь, что я покину тебя, дедушка, что, выйдя замуж, я тебя забуду?
— Нет, — ответил старик.
— Значит, они сказали тебе, что господин д’Эпине согласен на то, чтобы мы жили вместе?
— Да.
— Так почему же ты сердишься?
В глазах старика появилось выражение бесконечной нежности.
— Да, я понимаю, — сказала Валентина, — потому, что ты меня любишь?
Старик сделал знак, что да.
— И ты боишься, что я буду несчастна?
— Да.
— Ты не любишь Франца?
Глаза несколько раз подряд ответили:
— Нет, нет, нет.
— Так тебе очень тяжело, дедушка?
— Да.
— Тогда слушай, — сказала Валентина, опускаясь на колени подле Нуартье и обнимая его обеими руками, — мне тоже очень тяжело, потому что я тоже не люблю Франца д’Эпине.
Луч радости мелькнул в глазах деда.
— Помнишь, как ты рассердился на меня, когда я хотела уйти в монастырь?
Под иссохшими веками старика показались слезы.
— Ну так вот, — продолжала Валентина, — я хотела это сделать, чтобы избегнуть этого брака, который приводит меня в отчаяние.
Дыхание старика стало прерывистым.
— Так этот брак очень огорчает тебя, дедушка? Ах, если бы ты мог мне помочь, если бы мы вдвоем могли помешать их планам! Но ты бессилен против них, хотя у тебя такой светлый ум и такая сильная воля; когда надо бороться, ты так же слаб, как и я, даже слабее. Если бы ты был силен и здоров, ты мог бы меня защитить, а теперь ты можешь только понимать меня и радоваться или печалиться вместе со мной. Это последнее счастье, которое Бог забыл отнять у меня.
При этих словах в глазах Нуартье появилось выражение такого глубокого лукавства, что девушке показалось, будто он говорит:
— Ты ошибаешься, я еще многое могу сделать для тебя.
И
— Ты можешь что-нибудь для меня сделать, дедушка? — выразила словами его мысль Валентина.
— Да.
Нуартье поднял глаза кверху. Это был секретный между ним и Валентиной знак, выражающий желание.
— Что ты хочешь, дедушка? Я постараюсь понять.
Валентина стала угадывать, высказывая вслух свои предположения, по мере того как они у нее возникали, но на все ее слова старик неизменно отвечал «нет».
— Ну, — сказала она, — прибегаем к решительным мерам, раз уж я так недогадлива!
И она стала называть подряд все буквы алфавита, от А до Н, с улыбкой следя за глазами паралитика; когда она дошла до буквы Н, Нуартье сделал утвердительный знак.
— Так! — сказала Валентина. — То, что ты хочешь, начинается с буквы Н; значит, мы имеем дело с Н? Ну-с, что же нам от него нужно, от этого Н? На, не, ни, но…
— Да, да, да, — ответил старик.
— Так это «но»?
— Да.
Валентина принесла словарь и, положив его перед Нуартье на пюпитр, раскрыла его; увидев, что взгляд старика сосредоточился на странице, она начала быстро скользить пальцем сверху вниз, по столбцам.
С тех пор, как шесть лет тому назад Нуартье впал в то тяжелое состояние, в котором он теперь находился, она научилась легко справляться с подобными задачами и угадывала мысль старика так же быстро, как если бы он сам искал в словаре нужное ему слово.
На слове «нотариус» Нуартье сделал ей знак остановиться.
— Нотариус, — сказала она, — ты хочешь видеть нотариуса, дедушка?
Нуартье показал, что он действительно желает видеть нотариуса.
— Значит, надо послать за нотариусом? — спросила Валентина.
— Да, — показал старик.
— Надобно, чтобы он об этом знал мой отец?
— Да.
— А спешно тебе нужен нотариус?
— Да.
— За ним сейчас пошлют. Это все, что тебе нужно?
— Да.
Валентина подбежала к звонку и вызвала лакея, чтобы пригласить к деду господина и госпожу де Вильфор.
— Ты доволен? — спросила Валентина. — Да… еще бы! Не так-то легко было догадаться!
И она улыбнулась деду, как улыбнулась бы ребенку.
В комнату вошел Вильфор, приведенный Барруа.
— Что вам угодно, сударь? — спросил он паралитика.
— Отец, — сказала Валентина, — дедушка хочет видеть нотариуса.
При этом странном, а главное — неожиданном требовании Вильфор обменялся взглядом с паралитиком.
— Да, — показал тот с твердостью, которая ясно говорила, что с помощью Валентины и своего старого слуги, осведомленного теперь о его желании, он готов на борьбу.