Сорок пять

— Ладно уж, вы из меня просто веревки вьете, — произнес торговец со смешком, оскалив зубы, как шакал, — вот еще один экю. Дьявол тебя задави, — прошептал он тихонько.

— Спасибо, — сказал Самюэль, — желаю удачи.

Он кивнул скупщику кирас и, хихикая, удалился.

Торговец, оставшийся один на улице, поднял с земли кирасу Пертинакса и стал засовывать ее в латы Фурнишона.

Буржуа, стоявший на балконе, продолжал смотреть вниз. Когда торговец был поглощен своим делом, он обратился к нему:

— Сударь, вы, кажется, скупаете старые доспехи?

— Да нет же, уважаемый, — ответил несчастный, — тут просто случай такой представился.

— Так этот случай и мне очень подходит.

— В каком смысле, сударь? — спросил торговец.

— Представьте себе, что у меня тут под рукой целая груда старого железа, от которой мне хотелось бы избавиться.

— Я не отказался бы от покупки, но сейчас, вы сами видите, у меня руки полные.

— Я все-таки покажу вам доспехи.

— Не стоит, я истратил все деньги.

— Пустяки, я вам поверю в долг, вы, на мой взгляд, человек вполне порядочный.

— Благодарю вас, но меня ждут.

— Странное дело, ваше лицо мне как будто знакомо! — заметил буржуа.

— Мое? — сказал торговец, тщетно стараясь совладать с дрожью.

— Посмотрите на эту каску, — сказал буржуа, придвигая к себе названный предмет длинной ногой: он не хотел отходить от окошка, чтобы торговец не смог от него улизнуть.

И тут же, нагнувшись через балкон, он положил каску прямо в руки торговца.

— Вы меня знаете? — переспросил тот. — То есть вам показалось, будто вы меня знаете.

— Да нет же, я вас отлично знаю. Ведь вы…

Буржуа, казалось, искал в своей памяти. Торговец ждал, не шевелясь.

— Ведь вы Никола…

Лицо торговца исказилось, каска в его руке задрожала.

— Никола? Г — повторил он.

— Никола Трюшу, торговец скобяными изделиями с улицы Коссонери.

— Нет-нет, — ответил торговец. Он улыбнулся и вздохнул, словно у него гора с плеч свалилась.

— Не важно, у вас честное лицо. Так вот, я бы продал полные доспехи — кирасу, наручни и шпагу.

— Учтите, сударь, что это запрещенный род торговли.

— Знаю, тот, у кого вы только что купили кирасу, кричал об этом достаточно громко.

— Вы слышали?

— Отлично слышал. Вы очень щедро расплатились. Это-то и навело меня на мысль договориться с вами. Но будьте спокойны, я не вымогатель, так как знаю, что такое коммерция. Я сам в свое время торговал.

— А, и чем же именно?

— Что я продавал?

— Да.

— Льготы и милости.

— Отличное предприятие.

— Да, я преуспел и теперь, как видите, — буржуа.

— С чем вас и поздравляю.

— Поэтому я любитель удобств и продаю старое железо, которое только место занимает.

— Вполне понятно.

— У меня есть еще набедренник и перчатки.

— Но мне все это не нужно.

— Мне тоже.

— Я бы взял только кирасу.

— Вы покупаете только кирасы?

— Да.

— Странно. Ведь вы же в конце концов все перепродаете на вес, так вы, по крайней мере, сами заявляли, а железо всегда железо.

— Это верно, но, знаете ли, предпочтительно…

— Как вам угодно: купите одну кирасу… или, пожалуй, вы правы: не надо ничего покупать.

— Что вы хотите сказать?

— Хочу сказать, что в такое время, как наше, оружие может каждому пригодиться.

— Что вы! Сейчас ведь мир.

— Друг любезный, если бы у нас царил мир, никто бы, черт возьми, нс стал скупать кирасы. Мне вы этого не рассказывайте.

— Сударь!

— Да еще скупать их тайком.

Торговец сделал движение, видимо, намереваясь удалиться.

— Но, по правде сказать, чем больше я на вас гляжу, — сказал буржуа, — тем сильнее во мне уверенность, что я вас знаю. Нет, вы не Никола Трюшу, но я вас все-таки знаю.

— Молчите!

— И если вы скупаете кирасы…

— Так что же?

— Так я уверен, ради дела, угодного Богу.

— Замолчите!

— Вы меня просто восхищаете, — произнес буржуа, протягивая с балкона длиннющую руку, которая крепко вцепилась в руку торговца.

— Но вы-то сами кто такой, черт подери?

— Я Робер Брике, по прозванию “гроза еретиков”, лигист и пламенный католик. Теперь я вас безусловно узнал.

Торговец побледнел как мертвец.

— Вы Никола… Грембло, кожевник из “Бескостной коровы”.

— Нет, вы ошиблись. Прощайте, мэтр Робер Брике, очень рад, что с вами познакомился.

И торговец повернулся спиной к балкону.

— Что же это, вы хотите уйти?

— Как видите.

— И не возьмете у меня доспехов?

— Я же сказал вам, что у меня нет денег.

— Я пошлю с вами своего слугу.

— Это невозможно.

— Как же нам тогда сделать?

— Да никак: останемся каждый при своем.

— Ни за что, разрази меня гром, уж очень мне хочется покороче с вами познакомиться.

— Ну, а я хочу поскорее с вами распрощаться, — ответил торговец. Решив на этот раз бросить свои кирасы и все потерять, лишь бы его не узнали, он дал тягу.

Но от Робера Брике было не так-то легко избавиться. Перекинув ногу через перила балкона, он спустился на улицу, причем ему даже не пришлось прыгать, и, пробежав шагов пять-шесть, догнал торговца.

— Вы что, с ума сошли, приятель? — спросил он, кладя большую руку на плечо бедняги. — Если бы я был вам не друг и хотел, чтобы вас арестовали, мне стоило бы только крикнуть: как раз сейчас стража проходит по улице Августинцев. Но черт меня побери, если я не считаю вас своим другом. И вот вам доказательство: теперь-то я безусловно припоминаю ваше имя.

На этот раз торговец рассмеялся.

Робер Брике загородил ему дорогу.

— Вас зовут Никола Пулен, — сказал он, — вы прево, чиновник парижского городского суда. Я же помнил, что тут не без какого-то Никола.

— Я погиб! — прошептал торговец.

— Наоборот: вы спасены, разрази меня гром. Никогда вы не сможете совершить ради святого дела все то, что намерен совершить я.

Никола Пулен застонал.

— Ну-ну, мужайтесь, — сказал Робер Брике. — Придите в себя. Вы обрели брата, брата Робера Брике. Возьмите одну кирасу, а я возьму две другие. Сверх того я дарю вам свои наручни, набедренники и перчатки. А теперь — вперед, и да здравствует Лига!

— Вы пойдете со мной?

— Я помогу вам донести куда следует доспехи, благодаря которым мы одолеем филистимлян: указывайте дорогу, я следую за вами.

В душу несчастного судейского чиновника запала искра вполне естественного подозрения, но она погасла, едва вспыхнув.

“Если бы он хотел погубить меня, — подумал Пулен, — стал бы он признаваться, что я ему знаком?”

Вслух же он сказал:

— Что ж, раз вы непременно этого желаете, пойдемте со мной.

— На жизнь и на смерть с вами! — вскричал Робер Брике, сжимая в своей руке руку вновь обретенного союзника. Другой рукой он ликующим жестом высоко поднял свой груз железного лома.

Оба пустились в путь.

Минут через двадцать Никола Пулен добрался до Маре. Он был весь в поту, разгоряченный не только быстрой ходьбой, но и живостью беседы на политические темы.

— Какого воина я завербовал! — прошептал Никола Пулен, останавливаясь неподалеку от дворца Гизов.

“Я так и полагал, что мои доспехи дойдут сюда”, — подумал Брике.

— Друг, — сказал Никола Пулен, с трагическим видом поворачиваясь к Брике, стоявшему тут же с самым невинным выражением лица, — даю вам одну минуту на размышление, прежде чем вы вступите в логово льва. Вы еще можете удалиться, если совесть у вас не чиста.

— Ну что там! — сказал Брике. — Я еще не то видывал. Et non intremuit medulla mea[2], — продекламировал он. — Ax, простите, вы, может быть, не знаете латыни?

— А вы знаете?

— Сами можете судить.

“Ученый, смелый, сильный, состоятельный — какая находка для нас!” — подумал Пулен.

— Что ж, войдем.

И он повел Брике к огромным воротам дворца Гизов, которые и открылись после третьего удара бронзового молотка.

2

Не устрашился мой разум (лат.).