Страница 2 из 174
— Но вы-то, господин Фриар, раз вы думаете обратное тому, что, по-вашему, думаю я, — ответил незнакомец, нарочно подчеркивая слова, которые горожанин уже не раз повторял, — почему вы не на Гревской площади? Мне, например, кажется, что предстоящее зрелище должно радовать друзей короля и все они должны там собраться. Но на это вы, пожалуй, ответите, что принадлежите не к друзьям короля, а к друзьям господина де Гиза и поджидаете здесь лотарингцев, которые, говорят, намерены осадить Париж и освободить господина де Сальседа.
— Нет, сударь, — поспешно возразил коротышка, явно напуганный предположением незнакомца. — Нет, сударь, я поджидаю свою жену мадам Николь Фриар: она пошла в аббатство святого Иакова отнести две дюжины скатертей, ибо имеет честь состоять личной прачкой дона Модеста Горанфло, настоятеля означенного монастыря. Но, возвращаясь к суматохе, о которой говорил мэтр Митон и в которую не верю ни я, ни вы, как, по крайней мере, вы утверждаете…
— Мэтр Фриар! — вскричал Митон. — Смотрите-ка, что происходит.
Мэтр Фриар посмотрел туда, куда указывал пальцем его собеседник, и увидел, что закрывают не только заставу — что уже привело в волнение весь народ, — но и ворота.
Когда они были заперты, часть швейцарцев вышла вперед и встала перед рвом.
— Как! — вскричал побледневший Фриар. — Им мало заставы, теперь они и ворота запирают!
— А что я вам говорил? — ответил перепуганный Митон.
— Забавно, не правда ли? — заметил со смехом незнакомец. При этом между усами и бородой сверкнули белые зубы, видимо, на редкость острые благодаря привычке пускать их в дело не менее четырех раз в день.
При виде новых мер предосторожности в густой толпе народа, затопившей подступы к заставе, поднялся ропот изумления, а несколько человек закричали от страха.
— Осади назад! — повелительно крикнул какой-то офицер.
Приказание было выполнено, однако не без затруднений: верховые и люди в повозках, вынужденные податься назад, кое-кому в толпе отдавили ноги и помяли ребра.
Женщины кричали, мужчины ругались. Кто мог бежать — бежал, опрокидывая других.
— Лотарингцы! Лотарингцы! — выкрикнул чей-то голос.
Самый жуткий вопль не произвел бы действия более скорого и решительного, чем этот возглас:
— Лотарингцы!!!
— Ну вот видите, видите! — вскричал, дрожа, Митон. — Лотарингцы, надо бежать!
— А куда? — спросил Фриар.
— На пустырь! — крикнул Митон, раздирая руки о колючки живой изгороди, под которой удобно расположился незнакомец.
— На пустырь? — переспросил Фриар. — Это легче сказать, чем сделать, мэтр Митон. Дыры в изгороди я что-то не вижу, а вы вряд ли сможете перелезть через нее.
— Попробую, — сказал Митон, — попробую.
И удвоил свои старания.
— Осторожнее, милейшая! — отчаянно завопил Фриар. — Ваш осел наступает мне на пятки! Уф! Господин всадник, осторожнее, ваша лошадь нас раздавит! Черт побери, дружище возчик, ваша оглобля переломает мне ребра!
Пока мэтр Митон цеплялся за ветви изгороди, чтобы перебраться через нее, а мэтр Фриар тщетно искал какую-нибудь лазейку, чтобы проскользнуть низом, незнакомец поднялся, и точно циркуль одним движением своих длинных ног перешагнул через изгородь, да так, что ни одна ветка не задела его штанов.
Мэтр Митон, последовав его примеру, порвал штаны в трех местах. А с мэтром Фриаром дело обстояло еще хуже: он не мог перебраться ни верхом, ни низом и, подвергаясь все большей опасности быть раздавленным толпой, испускал истошные вопли. Тогда незнакомец протянул длинную руку, схватил Фриара за гофрированный воротник и ворот куртки и, приподняв, перенес его через изгородь, как малого ребенка.
— Ого! — вскричал мэтр Митон в восторге от этого зрелища, следя глазами за тем, как сначала вознесся, а затем опустился его друг мэтр Фриар. — Вы похожи на вывеску “Большого Авессалома”!
— Уф! — выдохнул Фриар, почувствовав под собой твердую почву, — как бы я ни выглядел со стороны, мне наконец-то удалось перебраться через изгородь, да и то лишь благодаря этому господину.
Затем, вытянувшись во весь рост, чтобы разглядеть незнакомца, которому он доходил только до груди, мэтр Фриар продолжал:
— Век за вас буду Бога молить! Сударь, вы истинный Геркулес, честное слово, это так же верно, как то, что меня зовут Жан Фриар. Скажите же мне свое имя, сударь, имя моего спасителя, моего… друга!
Последнее слово добряк произнес со всем пылом благодарного сердца.
— Меня зовут Брике, сударь, — ответил незнакомец, — Робер Брике, к вашим услугам.
— Вы, смею сказать, здорово мне услужили, господин Брике. Жена будет благословлять вас. А кстати, бедная моя женушка! О Боже мой, Боже мой, ее задавят в этой толпе! Ах, проклятые швейцарцы, они только и годны на то, чтобы давить людей!
Не успел мэтр Фриар договорить, как ощутил на плече чью-то руку, тяжелую, как длань каменной статуи.
Он обернулся, чтобы взглянуть на нахала, позволившего себе подобную вольность.
Это был швейцарец.
— Фы хотите, чтоп фам расмосшили череп, трушок? — спросил богатырского сложения солдат.
— Мы окружены! — вскричал Фриар.
— Спасайся, кто может! — подхватил Митон.
Оба они, будучи уже на пустыре, где ничто не преграждало им дорогу, пустились наутек, сопровождаемые насмешливым взглядом и беззвучным смехом длинноногого незнакомца. Потеряв их из виду, он подошел к швейцарцу, стоявшему тут на часах.
— Рука у вас мощная, приятель, не так ли?
— Ну та, сутарь, не слапа, не слапа.
— Тем лучше, сейчас это важно, особенно если правда, что идут лотарингцы.
— Они не итут.
— Нет?
— Софсем нет.
— Так зачем же было запирать ворота? Не понимаю.
— Та фам и не нушно понимать, — ответил швейцарец, расхохотавшись над собственной шуткой.
— Прафильно, трук, ошснь прафильно, — сказал Робер Брике, — спасипо.
И Робер Брике отошел от швейцарца и приблизился к другой кучке людей, а достойный гельвет, перестав смеяться, пробормотал:
— Bei Gott! lch glaube er spottet meiner. Was ist das fur ein Ma
II
ЧТО ПРОИСХОДИЛО У СЕНТ-АНТУАНСКИХ ВОРОТ
Одну из собравшихся здесь групп составляло немало горожан, оставшихся вне городских стен после того, как ворота неожиданно заперли. Люди эти толпились вокруг четырех или пяти всадников весьма воинственного вида, которых, видимо, очень не устраивало, что ворота были на запоре, ибо они изо всех сил орали:
— Ворота! Ворота!
Крики эти, с еще большей яростью подхваченные толпой, сливались в адский шум.
Робер Брике присоединился к горожанам и принялся кричать громче других:
— Ворота! Ворота!
В конце концов один из всадников, восхищенный мощью его голоса, обернулся к нему и, поклонившись, сказал:
— Ну не позор ли, сударь, что средь бела дня закрывают городские ворота, словно Париж осадили испанцы или англичане?
Робер Брике внимательно посмотрел на заговорившего с ним человека лет сорока — сорока пяти. Человек этот, видимо, был начальником окружавших его всадников.
Осмотром Робер Брике, надо полагать, остался доволен, ибо он, в свою очередь, поклонился и ответил:
— Ах, сударь, вы правы, десять, двадцать раз правы. Но, — прибавил он, — не хочу проявлять излишнего любопытства, однако все же осмелюсь спросить вас: по какой, на ваш взгляд, причине принята подобная мера
— Да ей-Богу же, — ответил кто-то — они боятся, как бы не слопали ихнего Сальседа.
— К черту! — раздался чей-то голос. — Добыча незавидная!
Робер Брике обернулся в ту сторону, откуда послышался этот голос с акцентом, выдававшим несомненнейшего гасконца, и увидел молодого человека лет двадцати пяти, опиравшегося рукой на круп лошади того, кто показался ему начальником.