Сорок пять

Все это очень странно, — пробормотал Анри.

— Тем более странно, — продолжал офицер, — что говорят — правда это или выдумка? — будто принц открывал калитку парка у буковых зарослей и в нее проскользнули две тени. Значит, принц впустил в парк каких-то двух человек — вероятно, тех самых путников. С той поры принц и удалился в павильон, и мы теперь видим его лишь изредка.

— А этих путников так никто и не видел? — спросил Анри.

— Когда я ходил к принцу узнать вечерний пароль для дворцовой охраны, — сказал офицер, — я встретил какого-то человека, который, по-моему, не принадлежит к дому его высочества. Но лица его я не видел, этот человек при виде меня отвернулся и надвинул на глаза капюшон куртки.

— Капюшон куртки?

— Да, человек этот походил на фламандского крестьянина и, сам не знаю почему, напомнил мне того, кто был с вами, когда мы встретились во Фландрии.

Анри вздрогнул. Ему показалось, что замечание офицера связано с тем глухим, но упорным интересом, который вызывал у него этот рассказ. И ему, видевшему, как Диана и ее спутник поручены были Орильи, пришло на ум, что он знает обоих путников, сообщивших принцу о гибели злосчастного музыканта.

Анри внимательно поглядел на офицера.

— А когда вам показалось, будто вы узнаете этого человека, что вы подумали, сударь? — спросил он.

— Не берусь ничего утверждать, — ответил офицер, — но вот что я думаю. Принц, наверно, не отказался от своих планов насчет Фландрии. Поэтому он держит там соглядатаев. Человек в шерстяной куртке — один из таких шпионов; в пути он узнал о несчастном случае с музыкантом и принес это известие.

— Возможно, — задумчиво сказал Анри. — Но что делал этот человек, когда вы его видели?

— Он шел вдоль изгороди, окаймляющей цветники — она видна из ваших окон, — по направлению к теплицам.

— Итак, вы говорите, что два путешественника… вы ведь сказали, что их было двое?

— Говорят, будто вошли двое, но я видел только одного, в шерстяной куртке.

— Значит, по-вашему, этот человек живет в теплицах?

— Весьма вероятно.

— Из теплиц есть выход?

— Да, есть, граф, в сторону города.

Анри некоторое время молчал. Сердце его сильно билось. Эти не существенные, казалось бы, подробности для него, обладавшего в этом таинственном деле как бы двойным зрением, были полны огромного значения.

Между тем наступила темнота, и оба молодых человека, не зажигая света, беседовали в комнате Жуаеза.

Усталый после дороги, озабоченный странными событиями, о которых ему только что сообщили, не имея сил бороться с теми чувствами, которые они ему внушали, граф повалился на кровать брата и устремил взгляд в темноту.

Юный лейтенант сидел на подоконнике в состоянии душевного покоя, который навевает на человека благоуханная вечерняя прохлада.

Глубокая тишина спустилась на парк и на город. Двери домов закрылись; то тут, то там загорался свет; где-то вдалеке собаки лаяли на слуг, запиравших на ночь конюшни.

Внезапно лейтенант привстал, высунулся из окна и тихим отрывистым голосом позвал графа.

— Что такое? — спросил Анри, внезапно пробудившись от сладостного полусна.

— Тот человек!

— Какой?

— Человек в шерстяной куртке, шпион!

— О! — воскликнул Анри и одним прыжком очутился у окна.

— Вот видите! — продолжал лейтенант. — Он идет вдоль изгороди. Подождите, сейчас опять появится… Смотрите туда, на место, освещенное луной, вот он!

— Вижу!

— Не правда ли, у него зловещий вид?

— Именно зловещий, — отвечал дю Бушаж, делаясь и сам гораздо мрачнее.

— Вы думаете, он шпион?

— Да кто его знает!

— Видите, он идет из павильона в теплицу.

— Значит, павильон принца там? — спросил дю Бушаж, указывая туда, откуда, по всей видимости, появился неизвестный.

— Видите огонек, мерцающий среди листвы?

— Да.

— Там столовая.

— А, — вскричал Анри, — он снова появился!

— Да, он, несомненно, идет в теплицы к своему товарищу. Вы слышите?

— Что?

— Ключ поворачивается в замке.

— Странно, — сказал дю Бушаж, — во всем этом нет ничего необычного и однако же…

— …однако вас дрожь пробирает, верно?

— Да, — сказал граф, — а это что такое?

Послышалось что-то вроде звона колокола.

— Это сигнал к ужину для свиты принца. Пойдемте с нами ужинать, граф.

— Нет, спасибо, сейчас мне ничего не нужно, а если проголодаюсь, то позову кого-нибудь.

— Не ждите, присоединяйтесь к нашей компании.

— Это невозможно.

— Почему?

— Его королевское высочество почти что приказал мне распорядиться, чтобы ужин мне приносили сюда. Но вы идите, не задерживайтесь из-за меня.

— Спасибо, граф, доброй ночи. Следите хорошенько за нашим призраком.

— О, можете на меня в этом отношении положиться. Разве что, — прибавил Анри, опасаясь, не выдал ли он себя, — разве что сон меня одолеет. Это более вероятно, да, на мой взгляд, и более разумно, чем подстерегать тени каких-то шпионов.

— Разумеется, — засмеялся офицер.

И он распрощался с дю Бушажем.

Едва только он вышел из библиотеки, как Анри устремился в сад.

— О, — шептал он, — это Реми! Это Реми! Я узнал бы его и во мраке преисподней.

У молодого человека дрожали колени, он прижал влажные ладони к пылавшему лбу.

— Боже мой, — сказал он себе, — а может быть, это просто галлюцинации моего несчастного больного мозга, может быть, мне суждено и во сне, и наяву, и днем, и ночью беспрестанно видеть два эти образа, проложившие такую темную борозду на всей моей жизни? И правда, — продолжал он, словно чувствуя потребность убеждать самого себя, — зачем бы Реми находиться здесь, в замке у герцога Анжуйского? Что ему тут делать? Что может связывать герцога Анжуйского с Реми? И, наконец, как он мог покинуть Диану, с которой никогда не расстается? Нет, это не он!

Но в следующий же миг внутренняя убежденность, глубокая, инстинктивная, возобладала над сомнением:

— Это он! Это он! — в отчаянии прошептал Анри, прислонившись к стене, чтобы не упасть.

Не успел он выразить в словах эту властную, неодолимую мысль, как снова раздался лязгающий звук ключа в замке, и, хотя звук этот был едва слышен, слух возбужденного до крайности Анри его уловил.

Невыразимый трепет пробежал по всему телу юноши. Он снова прислушался.

Стояла такая тишина, что он различал удары собственного сердца.

Прошло несколько минут.

Хотя глаза его ничего не видели, слух говорил, что кто-то приближается.

Он услышал скрип песка под чьими-то шагами.

Вдруг силуэт буковой поросли как-то изменился: почудилось, будто на этом темном фоне движутся тени еще более темные.

— Он возвращается, — прошептал Анри, — но один ли? Есть ли с ним кто-нибудь?

Тени двигались в ту сторону, где луна серебрила край пустыря.

Когда человек в шерстяной куртке, идя в противоположном направлении, дошел до этого места, Анри показалось, будто он узнает Реми.

На этот раз Анри ясно различил две тени: ошибки быть не могло.

Смертельный холод сжал его сердце, словно превращая его в кусок мрамора.

Обе тени двигались быстро и решительно. Один из спутников был в шерстяной куртке, и теперь, как и прежде, графу показалось, что он узнал Реми.

Второго, закутанного в мужской плащ, распознать было невозможно.

И, однако, Анри чутьем угадал то, чего не мог видеть.

У него вырвался скорбный вопль, и, как только таинственные тени исчезли за буками, он поспешил за ними, перебегая от дерева к дереву.

— О Господи, — шептал он. — Возможно ли это?

XXIV

УВЕРЕННОСТЬ

Дорога вела вдоль буковой рощи к высокой изгороди из терновника и тополиной аллее, отделявшим павильон герцога Анжуйского от остальной части парка. В этом уединенном уголке были красивые пруды, извилистые тропинки, вековые деревья — лунный свет заливал их пышные кроны, в то время как внизу сгущался непроницаемый мрак.