Страница 86 из 143
— Ну же, будьте откровенны до конца.
— Повторяю, мадам, я его не знаю, — ответила Маргарита, невольно побледнев.
— Ладно, ладно, — сказала Екатерина равнодушным тоном, — это скоро станет известно. Ступайте, дочь моя! Будьте спокойны: ваша мать стоит на страже вашей чести.
Маргарита вышла.
"Ага! У них союз! — говорила про себя Екатерина. — Генрих и Маргарита сговорились: жена онемела за то, что муж ослеп. Вы очень ловки, детки, и воображаете, что очень сильны; но ваша сила в единении, а я вас разъединю. Кроме того, настанет день, когда Морвель будет в состоянии говорить или писать, назовет или напишет имя, — и тогда все станет известно. Да, но до того времени виновный будет в безопасности. Самое лучшее — это теперь же разъединить эту пару".
Екатерина тотчас же вернулась к сыну и застала его за разговором с герцогом Алансонским.
— A-а! Это вы, матушка! — сказал король, нахмурив брови.
— Почему, Карл, вы не прибавили "опять"? Это слово было у вас на уме.
— То, что у меня на уме, мадам, — это мое дело, — ответил Карл грубым тоном, который временами появлялся у него даже в разговоре с Екатериной. — Что вам надо? Говорите поскорее.
— Вы были правы, сын мой. А вы, Франсуа, ошиблись.
— В чем? — спросили оба.
— У короля Наваррского был вовсе не Ла Моль.
— А-а! — произнес Франсуа, бледнея.
— Кто же? — спросил Карл.
— Пока неизвестно, но мы это узнаем, как только Морвель заговорит. Итак, отложим это дело, которое вскоре разъяснится, и вернемся к Л а Молю.
— Но при чем же тогда Ла Моль, матушка, раз он не был у короля Наваррского?
— Да, он не был у короля Наваррского, но был у… королевы Наваррской.
— У королевы! — воскликнул Карл и нервно рассмеялся.
— У королевы! — повторил герцог Алансонский, смертельно побледнев.
— Да нет! Нет! — возразил Карл. — Гиз говорил мне, что встретил носилки Маргариты.
— Так оно и было, — ответила Екатерина, — где-то в городе у нее есть дом.
— Переулок Клош-Персе! — воскликнул Карл.
— О-о! Это уж чересчур! — сказал герцог Алансонский, вонзая ногти себе в грудь. — И она мне его рекомендовала!
— Ага! Теперь я понял! — сказал король, вдруг застывая на месте. — Так это он сопротивлялся нам сегодня ночью и сбросил мне на голову серебряный кувшин. Вот негодяй!
— Да, да! Негодяй! — повторил герцог Алансонский.
— Вы правы, дети мои, — сказала Екатерина, не подавая виду, что понимает, какое Чувство побуждало каждого из них произнести это слово. — Вы правы! Он может погубить честь принцессы крови одним неосторожным словом. Для этого ему достаточно подвыпить.
— Или расхвастаться, — прибавил Франсуа.
— Верно, верно, — ответил Карл. — Но мы не можем перенести это дело в суд, если сам Анрио не согласится подать жалобу.
— Сын мой, — сказала Екатерина, кладя руку Карлу на плечо и выразительно его сжимая, чтобы обратить внимание короля на то, что она собиралась предложить, — выслушайте меня. Преступление уже налицо, но может выйти и позорная история. А за такие проступки против королевского достоинства наказывают не судьи и не палачи. Будь вы просто дворяне, мне было бы ни к чему учить вас — вы оба люди храбрые; но вы принцы крови, и вам нельзя скрестить ваши шпаги со шпагою какого-то дворянчика! Обдумайте способ мести, возможный для принцев крови.
— Смерть всем чертям! — воскликнул Карл. — Вы правы, матушка! Я что-нибудь придумаю.
— Я помогу вам, брат мой, — откликнулся герцог Алансонский.
— И я, — сказала Екатерина, развязывая шелковый черный поясок с кистями, который тройным кольцом обвивал ее талию и доходил до колен. Я ухожу, но вместо себя оставляю это.
И она бросила свой поясок к ногам братьев.
— A-а! Понимаю, — воскликнул Карл.
— Так этот поясок… — заговорил герцог Алансонский, поднимая его с пола.
— И наказание, и тайна, — торжествующе сказала Екатерина. — Было бы недурно запутать в это дело Генриха, — прибавила она и вышла.
— Чего проще! — сказал герцог Алансонский. — Как только Генрих узнает, что жена ему неверна… — И, обернувшись к королю, спросил: — Итак, вы согласны с мнением нашей матушки?
— От слова до слова! — ответил Карл, не подозревая, что всаживает тысячу кинжалов в сердце герцога. — Это рассердит Маргариту, зато обрадует Анрио.
Затем он позвал офицера своей стражи и приказал сказать Генриху, что король просит его к себе, но тотчас раздумал:
— Нет, не надо, я сам пойду к нему. А ты, Алансон, предупреди Анжу и Гиза.
И, выйдя из своих покоев, он пошел по маленькой винтовой лестнице, которая вела в третий этаж, к покоям Генриха Наваррского.
X
ПЛАНЫ МЕСТИ
Генрих благодаря своей выдержке при допросе получил короткую передышку и забежал к баронессе де Сов. Там он застал Ортона, уже совсем оправившегося от своего обморока; но Ортон мог рассказать только то, что какие-то люди ворвались к нему и что их начальник оглушил его, ударив эфесом шпаги.
Об Ортоне тогда никто не вспомнил. Екатерина, увидав его распростертым на полу, подумала, что он убит. На самом деле Ортон, очнувшись как раз в промежуток времени между уходом Екатерины и появлением командира стражи, которому было приказано очистить комнату, сейчас же побежал к баронессе.
Генрих попросил Шарлотту приютить Ортона до получения вестей от де Муи. Тогда он, Генрих, отправит с Ортоном ответ де Муи в его прибежище и, таким образом, будет иметь там не одного, а двух преданных ему людей.
Решив поступить так, Генрих вернулся к себе и, рассуждая сам с собой, принялся ходить взад и вперед по комнате, как вдруг дверь растворилась и вошел король.
— Ваше величество! — воскликнул Генрих, бросаясь к нему навстречу.
— Собственной персоной… Честное слово, Анрио, ты молодец! Я начинаю любить тебя все больше.
— Сир, ваше величество меня захвалили, — ответил Генрих.
— У тебя только один недостаток, Анрио.
— Какой? Уж не тот ли, в котором вы не однажды упрекали меня, — что я предпочитаю соколиной охоте охоту с гончими?
— Нет-нет, Анрио; я говорю не об этом.
— Если вы, ваше величество, объясните мне, в чем дело, я постараюсь исправиться, — ответил Генрих, увидав по улыбке Карла, что он в хорошем расположении духа.
— Дело в том, что у тебя хорошие глаза, а видишь ты ими плохо.
— Может быть, сир, я, сам того не зная, стал близорук?
— Хуже, Анрио, хуже: ты ослеп.
— Вон что! — удивился Беарнец. — Но может быть, это случается со мной, когда я закрываю глаза?
— Да-да! Ты так и делаешь, — сказал Карл. — Как бы то ни было, я их тебе открою.
— Господь сказал: "Да будет свет, и быть свету". Вы, ваше величество, являетесь представителем Бога на земле — следовательно, ваше величество может сотворить на земле то, что Бог творит на небе. Я слушаю.
— Когда вчера вечером Гиз сказал, что встретил твою жену в сопровождении какого-то волокиты, ты не хотел верить.
— Сир, — отвечал Генрих, — как же я мог поверить, что сестра вашего величества способна на такое безрассудство?
— Тогда он прямо указал, что твоя жена отправилась в переулок Клош-Персе, но этому ты тоже не поверил!
— А разве я мог предполагать, что принцесса Франции решится открыто поставить на карту свое доброе имя?
— Когда мы осаждали дом в переулке Клош-Персе и в меня попали серебряным кувшином, Анжу облили апельсиновым компотом, а Гиза угостили кабаньим окороком, — разве ты не видел там двух женщин и двух мужчин?
— Сир, я ничего не видел. Ваше величество, наверное, помнит, что в это время я допрашивал привратника.
— Зато я, черт подери, видел!
— A-а! Если вы, ваше величество, видели сами, то, конечно, это так.
— Да, я видел двух женщин и двух мужчин. Теперь для меня нет сомнений, что одна из этих женщин была Марго, а один из мужчин — Ла Моль.
— Однако если Ла Моль был в переулке Клош-Персе, значит, его не было здесь, — возразил Генрих.