Страница 17 из 143
— Ага, еретик! Я сразу тебя почуял, — пробурчал хозяин, начищая старую каску. И, прервав свою работу, перекрестился.
— Вот как, — сказал Коконнас, мешая карты, принесенные слугой, — значит, вы…
— Что?
— Протестант.
— Я?
— Да.
— Ну, предположим, что это так, — ответил, усмехнувшись, Ла Моль. — Вы что-нибудь имеете против нас?
— О, слава Богу — нет. Мне все равно. Я от всей души ненавижу гугенотскую мораль, но не самих гугенотов, а кроме того, они теперь в чести.
— Да, — ответил с улыбкой Л а Моль, — доказательство этому — салют из аркебузы адмиралу! Не доиграемся ли и мы до выстрелов?
— До чего угодно, — ответил Коконнас, — мне лишь бы играть, а там все равно на что.
— Ну что ж, давайте играть, — сказал Ла Моль, собирая и тасуя карты.
— Да, играйте, не сомневаясь: даже если я проиграю сто экю против ста ваших, завтра же утром я найду, чем заплатить.
— Значит, вы разбогатеете во сне?
— Нет, я пойду и найду деньги.
— Скажите, где — я пойду с вами!
— В Лувре.
— Разве вы пойдете туда сегодня ночью?
— Да, в эту ночь у меня будет особая аудиенция у великого герцога Гиза.
Еще когда Коконнас заявил, что пойдет за деньгами в Лувр, Ла Юрьер бросил начищать каску и, встав за стулом Ла Моля так, что его мог видеть один Коконнас, начал делать ему знаки из-за спины Ла Моля, но пьемонтец их не замечал, поглощенный игрой и разговором.
— Да это просто сверхъестественно! — сказал Ла Моль. — Вы были совершенно правы, говоря, что мы родились под одной звездой. У меня тоже свидание в Лувре этой ночью, но только не с герцогом Гизом, а с королем Наваррским.
— А вы знаете пароль?
— Да.
— А сигнал для сбора?
— Нет.
— Ну, а я знаю. У меня пароль…
Произнося эти слова, пьемонтец поднял голову, и в тот же миг Ла Юрьер сделал ему знак до такой степени выразительный, что болтливый дворянин сразу оборвал свою речь, остолбенев от этой мимики гораздо больше, чем от потери ставки в три экю. Ла Моль, заметив состояние партнера по его лицу, обернулся, но не увидел никого, кроме хозяина, стоявшего позади него, скрестив на груди руки, в той каске, которую чистил за минуту перед тем.
— Что с вами? — спросил Ла Моль Коконнаса.
Коконнас молча переводил взгляд с хозяина на партнера, так как не мог понять, в чем дело, несмотря на отчаянные жесты мэтра Ла Юрьера.
Л а Юрьер смекнул, что необходима его помощь.
— Штука в том, что я сам любитель игры в карты, — сказал он Ла Молю, — я и подошел взглянуть на ваш ход, а граф вдруг увидал на голове простого горожанина боевой шлем, ну и удивился.
— Действительно, хороша фигура! — воскликнул Ла Моль, заливаясь смехом.
— Эх, месье! — сказал Ла Юрьер, хорошо разыгрывая добродушие и пожимая плечами, как бы признавая свое ничтожество, — конечно, мы не вояки и нет в нас настоящей выправки. Это хорошо вам, бравым дворянам, сверкать золочеными касками да тонкими шпагами, а наше дело — отбыть свое время в карауле.
— Так-так! — сказал Л а Моль, тасуя в свою очередь карты. — Вы разве ходите в караул?
— Да, граф, приходится! Я ведь сержант в одном отряде городской милиции, — сказал Л а Юрьер и, пока Л а Моль сдавал карты, тихо удалился, приложив палец к губам, как указание совершенно растерявшемуся Коконнасу, чтоб он не проболтался.
Необходимость быть настороже привела к тому, что Коконнас проиграл вторую ставку так же быстро, как и первую.
— Ну вот и все ваши шесть экю! Хотите отыграться в счет ваших будущих благ?
— С удовольствием, — ответил Коконнас, — с удовольствием.
— Но прежде чем продолжать игру, я хотел напомнить вам: ведь вы говорили, что у вас назначено свидание с герцогом Гизом?
Коконнас поглядел на кухню, где стоял Ла Юрьер, и увидал, что трактирщик смотрит на него во все глаза, повторяя свое предупреждение.
— Да, — ответил Коконнас, — но теперь еще не время. Поговорим лучше о вас, господин Ла Моль.
— А по-моему, мой дорогой Коконнас, поговорим лучше об игре, а то, если не ошибаюсь, я сейчас выиграл у вас еще шесть экю.
— Дьявольщина! Верно!.. Мне всегда говорили, что гугенотам везет в игре. У меня большое желание стать гугенотом, черт меня подери!
Глаза хозяина загорелись, как уголья, но Коконнас, всецело занятый игрой, не заметил этого.
— Переходите к нам, граф, переходите, — сказал Ла Моль, — и хотя желание стать гугенотом пришло к вам путем очень своеобразным, вы будете хорошо приняты у нас.
Коконнас почесал за ухом:
— Будь я уверен, что везенье в карты зависит от веры, ручаюсь вам… ведь я в конце концов не так уже сильно держусь за мессу, а раз и король не очень дорожит ею…
— А кроме того, протестантское исповедание — прекрасное исповедание: оно так просто, чисто…
— И к тому же в моде, — прибавил Коконнас, — да еще приносит в игре счастье: ведь, черт меня подери, все тузы у вас; а между тем с самого начала, как мы взяли карты в руки, я следил за вами: вы играете честно, не передергиваете… Это не иначе как от протестантской веры.
— Вы задолжали мне еще шесть экю, — спокойно заметил Ла Моль.
— Ах, как вы искушаете меня! — сказал Коконнас. — И если этой ночью я останусь недоволен герцогом Гизом…
— Тогда что?
— Тогда я попрошу вас завтра представить меня королю Наваррскому; и будьте покойны, уж если я стану гугенотом, то буду им больше, чем Лютер, Кальвин, Меланхтон и все реформаторы на свете.
— Тсс! Вы поссоритесь с нашим хозяином, — сказал Ла Моль.
— Да, правда, — согласился Коконнас, взглянув на кухню. — Нет, он нас не слышит, он сейчас очень занят.
— А что он делает? — спросил Ла Моль, не видя хозяина со своего места.
— Он разговаривает с… Черт меня подери! Это он!
— Кто — он?
— Та самая ночная птица, с которой он разговаривал, когда мы подъехали к гостинице, — человек в желтом колете и в темно-коричневом плаще. Дьявольщина! Да еще как увлекся! Эй! Мэтр Ла Юрьер! Не политический ли заговор у вас?
Но на этот раз мэтр Ла Юрьер ответил таким властным и энергичным жестом, что Коконнас, несмотря на свое пристрастие к картам, встал с места и пошел к нему.
— Что с вами? — спросил Ла Моль.
— Вам нужно вина, граф? — спросил Ла Юрьер, быстро хватая Коконнаса за руку. — Сейчас подадут. Грегуар! Вина господам дворянам!
Потом в самое ухо прошептал:
— Молчите! Молчите, или смерть вам! И спровадьте куда-нибудь вашего товарища.
Л а Юрьер был так бледен, а желтый человек так мрачен, что Коконнас почувствовал дрожь в теле и, обернувшись к Л а Молю, сказал ему:
— Дорогой господин Ла Моль, прошу извинить меня: я за один присест проиграл пятьдесят экю; мне сегодня не везет, и я боюсь зарваться.
— Отлично, месье, отлично, как вам угодно. Кроме того, я с удовольствием прилягу хоть на минуту. Мэтр Ла Юрьер!
— Что угодно, ваше сиятельство?
— Разбудите меня, если за мной придут от короля Наваррского. Я лягу не раздеваясь, чтобы в любую минуту быть готовым.
— Я сделаю то же, — сказал Коконнас, — а чтобы его светлости не ждать меня ни минуты, я теперь же сделаю себе значок. Мэтр Ла Юрьер, дайте мне ножницы и белой бумаги.
— Грегуар! — крикнул Ла Юрьер. — Белой почтовой бумаги и ножницы, чтобы сделать конверт!
— Положительно, — сказал пьемонтец, — здесь готовится что-то чрезвычайное.
— Доброй ночи, господин Коконнас! — сказал Ла Моль. — А вы, хозяин, будьте любезны показать мне мою комнату. Желаю вам успеха, мой новый друг!
И Ла Моль в сопровождении хозяина ушел по винтовой лестнице наверх. Тогда таинственный человек схватил Коконнаса за локоть, подтащил к себе и торопливо заговорил:
— Месье, сто раз вы чуть не выдали тайну, от которой зависит судьба королевства. Еще одно слово, и я пристрелил бы вас из аркебузы. К счастью, теперь мы одни, так слушайте.
— Но кто вы такой, что говорите со мной в таком тоне? — спросил Коконнас.
— Вам приходилось слышать о некоем Морвеле?