Две Дианы

Он с жадным нетерпением ждал первого слова, с которым к нему обратился Габриэль.

Габриэль начал так:

— Здравствуй, бедняга Мартин!

Арно дю Тиль облегченно вздохнул. Граф де Монтгомери назвал его Мартином! Значит, карусель снова завертелась. Арно спасен!

— Здравствуйте, мой добрый и бесценный хозяин, — ответил он, вкладывая в эти слова все свое, на сей раз неподдельное чувство — чувство благодарности, и, осмелев, добавил: — Нет ли каких-нибудь новостей, ваше сиятельство?

— По всей вероятности, приговор вынесут нынче утром.

— Наконец-то! Слава тебе, Господи! — воскликнул Арно. — Признаться, мне все это порядком надоело. Значит, сомневаться или опасаться теперь не приходится? Правое дело восторжествует!

— Надеюсь, что так, — медленно произнес Габриэль, внимательно приглядываясь к Арно. — Однако этот мерзавец Арно дю Тиль принимает отчаянные меры.

— Неужто? Что же он опять натворил?

— Видишь ли, изменник пытается заварить прежнюю кашу.

Арно всплеснул руками:

— Надо же! Но каким же образом, Боже правый?

— Он осмеливается утверждать, что вчера стражники перепутали камеры и отвели Арно в твою, а тебя — в его.

— Быть этого не может! — удивленно и негодующе вскинулся Арно. — Чем же он может это доказать?

— А вот чем: после вчерашнего допроса вас обоих не отправили обратно в городскую тюрьму, а оставили в помещении суда, ибо по ходу разбирательства вы могли понадобиться судьям. Вот тут-то, он говорит, и произошло недоразумение. Будто бы тюремщики перепутали и приняли его за Арно дю Тиля. Вот на этих-то ничтожных утверждениях он и строит новые свои подвохи. И все плачет, чуть не рыдает, зовет меня.

— А вы его видели, ваше сиятельство? — вырвалось у Арно.

— И не собирался! Я боюсь его уловок, он ведь способен обвести вокруг пальца даже и меня. Этот прохвост удивительно находчив и изворотлив!

— Выходит, что вы, ваше сиятельство, его же и защищаете, — с деланным недовольством заметил Арно дю Тиль.

— Ничуть, но нужно признать, что если бы хоть половину такого ума и такой ловкости направить на добрые дела…

Тут Арно с негодованием перебил Габриэля:

— Да ведь он же подлец!

— До чего же ты зол на него! — заметил Габриэль. — Между тем, направляясь сюда, я подумал, что, если бы ты захотел, можно было бы возбудить ходатайство о его помиловании…

— Помиловании?.. — нерешительно переспросил Арно.

— Конечно, тут есть над чем поразмыслить. Вот ты и подумай, Мартин, а потом скажи.

Арно дю Тиль подпер рукой подбородок, поскреб задумчиво по щеке, помолчал и наконец вымолвил:

— Нет, никакого помилования! Так будет лучше!

— О Мартин, я и не думал, что ты так жесток! — упрекнул его Габриэль. — Это совсем не похоже на тебя. Ведь только вчера ты жалел и был готов на все, чтоб спасти его!..

— Вчера! Вчера! — возмутился Арно дю Тиль. — Вчера не было еще и последней омерзительной проделки…

— Пожалуй, ты прав, — согласился Габриэль. — Значит, ты считаешь, что злодею надлежит умереть?

— Господи Боже, — протянул Арно дю Тиль с видом мученика, — вы прекрасно знаете, ваше сиятельство, насколько чуждо мне насилие, месть и всякое кровопролитие! Я скрепя сердце иду на эту меру только потому, что она просто необходима. Посудите сами: пока этот человек жив, для меня спокойной жизни не будет. Вот сейчас, последней своей проделкой, он доказал, что он неисправим, и тем самым рассеял последние сомнения! Пусть Арно дю Тиль умрет.

— Если так, пусть умрет, — поддакнул Габриэль. — То есть он умрет, если будет осужден… Ведь приговор еще не вынесен.

— Как! Разве дело еще не кончено? — спохватился Арно.

— Почти кончено, но кое-какие неясности еще остались. Этот чертов Арно успел вчера произнести перед судом очень толковую и убедительную речь.

"Ну свалял же я дурака!" — пронеслось в голове Арно.

Габриэль продолжал:

— Вот сейчас ты толково и уверенно доказал мне, что Арно должен умереть, а вчера перед судьями ты не мог связать и двух слов, не привел ни одного доказательства в пользу правого дела. Тебе дали полную возможность защищаться, а ты так ничего и не сумел опровергнуть…

— Ваше сиятельство, при вас я чувствую себя свободно, а судейское сборище меня угнетает. И потом, должен признаться, мне казалось, что суд лучше моего разберется во всем этом деле. Но, видать, с законниками нужно вести себя по-другому. Им нужно краснобайство, теперь мне ясно. Вот бы начать сначала!

— Да ну! И что бы тогда сделал?

— Тоща бы уж я разговорился!.. И обратите внимание: опровергнуть все доводы и ухищрения этого Арно дю Тиля — сущие пустяки!

— Неужто пустяки?

— Прошу прощения, ваше сиятельство, но его слабинку я вижу не хуже, чем он сам, и если бы я не стеснялся, то сумел бы рассказать судьям…

— Что бы ты им рассказал? Расскажи и мне!

— Что бы я им рассказал? — переспросил Арно. — Да ничего не может быть проще… Вот послушайте!

И Арно дю Тиль начисто опроверг свою же собственную, сказанную накануне речь. Он распутал весь этот клубок недоразумений, состряпанный им же самим. Он развернул перед Габриэлем две судьбы — честнейшего человека и проходимца, которые, так же как масло и воду, невозможно смешать. Словом, своей собственной рукой он разрушил до основания здание лжи, которое возвел только вчера с таким искусством.

Живи Арно дю Тиль в наше время, он был бы превосходнейшим адвокатом. Но — увы! — на беду свою, он родился на триста лет раньше.

— Думаю, что больше говорить не о чем, — так он закончил свою речь. — Досадно только, что не слыхали меня судьи.

— Почему же? — возразил Габриэль. — Они тебя слышали.

— Как так?

— Взгляни сам.

Дверь камеры распахнулась, и перед ошеломленным и оробевшим Арно предстали на пороге председатель суда и двое его судей.

— Что это значит? — обратился Арно к Габриэлю.

— Это значит, что я, опасаясь, как бы мой бедный Мартин Герр от робости опять не запутался, дал возможность судьям без его ведома послушать его заключительную и крайне убедительную речь.

— Вот и прекрасно! — со вздохом облегчения проговорил Арно дю Тиль. — Премного вам благодарен, ваше сиятельство.

Потом, обращаясь к судьям, жалостливо спросил:

— Могу ли я надеяться, что моя речь доказала вам мою правоту?

— Бесспорно, — ответил председатель суда. — Высказанные вами доводы нас вполне убедили.

— Ага! — ликовал Арно дю Тиль.

— Но, — продолжал председатель, — у нас есть доказательства и того, что вчера при размещении узников произошло недоразумение, а именно: Мартин Герр был водворен в вашу камеру, а вы, Арно дю Тиль, в настоящее время находитесь в его помещении.

— Что такое? — пролепетал пораженный Арно. — Ваше сиятельство, а вы что скажете на это? — обратился он к Габриэлю.

— Я скажу следующее, — сурово произнес Габриэль. — Я хотел получить лично от вас полное доказательство невиновности Мартина и вашей вины. Вы меня заставили, презренный, играть роль, которая мне была омерзительна. Но видя вашу наглость, я понял, что в борьбе с такими, как вы, допустимы все виды оружия и что лжеца можно одолеть только ложью. В конце концов, вы сами облегчили мне задачу: ваша подлость сама вовлекла вас в западню!

— В западню? — отозвался Арно. — Значит, тут была западня! Но так и знайте, ваше сиятельство, вы отрекаетесь от вашего Мартина! Как бы вам не ошибиться!

— Не настаивайте, Арно дю Тиль! — вмешался председатель суда. — Ошибка была заранее обусловлена и совершена с ведома суда. Вы изобличены полностью.

— Но если вы говорите, что ошибка была обусловлена, — не унимался наглец, — кто может поручиться, что не было ошибки в исполнении вашего приказа?

— Свидетели — солдаты и тюремщики!

— Они ошибаются! — завопил Арно дю Тиль. — Я действительно Мартин Герр, оруженосец графа де Монтгомери! Я не дам себя так легко осудить! Сведите меня с моим двойником, поставьте нас рядом, тоща и выбирайте, кто Арно дю Тиль, а кто Мартин Герр, кто виновен, а кто неповинен! Вы хотите лишь усугубить всю эту путаницу! Но вопреки всему я всегда буду утверждать: я Мартин Герр! И никто не может меня опровергнуть, никто не сумеет доказать обратное!