Страница 15 из 136
Подобные увеселения, обычно делившие трапезу на две части, в ту пору были в большой моде. Откушав первое блюдо, гости поднялись из-за стола и направились занимать места поудобнее, где-нибудь у окна, на скамейке или даже на одном из столов, расставленных для этой цели вдоль стен; но гостей собралось такое множество, что даже балкон с местами для короля и королевы был заполнен до отказа.
Плотники, трудившиеся более двух месяцев, возвели посреди дворцового двора деревянный замок высотой сорок футов и длиной шестьдесят футов, считая флигели. По углам замка стояли четыре башни, а в середине возвышалась пятая, самая высокая. Этот замок изображал знаменитую крепость Трою, а самая высокая башня — троянский дворец. На штандартах были изображены гербы царя Приама, его доблестного сына Гектора, а также царей и царевичей, вместе с ними запершихся в крепости. Все сооружение было поставлено на колеса, так что люди, находившиеся внутри, могли поворачивать его в любую сторону, в зависимости от нужд обороны. Очень скоро им представилась возможность доказать свою сноровку, ибо почти тотчас на штурм Трои, с двух сторон одновременно, устремились шатер и корабль: шатер изображал греческую армию, а корабль — греческий флот; они двигались под знаменами храбрейших воинов, сопровождавших царя Агамемнона, и в их числе — быстроногого Ахилла и хитроумного Одиссея. В шатре и на корабле было не менее двухсот человек, а из ворот королевской конюшни уже выглядывала голова деревянного коня, спокойно ожидавшего, когда настанет его время появиться на сцене. Однако, к великому разочарованию зрителей, дело до этого не дошло: в тот момент, когда греки под покровительством Ахилла храбро осадили троянцев, доблестно оборонявшихся во главе с Гектором, послышался треск, а затем — невероятный шум: помост, устроенный у дверей парламента, внезапно рухнул и увлек за собой всех, кто на нем находился.
Как бывает обычно в подобных обстоятельствах, каждый, боясь, что печальная участь постигнет и его, кричал так, словно это уже произошло; в толпе случилось сильное замешательство: все пытались сойти с помоста одновременно; люди рванулись к ступенькам, и те, не выдержав тяжести, затрещали. Хотя королеве и дамам, находившимся на каменных балконах дворца, ничто не угрожало, их тоже обуял панический страх; и тоща, по причине ли этого безрассудного страха или же чтобы не видеть ужасающей сцены, происходившей у них на глазах, они бросились было назад, в пиршественную залу, но позади плотной стеной стояли оруженосцы — пажи и слуги, а еще дальше толпился народ, который, пользуясь тем, что стражники и жезлоносцы кинулись к окнам, устремился в помещение, так что королева Изабелла, не в силах пробиться сквозь толпу, лишилась чувств и упала в объятия герцога Туренского, оказавшегося рядом. Король распорядился немедленно прекратить представление. Столы, уставленные второй переменой блюд, а также барьеры вокруг них убрали, и в зале стало намного свободнее. К счастью, все обошлось почти благополучно, только слегка помяли госпожу де Куси и королеве стало дурно. Ее отнесли поближе к окну, выбили стекло, чтобы побыстрее дать ей свежего воздуха, после чего она пришла в себя. Но королева испытывала такой страх, что выразила желание тотчас удалиться. Что до зрителей, находившихся во дворе, то некоторые из них лишились жизни и многие получили более или менее серьезные увечья.
Наконец королева села в свои носилки и в сопровождении более тысячи свитских кавалеров и дам направилась во дворец Сен-Поль; а король спустился на лодке до моста Менял и вместе с кавалерами, пожелавшими принять участие в турнире, который ему предстояло возглавить, поплыл вверх по Сене.
По прибытии во дворец король получил роскошное подношение парижских граждан, которое от их имени ему вручила депутация из сорока самых знатных горожан. Все они, словно в мундиры, были одеты в одинакового цвета суконное платье. На носилках под прозрачным шелковым покрывалом лежали драгоценные предметы, составлявшие подношение, — четыре кувшина, четыре таза и полдюжины блюд все из чистого золота весом пятьдесят марок.
Когда появился король, носильщики, одетые дикарями, поставили носилки посреди комнаты, и один из горожан, входивших в депутацию, опустился перед королем на колено и сказал:
— Любезнейший государь и благородный король! По случаю вашего счастливого восшествия на престол преданные короне парижские граждане преподносят вам эти драгоценности. Такие же дары они преподносят королеве Изабелле и герцогине Туренской.
— Спасибо вам! — ответствовал король. — Эти подарки действительно прекрасны, и мы всегда будем помнить тех, кто их преподнес.
В самом деле, такие же носилки были доставлены королеве Изабелле и герцогине Туренской. Подношение для королевы доставили во дворец два человека, наряженные один медведем, другой единорогом; здесь были сосуд для воды, два флакона, два кубка, две солонки, полдюжины кувшинов и полдюжины тазов — все это из золота самой высокой пробы, и серебро: дюжина подсвечников, две дюжины тарелок, полдюжины больших блюд и две чаши — все вместе весом триста марок.
Носильщики, доставившие подарки герцогине Туренской, были одеты маврами, в богатых шелковых нарядах, с черными лицами и белыми тюрбанами на головах, как у сарацинов или татар. Они принесли вазу, большой кувшин, две шкатулки, два больших блюда, две золотые солонки, полдюжины серебряных кувшинов, полдюжины блюд, две дюжины тарелок и столько же солонок и чашек — всего предметов из золота и серебра весом двести марок. А общая стоимость подарков, по свидетельству Фруассара, составила более шестидесяти тысяч золотых крон.
Поднося королеве сии великолепные дары, парижские граждане надеялись снискать ее благорасположение и склонить к тому, чтобы рожала она в Париже, ибо в этом случае поборы с них были бы уменьшены. Но получилось все наоборот: когда подошло время родов, король увез Изабеллу из Парижа, пошлины повысили, да еще отменили серебряные монеты достоинством в двенадцать и четыре денье, имевшие хождение еще со времен Карла V; поскольку эти монеты, монеты простолюдинов и нищих, перестали принимать, то многие лишились даже самого необходимого.
А пока королева и герцогиня Валентина обрадовались полученным подаркам и любезно поблагодарили тех, кто им эти подарки доставил. Потом они стали собираться на поле Сент-Катрин, где уже было приготовлено ристалище для рыцарских состязаний и устроены помосты для зрителей.
Из тридцати рыцарей, участвовавших в этот день в состязаниях и названных Рыцарями Золотого Солнца, потому что на их щитах было изображено лучезарное светило, двадцать девять уже ожидали в полном вооружении на поле. Явился тридцатый, и все опустили копья, приветствуя его; это был сам король.
Почти одновременно общий шум возвестил о появлении королевы. Она заняла место на приготовленном для нее возвышении; справа от нее села герцогиня Туренская, слева — мадмуазель де Невер.
Позади двух этих дам стояли герцог Людовик и герцог Жан, изредка обмениваясь между собою короткими репликами с той холодной учтивостью, которая свойственна людям, чье положение заставляет их скрывать свои мысли. Как только королева села, все прочие дамы, только и ожидавшие этой минуты, словно растеклись по отведенному для них пространству, которое тотчас запестрело золотыми и серебряными тканями и засверкало алмазами и драгоценными камнями.
Б это время рыцари — участники состязания выстроились один за другим с королем во главе. За королем следовали герцоги Беррийский, Бургундский, Бурбонский, потом остальные двадцать шесть бойцов, в порядке титула и достоинства. Проходя перед королевой, они склоняли до земли острие копья, и королева поклонилась столько раз, сколько было рыцарей.
По окончании парада участники турнира разделились на две группы. Король принял на себя командование одной из них, коннетабль — другой. Карл повел свой отряд к балкону, где находилась королева, Клиссон — в противоположную сторону.
Свидетельство Фруассара и монаха из монастыря Сен-Дени.