Воровской орден

Почему вор сам не защищает свою честь? Ну, представьте себе прием в царском дворце. Кто-то оскорбляет царя — словами или действием. Разве царь будет сдачи давать? Нет, сразу вмешается его свита. Так и здесь. Потому что вор — тот же царь в своем преступном царстве.

«Раньше то или иное решение, судьбу того или иного «ВЗ» решали минимум 20–30 человек. Теперь это право могут присвоить себе и пять «воров». Неимоверно выросло число всякого рода самозванцев, выдающих себя за «ВЗ», а на самом деле не входивших даже в их окружение.

Многим «ВЗ» сегодня ничего не стоит подписать письменный отказ от своего преступного звания и избежать всякой ответственности.

Среди «ВЗ» всегда велась борьба за чистоту рядов. Сегодня подобные акции больше похожи на изощренное подсиживание.

Копнешь биографию любого «вора» — такая грязь, такие зигзаги. Столько кровищи на нем. Но через 15–20 лет, когда он наберет полную силу, никто ему ничего не докажет. Всех свидетелей своих грехов он уже уничтожил. Не сам, конечно. Чужими руками.

До 50-х годов сохранялось правило, по которому настоящий «ВЗ» не должен был находиться на свободе дольше года, чтобы не вызывать подозрения в сотрудничестве с органами. Сегодня короновку проходят даже не нюхавшие запаха неволи.

И все же внутри ордена непрерывно идет борьба догматиков и реформаторов, «ВЗ» старой школы и нового поколения. Но это не столько борьба личностей, сколько борьба взглядов и идей.

Споры разгораются всякий раз, когда общество решает усилить борьбу с преступностью, сделать более суровыми условия содержания за решеткой, увеличить сроки наказания. Когда, иначе говоря, обостряется борьба за выживание, и «ВЗ», — при тех методах борьбы с ними, которые у нас приняты, — угрожает элементарное физическое уничтожение.

Прагматичные реформаторы, принадлежащие, как правило, к поколению молодых «ВЗ», всякий раз предлагали сделать тактическое отступление от основного постулата (не работать) и начать выполнять в колониях хотя бы административные и хозяйственные должности. Реформаторы ссылались в таких случаях на другой постулат «закона», который гласит: «закон» разрешает отступление путем обмана ментов. Догматики всегда стояли и стоят на своем: лучше смерть в голодных изоляторах, чем измена воровскому закону.

Успехи реформаторов бывают, как правило, временными. Чаще всего побеждают догматики.

Раньше было одно наказание за отступничество — смерть. В 60-х годах была придумана более изощренная санкция. Провинившемуся, с учетом его прошлых заслуг, насильно делали татуировку — слово «педераст». Менее автооитетных изменников делали педерастами в буквальном смысле слова.

Верность ордену держится на постоянном страхе быть растоптанным и уничтоженным. Смертью карается не только выход из «семьи», но практически любое сколько-нибудь серьезное отступление от кодекса воровского поведения. Обвиняя официальную юстицию в несправедливости, сами «ВЗ» вершат свой суд, не принимая во внимание никакие смягчающие обстоятельства. Вероятно, они убеждены, что только жестокость может удержать человека в рамках предписанного ему поведения.

Близкие дружки обвиняемого довольно часто становятся самыми ретивыми обвинителями, а в некоторых случаях и организаторами исполнения смертельного приговора. Они как бы стараются показать, что воровской закон для них гораздо выше, чем товарищество.

Такое поведение может объясняться тем, что «ВЗ» в сговоре друг с другом совершают мелкие нарушения своего закона, и потому при известном стечении обстоятельств стараются избавиться от свидетелей, дабы эти свидетели — при стечении обстоятельств в свою пользу — не избавились от них. В откровенном разговоре «ВЗ» прямо заявляют, что никогда до конца не доверяют друг другу.

Раньше воровские исполнители назывались романтично — «гладиаторами». Сегодня их называют проще — «бойцами». Один такой «боец» рассказывал: «Присылает вор «пацана» с приказом сломать одного парня из нашей камеры. Собраться и обсудить его воровскую жизнь. Найти за ним какой-нибудь косяк, то есть грех. А потом побить. Ему после этого в хороших и правильных уже не быть».

Панический страх предстать перед сходкой за нарушение какого-нибудь пункта воровского закона толкает «ВЗ» и «пацанов» на непостижимые поступки. Известен случай, когда проигравшийся расплатился за карточный долг родной несовершеннолетней сестрой.

Другой «боец» рассказывал: «Мне дали задание проколоть одного вора. Надо было сделать так, чтобы он проигрался. Рассчитаться ему было нечем. И я заехал ему в рыло. Я — «пацан», «боец». Поднять руку на вора мне никак нельзя. Но у меня было задание развенчать».

Начиная с 60-х годов возник куда более неприятный способ развенчивания. Берут и проводят членом по губам. Наиболее самолюбивые «ВЗ» не выдерживают такого позора, накладывают на себя руки.

Таким же способом правильные «ВЗ» наказывают неправильных, совершивших насильственное мужеложство. Иногда наказание бывает очень болезненным. Как сказал один исполнитель, «операция проводится без вазелина, и даже не послюнявят». Известен случай: то ли «бойцы», то ли сами «ВЗ» выбили все зубы одному из приговоренных к развенчиванию. Без зубов бывший товарищ, как объект сексуального извращен-чества, был безопаснее…»

Выдыхалась ли когда-нибудь воровская вера? Посетили ли хоть одного «ВЗ», хотя бы на склоне лет, сомнения? Работники колоний возмущались: ну что за постановка вопроса! Не бывает раскаявшихся «ВЗ»!

И все же я уверен: всякий неглупый «ВЗ», окидывая прошлое критическим взором, должен с горечью признать, что жизнь, как говорится, прошла мимо. Может, и встретилась приличная женщина, но «закон» запрещает жениться. Одни слезы принес он и той женщине, которую «закон» разрешает чтить, — матери.

Сделавший самую головокружительную карьеру «ВЗ» должен до старости лет молиться Богу, что уцелел, и уйти на покой — завязать. Но «менты» не поверят, а свои не разрешат.

В одной колонии, где гордятся хорошо поставленным развенчиванием «ВЗ», мне показали фотографию. На ней изображен «ВЗ», лежащий под нарами с поджатыми ногами и с явным выражением страха на липе.

Эта фотография — вещественное доказательство. Ее копии рассылаются по колониям. Спустя две-три недели весь преступный мир знает, что такой-то уже не «ВЗ», коли проявил слабость — позволил загнать себя под нары.

Десятикратно судимый 57-летний Бабушкин по кличке «Бриллиант», прошедший сорок колоний и тюрем, проведший в неволе по сути дела всю свою жизнь, был «ВЗ» всесоюзного значения, чем-то вроде маршала преступного мира.

Можно с большой вероятностью предположить, как кончил дни Владимир Бабушкин — «Бриллиант». Его привезли в колонию, специально созданную для развенчивания «ВЗ». По заведенному дьявольскому порядку завели в клетку — локалку. Оттуда «Бриллиант» начал жадно рассматривать тех, кто проходил мимо. Не исключено, что хитроумная администрация давала пройтись тем заключенным, с которыми у «маршала» были давние, смертельные счеты.

По одной версии, услышанной мной от заключенных, «Бриллианта» повели в столовую, где пайку хлеба ему подал опущенный, и «Бриллиант» понял, что его хотят сломать голодом. Ведь сколько ни терпи, рано или поздно чертовски захочется жрать, а пайку будет подавать опущенный.

Не этот, так другой. Такая уж придумана система. А если проявит воровской характер «Бриллиант», не возьмет пайку, то все равно по зонам будет пущен слух, что не выдержал голодухи, взял!

По другой версии, «Бриллианта» после шмона повели мыться, и он признал в работниках бани бывших опущенных. А когда шел по этажам тюрьмы, видел, как во всех коридорах, на расстоянии двадцати метров (чтобы видеть друг друга) стоят в черных робах, расставив ноги и заложив руки за спины, опять-таки бывшие опущенные, специально подобранные, не ниже метра восьмидесяти. И «Бриллиант» понял, что с ним может случиться дальше — как только он разденется… И сердце «маршала» не выдержало.