Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 79

Итак, на деньги, за вычетом налога, я уже имею документы, что они чистые. В течение года отдал государству 252 тысячи, а 4680 отмыл. Смело могу покупать какую-нибудь недвижимость и наращивать свой капитал.

Теперь объясню, откуда у меня 60 тысяч. В зоне моего влияния, предположим, два цеха, фарцовщики, валютчики… Кто только сегодня не крутит варганку!.. Цеховик обязан мне каждый месяц уплатить 20 процентов дохода. И все другие тоже платят. Три года я эксплуатировал такой-то район, собрал приличную сумму. Передаю другому «ВЗ». А сам занимаюсь отмыванием денег.

Вам ничего не говорит слово «Угол»? Это район Большого театра, гостиницы «Москва», площади Ногина. Вечерами и ночью там продается все: американские сигареты, водка, шампанское, анаша, мак, опиум. И все охраняется милицией, от сержанта до капитана.

Рядом с гостиницей «Космос» есть ресторан «Колос», где бандерши предлагают девочек на ночь. Из 250 рублей за каждую бандерша что-то оставляет себе, что-то идет на взятки, чтобы их не гоняла милиция. Частенько наезжают ребятки, которые хотели бы снять девочек за так. Для защиты постоянно стоят одна-две машины ПМГ.

А цветочные и кооперативные ларьки. А торговцы овощами, фруктами, наперсточники. Чеченская «бригада» собирает с каждой «точки» по 50 рублей. Я видел момент получения денег (с тех, кто не захотел платить) на Калининском проспекте. Средь бела дня их затоптали в асфальт.

Запомните: кто бы ни облагался данью, часть ее по длинной цепи передается «ворам в законе», которые, в сущности, занимаются одним делом — отмыванием этих денег… Пример. Комиссионный магазин продает за день всего-навсего одну пару мужских туфель. А выручку сдает 50 тысяч. Что стоит выписать фиктивные квитанции? Гражданка Сидорова якобы сдала кожаную куртку, а гражданка Петрова якобы купила.

Несколько лет назад чеченцы имели в столице 80 тысяч в неделю. Все? Бог с вами! Каждые пятеро! А всего было около четырехсот человек. Насколько я знаю, они уже открыли у себя коммерческий банк. Не удивлюсь, если они станут хозяевами в своей маленькой республике. Их люди могут быть теперь в каких угодно кабинетах.

Нет, сами «ВЗ» в политику вряд ли полезут. Они привыкли держаться в тени. Настоящий «ВЗ» одет простенько, скромненько. Пьет водочку, а не дорогие коньяки. Интердевочками не балуется. Есть у него Дуся-продавщица с уютненькой квартиркой, и он доволен. Деньги у него — только на текущие расходы, остальные вложены в дела. Деньги для настоящего «ВЗ» — не цель. Что цель? Наверное, влияние, власть.

Надеюсь, вы понимаете, что разные фокусы «ВЗ» и им подобных просто невозможно утаить. Они известны милиции. Если не известны, то ее надо всю уволить и набрать новую. Но я повторяю: милиция располагает всей информацией и… не мешает. Как правило, не мешает.

1992 г.

ПОЧЕМУ ОНИ ПРАВЯТ В ЗОНАХ

Объясняю, почему заключенные — вольно или невольно — видят в «ворах в законе» более справедливую власть.

Мужик неглупый, он понимает, что за право властвовать над ним борятся две системы. Но власть воров более приемлема для мужика. Чаще, больнее, несправедливее давит мужика не вор, а мент.

В Коми есть колонии, которые стоят в таежных тупиках. Называются дальняки. Дурная у них слава. В администрации очень много нацменов. Зэки говорят: «Взяли колонию в аренду…» Кто же арендаторы? Проштрафившиеся, совершившие преступления. Известно, что начальник режима старший лейтенант Завьялов, например, — бывший майор. Работал во Владимирской тюрьме. Был начальником оперативной части. Имел прозвище «Садист». В Коми его отправили за убийство шестерых зэков. Шестерых!





Мне кажется, у этих людей довольно быстро появляется какой-то комплекс, чисто ментовский. Человек как бы автоматически превращается в негодяя. Мы за свои преступления платим годами жизни. Они же нарушают законы ежедневно. Это их образ жизни.

Мужик обрабатывает не «вора в законе», мужик обрабатывает администрацию. Но я сам был свидетелем того, как в нарядах фигурировали люди, никакого отношения не имеющие к работе зэков. Жены офицеров, например, числились раскряжевщиками, пильщиками, сучкорубами и получали зарплату. Я отбыл И лет. У меня был иск 1300 руб. А освободился я с иском в 1100 руб. Это выяснилось, когда я вышел за ворота. Как гак? Ведь у меня ежемесячно высчитывали по 40–50 рублей! Даже если бы по червонцу в месяц, и то иск был бы погашен!

В бухгалтерии колонии сидят три бабы, которых так и хочется спросить: «Сколько же вы зарабатываете?» На них понавешено столько золота, места живого нет.

Вероятно, это закономерность: влияние «воров в законе» усиливалось в те периоды, когда обострялась борьба за выживание. И, наоборот, падало, когда режим мягчал.

Жизнь в условиях острейших нехваток (и возникающих на этой почве конфликтов) немедленно востребует кого-то на роль арбитра и распределителя остатков благ. Хаос или диктатура «ВЗ»? Из двух зол выбирается последнее.

Чем тотальнее дефицит, тем больше масса заключенных видит в «ВЗ» своих благодетелей, способных с помощью связей с волей и подкупа персонала организовать доставку продуктов и курева. Не за «спасибо», конечно. Но цена услуг уже не имеет значения.

Все бунты против администрации приходятся на периоды усиления репрессивного режима содержания. И, наоборот, все бунты работяг против «ВЗ» происходили в те редкие моменты, когда заключенным давалась возможность хорошо зарабатывать, улучшать за свой счет рацион, чаще получать посылки и передачи. «ВЗ» чувствовали свою ненадобность, ^начинали жадничать, усиливать поборы (было что брать!). Работяги, как правило, терпели недолго…

У меня дружок, грузинский «вор в законе», должен был выкупиться из зоны. Надо было только дать взятку 15 000. Заплатить врачу за активирование. Эта сумма была в сотенных купюрах. И вдруг — Павловский обмен. Но сестра тут же привезла деньги в других купюрах. Вы не представляете, какой был в зонах ажиотаж! Кому Павлов особенно плохо сделал, так это зэкам. Часть миллиардов, которые отсекли, отсекли в зонах. Но кое-кто и здесь руки погрел. По моим сведениям, в одном управлении Архангельской области менты сами предлагали свои услуги — обменять сторублевые бумажки на 50-рублевые.

И в северные колонии попала с юга эта зараза. Люди специально идут в училища МВД, становятся начальниками режимно-оперативной части, идут служить прапорщиками — с одной тайной целью — паразитировать на заключенных.

На посылки у нас строгий лимит. А выжить надо. Мне, как и другим зэкам, родственники слали на адреса вольнонаемных (разумеется, не за бесплатно). Однажды получаю сигнал: «кум» изъял мою посылку. Потом вызывает. «Твоя?» «Моя». «Вот так. За каждую пачку сигарет — два рубля. За банку кофе — 15 рублей. Идет?» Пришлось платить за собственную посылку!

Но это разве выкуп! Одному узбеку родственники привезли передачу весом в три центнера! И уплатили за то, чтобы он пронес ее в зону, десять тысяч рублей. Прапорщик, который получил свою долю, хвастал потом, что поедет к невесте на новой машине.

(Пора сделать важную оговорку. Когда я оставляю в речи моих собеседников слово «мент», я имею в виду не всех сотрудников МВД, а тех из них, кто забыл, что такое профессиональная честь, В разные периоды нашей истории их было то много, то меньше. Но они не переводились никогда. И до тех пор, пока они не будут изведены без остатка, преступность наша будет не сокращаться, а расти. Ибо, если преступники паразитируют на теле общества, то ментов кормит преступность. И потому они не заинтересованы, чтобы она сокращалась. — В. Е.).

Сколько чая прошло через лагеря по спекулятивным ценам?! Думаете, так просто его не разрешали? А когда разрешили, это же было горе для ментов, самое настоящее горе — у них из рук уплывали живые деньги. Море денег! Ведь пачка чая ценой 36 копеек шла в ШИЗО и ПКТ за десять рублей! Что чай! Есть колонии, в основном на юге, где покупается все: передачи, посылки, свидания, условно-досрочное освобождение.