Страница 15 из 74
Звонить ему, унижаться, выпрашивать крохи внимания она была пока не готова. Соня просто плыла по течению, ждала неизвестно чего. Один день сменял другой, менялись соседки по палате, а у неё всё оставалось по-старому. Даже Кристина перестала интересоваться ею как подругой. Заходила во время обхода, напоминала о важности постельного режима и обещала отпустить домой на недельку-другую, как только спадёт тонус матки. Вот и всё.
И Соня обрадовалась сначала, уж больно ей эти стены больничные надоели. А потом в ужас пришла. Идти-то ей некуда.
План созрел очередной бессонной ночью. В конце концов, в той квартире, где она жила с Кириллом, есть и её доля. Они, когда поженились, комнату Сонину в коммуналке продали и оплатили почти третью часть нового жилья. Правда, оформлено всё было на Кирилла. Вот и решила Соня отпроситься на выходные у Кристины, вроде как помыться да постираться, а то месяц почти в палате провела.
Зашла к подруге перед утренней планёркой. Та, как обычно, дымила у раскрытого окна в ординаторской.
— Доброе утро, Кристина. Поговорить надо.
— Для кого доброе, а для кого не очень. Сонь, не до тебя мне сейчас.
Соне захотелось извиниться и выйти из ординаторской. Но тогда никакого разговора не состоится, а сегодня пятница, впереди те самые выходные, на которые планы её намечены.
— Я домой хотела сходить, помыться, постирать вещи, — взяв себя в руки, произнесла Соня. — Почему настроение на нуле? Случилось что?
Кристина выкинула окурок в баночку. Повернулась к Соне.
— Женщина умерла. Боюсь, что меня виноватой назначат.
Кристина схватила с подоконника пачку сигарет, достала одну и закурила.
— Что случилось-то? — обеспокоенно спросила Соня, пытаясь поддержать подругу. — Умерла у нас, здесь, в стационаре?
— Нет, не здесь, в медицинском центре, где я подрабатываю. Знаешь, кушать хочется, да и отдохнуть по-человечески — тоже. Мужика у меня нет, чтобы апельсины в больницу носил, а чтоб в отпуск к морю отправил — так тем более. Заработать пыталась, дура.
— Кристя, да объясни как есть!
— Пациентка у меня лечилась от первичного бесплодия. Двадцать один год бабе всего. Я ей гидротурбацию проводила, ну, как положено, ввела метрогил, всё по инструкции. Она до этого семь дней свечи с метрогилом вставляла — и ничего, хотя там тот же метронидазол. А тут процедуру перенесла нормально, но как только вышла, стала одеваться — и плохо себя почувствовала, на пол со стула сползла и ртом воздух хватать начала. Я стала звать на помощь. Забежали две акушерки, мы измерили давление, нашатырь дали, потом кислородную маску. Принесли укладку по анафилактическому шоку, начали оказывать помощь по протоколу. Сердечно-легочная реанимация не помогла, сердце не заводилось. Анестезиолог-реаниматолог приехал поздно, а скорая — вообще через сорок минут. Долбанули пару раз дефибриллятором, и всё. Констатировали смерть.
— Не вижу твоей вины, — проговорила Соня.
— Ты это мужу этой бабы объясни, он меня чуть не убил, а потом обещал засадить и диплома лишить. Сегодня с утра уже к главному вызывали. В прокуратуре дело возбудили о моих якобы преступных действиях. За что мне всё это, Сонька? За что? Я тоже жить хочу и бутерброды с маслом и колбасой есть, и мужика нормального, и семью, и детишек. А что имею? Женатого любовника и возбужденное дело в прокуратуре. Не могу я тебя отпустить, не дай Бог что с тобой ещё приключится. Хочешь — выпишу, под твою ответственность, по твоей просьбе, а в понедельник, или когда тебе удобно будет, обратно положу. Помыться времени тебе хватит, и ответственности лишней на моих плечах не будет. Договорились?
— Конечно! — Соня обняла подругу в пылу благодарности. — Давай чайку тебе заварю или кофе сделаю?
— А давай. — Кристина уселась на диване и наблюдала, как суетится Соня, заваривая чай.
После обеда Кристина принесла ей выписку с рекомендациями, попросила звонить, если что пойдёт не так, и ушла.
Соня же принялась складывать свои вещи в сумку. Сильно удивилась их количеству: когда ложилась на сохранение — вещей брала необходимый минимум. А тут выяснилось, что обросла она всяким разным малонужным за месяц. Одних детективчиков в мягких обложках на желтоватой газетной бумаге целых семь книжиц насчитала. Ну не нести же их с собой!
Подошла к постовой сестре и предложила той себе забрать. По себе знала, что когда работы нет, можно и почитать, особенно на ночных дежурствах. Улыбнулась, услышав слова благодарности.
Сумка оказалась тяжёлой, но что теперь — помочь Соне всё равно было некому.
Она спустилась в больничный холл, получила верхнюю одежду в камере хранения. Оделась и остановилась около зеркала, покрутилась туда-сюда, оценивая свою всё ещё стройную фигуру, засунула руки в карманы и вдруг обнаружила ключи. Нет, не от их квартиры с Кириллом, те ключи лежали в дамской сумочке, которая висела у неё через плечо. Эти ключи были от квартиры Данилова. Он не просил их вернуть, а она и не собиралась.
Находка оказалась как никогда кстати.
Настроение, сделав кульбит, подпрыгнуло до небывалых высот, и почти счастливая Соня вызвала такси по приложению, определив пунктом назначения дом Саши.
В машине она предвкушала тишину пустой квартиры и ванну с горячей водой. Ну, об этом, конечно, мечтать не приходилось. Перегреваться было запрещено на всё время беременности, а вот душ… мягкие махровые полотенца, удобный диван и телевизор — ну прям то, что доктор прописал.
Соня вставила ключ в замок, но тот не провернулся. Удивилась и повторила то же самое с другим замком, правда, с тем же успехом. Оба замка оказались открыты, а дверь заперта. Значит, внутри кто-то был, и по разумению Сони, это мог быть только сам Данилов.
Она нажала на кнопку звонка и подождала несколько минут, пока ей не открыли. Только вместо Данилова перед ней стояла очень пожилая, хотя статная для своего возраста женщина.
— Простите, это вы ковырялись в замке? — хорошо поставленным голосом спросила она.
— Да, у меня ключи, вот, — Соня протянула ладонь, на которой лежали оба ключа от квартиры и таблетка домофона.
— Заходите, — произнесла женщина, — меня зовут Зоя Фёдоровна и я мама Саши. Это моя квартира.
— Соня, — представилась Соня. — Я работаю вместе с Сашей, и мы дружили. Я в больнице лежала на сохранении, сегодня выписалась. Вот поговорить с ним хотела.
Зоя Фёдоровна смерила Соню критическим взглядом.
— Осчастливить отцовством собиралась? Ну, это понятно, можешь не отвечать. Ты проходи, где ванная комната, наверняка знаешь, руки мой и к столу, мы с тобой борща навернём и поговорим. Там и решим, что делать.
Соня растерялась, но послушалась. Домашнего борща уж очень хотелось, да и перспектив сегодня поужинать где-то ещё у неё не было.
Она послушно села за стол и поблагодарила за ужин. Съела и попросила добавки.
Зоя Фёдоровна внимательно следила за ней, вызывая в Соне двоякие чувства: с одной стороны, что-то типа страха и трепета, а с другой — восхищение тем, как женщина держала себя, гордо, но не высокомерно. А ещё Соне казалось, что та видит её насквозь.
Только когда молодая женщина наелась, мать Данилова позволила себе заговорить.
— На что ты рассчитывала, глупое создание? Думала, что признаешься в обмане и ради ребёнка он всё простит? Плохо же ты знаешь моего сына. Никогда, слышишь, никогда он не простит предательства, даже мне. Какой у тебя срок?
— Четырнадцать недель, пятнадцатая пошла.
— Зачем тебе этот ребёнок? — шла в наступление Зоя Фёдоровна. — В качестве рычага давления на моего сына он не сыграет. Подумай, хорошо подумай, прими решение и живи дальше.
— Саша бы никогда не позволил мне… — Слёзы комком встали в горле, и сказать что-либо ещё Соня просто не смогла. Хотелось уйти отсюда, бежать, но только куда? К Кириллу? Нет, плохой вариант. Нужно выяснить, как связаться с Даниловым, а потом решать с ним. — Я не стану прерывать беременность, слишком через многое прошла…