Страница 42 из 64
В этот миг двое мужчин в милицейской форме проходят мимо Нивы и заходят в подъезд. В тот самый, где Мишаня прятался. Мишка при их виде заметно напрягается.
— Нужно уезжать отсюда, — говорю я, отдаю контроль Семену, и он заводит мотор, и мы двигаемся с места.
— Это тебя ищут? — обращается Семен к Мише.
В ответ он угрюмо кивает.
— Это точно хорошая идея? — вздыхает Семен, явно адресуя вопрос мне, а после спрашивает Мишу: — Ты же ничего не натворил? Почему у тебя нет пэку?
— Нет, ничего я не делал. Моих родителей убили и хотели убить меня. Но в милицию я не хочу. Меня отдадут в сиротский приют. А там ничего хорошего нет. В семью меня никто не возьмет, я слишком большой, а еще по статистике выпускники приютов в восьмидесяти процентах случаев или становятся лутумами, или преступниками.
— Откуда у тебя такие познания о сиротских домах? — усмехается Сема.
Я и сам, честно говоря, удивлен.
— Во Всезнайке вычитал, — нехотя бубнит Миша. — Батя, когда напивался, грозился отдать меня в приют, потому что из-за моих оценок у нас рейт плохой, — договорив, Мишка отворачивается, утыкаясь взглядом в окно.
— Ясно, — вздыхает Сема, — мой отец тоже тот еще козел. — Затем спохватывается и говорит: — Прости, не подумал, твоего отца ведь теперь больше нет. Мои соболезнования.
— Угу, — Мишка так и не отрывается от окна.
До конца пути я больше не забираю у Семена контроль. Он и сам неплохо справляется: пытается отвлечь Мишаню от грустных мыслей, расспрашивает про меня. Мишка даже слегка веселеет, когда рассказывает про то, как мы наваляли той троице задир. От Мишани же я узнаю, что хулиганы его больше не трогали, наоборот — теперь обходят стороной и всячески избегают. А еще Мишка рассказывает про бокс, про то, что он ходит уже два месяца на секцию, что ему очень нравится. Говорит он об этом с грустью. Видимо, не надеется, что удастся вернуться к спорту.
Когда мы приезжаем в квартиру, Семен усаживает Мишку есть, а сам уходит в ванную. Затем включает воду и строго, и очень серьезно обращается ко мне:
— Кто ты такой и как влез в мою голову? В то, что ты наплел мальчику, я не поверил ни на секунду! Поэтому немедленно отвечай!
Ишь какой грозный. Забираю контроль:
— Хочешь верь, а хочешь не верь, проблемы твои, но я действительно говорю правду. Многое рассказать не могу при всем своем желании. Если вдруг что-то изменится, сразу же объясню. А сейчас у нас и выбора особого нет — мы все повязаны. И еще кто-то пытается нас убить, так что лучше держаться вместе. И я разве многое от тебя прошу? Просто спрячь на время мальчика, а после я что-то придумаю.
— Он не может оставаться у меня долго, — категорично заявляет Семен, как только я возвращаю контроль. — У него нет пэку, его ищет милиция, он главный свидетель. Или может даже подозреваемый. А это уже совсем другой вопрос. Если я укрываю подозреваемого, становлюсь соучастником. Я просто не могу оставить его. Я должен сдать его в отделение. Я не могу нарушать закон.
— Да едрить-мадрить! — возмущаюсь я, забрав контроль. — Что это черт возьми началось? Когда у тебя такое произошло, что-то ты не слишком про закон думал. И милицию не спешил вызывать, а папане позвонил. Все ведь нормально было. Почему ты не можешь его оставить? Кто его у тебя искать вообще будет? У тебя вон в шкафу целая Нарния, можешь его там в случае чего спрятать.
— Нарния? — растерянно вопрошает Семен, явно не понимая, о чем речь. По всей видимости, этого произведения тут не существует.
Семен какое-то время молчит, потом мотает головой и начинает рассуждать вслух:
— Ну хорошо. Допустим, останется он у меня на неделю-две. А дальше что? Он ведь не может просидеть у меня в квартире всю жизнь? Нет, так нельзя. Да и я к такому не готов. И если его не передать системе, его объявят без вести пропавшим и обнулят рейтинг. А восстановиться потом, знаешь ли, очень-очень непросто. Мы же не хотим, чтобы он стал лутумом.
— Слушай, не трынди, а! — возмущенно отбираю контроль. — Я видел ту штуку, что ты создал, которую, кстати, без моей помощи ты бы и не сделал. И я знаю, что той штукой мы потом сможем Мишке нарисовать любой рейтинг.
— Ты что, вообще все видишь, что я делаю? — сердито и одновременно обиженно спрашивает он.
— Нет, не все, только один день видел. Но теперь могу чаще наблюдать. И не только. Могу одалживать твое тело ненадолго.
— Одалживать?! А я, вообще-то, не разрешал использовать мое...
Договорить я ему не даю. Не хрен мне тут устраивать истерики.
— Так, ладно, — говорю. — У меня вообще-то дело есть важное. Цифры пятьдесят восемьдесят шесть семь тире двенадцать тире четырнадцать тебе о чем-нибудь говорят? Если я смогу понять, что это за цифры, я получу тело — настоящее, по всей видимости. А твое оставлю в покое. Почти. Похудеть я тебя все же заставлю. Ну и да, когда у меня будет тело, я заберу Мишу.
— Ничего не понимаю. Это ведь какой-то бред. Мужик в моей голове разговаривает моим голосом, управляет мной... Сжигает людей заживо!
— Так, заканчивай с этими. Ты мужик или впечатлительная дамочка? Цифры, Сема, ци-фры! Подумай, что они могут значить.
— Напиши их, — просит Семен, когда я отдаю контроль.
Я пишу в чате его пэку.
Сема какое-то время думает, затем отвечает:
— Похоже на идентификационный номер личности.
— И-и-и? Как узнать, что это за личность?
— Нужен доступ к идентификатору. А он имеется только у сотрудников внутренних органов или у служащих партийных служб безопасности.
— А вон та штука у тебя в сейфе разве не идентификатор? — иронично интересуюсь я.
— Ну-у-у, — начинает мяться Семен, — я бы предпочел не использовать ее в ближайшие несколько месяцев. Могут засечь.
— А я бы предпочел снова залезть в твой холодильник и снова выкинуть оттуда всю вредную жратву, а потом отправить тебя на пробежку часов эдак на шесть. Или ты сейчас же тащишь свою задницу в шкаф или я у тебя заберу контроль и не отдам до тех пор, пока ты не похудеешь.
И плевать, что я лгу и не могу так надолго забирать у него контроль. Он-то не знает. Я конечно и сам могу посетить его тайное убежище, и, наверное, даже сейф смогу открыть, но как пользоваться тем идентификатором я вообще не представляю.
Тем временем вспыхивает очередная надпись:
«Легионер № 69 выполнил задание и получил звание Иммуна. Поспеши, легионер, осталось 11 мест».
Да ну, понял я, понял! И так делаю все что могу!
— Это ты тогда выкинул еду? — обиженно спрашивает Семен, потом добавляет: — Знаешь, а я бы, может, и не против был, чтобы ты за меня скинул лишний вес. У меня у самого ничего не получается.
— Обойдешься! — отвечаю я.
Семен вздыхает, выключает воду, открывает дверь в ванную, выходит, проверяет Мишку, который с аппетитом уплетает котлеты и таращиться в небольшой монитор на кухне. Смотрит какой-то фильм.
— Ци-и-и-фры! — напоминая я злобно, видя, что Семен уже нацелился на очередной бегемотский перекус.
Семен вздыхает и направляется в спальню к шкафу. По дороге страдальчески бормочет:
— Идем, идем. Я уже понял, что ты все равно не отстанешь.
Мы заходим в шкаф, загорается свет, Сема открывает сейф и достает то устройство. Включает, пыхтит сердито, всячески выражая свое недовольство происходящим.
— Кстати, а где ты взял этот идентификатор? — спрашиваю, потому что мне действительно любопытно.
— Да так. Купил в подполье через инфосеть. Он был мне нужен для моего обнулителя.
— Ага, вот как ты назвал ту штуку. И что ты собираешься с ней делать?
Сема молчит, отвечать явно не очень желает. Он ищет в устройстве какую-то строку, и вводит цифры, которые я написал.
— Не знаю, — наконец прерывает он тишину. — Сначала думал, что с помощью обнулителя смогу изменить мир, уничтожить рейтинги. Но это глупо. Один я ничего не смогу. Да и если он попадет не в те руки, его будут использовать как оружие. А я этого не хочу. Вот, смотри, — вдруг велит Семен, тыкая пальцем в экран идентификатора.