Третий шанс

Получилось неловко, а в итоге оказалось тем самым волшебным пенделем, который сдвинул все с мертвой точки. И дело было даже не в том, что она пригласила меня к себе… не только в том. Я почувствовал: что-то изменилось. И слезы эти были – словно смывали весь ненужный мусор.

К ней? Я не зря думал о том, чтобы уехать куда-нибудь. И даже присмотрел базу отдыха, где домики стояли на отдалении друг от друга, создавая иллюзию уединенности. Вовсе не потому, что думал, будто из шкафа посыплются скелеты моих предшественников. Не хотелось никаких ассоциаций. С нуля так с нуля. Во всем.

Полина сначала заартачилась.

- Пап, зачем к бабушке, я и одна могу побыть два дня. Ничего со мной не случится. Если вдруг что – позвоню.

Я, конечно, мог включить «гав», но не стал. Спокойно объяснил: очень не хотелось бы отвлекаться на мысли о том, что она одна и мало ли «вдруг что». По крайней мере, в этот раз.

- Ну ладно, - пожав плечами, Полина насмешливо вскинула брови.

Я прямо услышал это: «Омагад, папенька, неужели ты до сих пор с ней… не того?»

Домик забронировал на два дня с вечера, Володю отпустил до понедельника. Родителям, забросив девушку, просто сказал: надо уехать. Оставалось надеяться, что не проболтается. Хотя… даже если – ну и что? Скрывать не собирался.

- Далеко ехать? – Юля спросила это таким тоном, да еще сопроводив говорящим взглядом из-под ресниц, что сидеть сразу стало ну очень неудобно.

- Минут сорок. Пасторское озеро – слышала?

- Нет. И что там?

- Отдельный домик. С сауной. Озеро. Лес сосновый.

- Озеро… - хмыкнула она, отвернувшись к окну.

Ну да, солнце мое, ты права. Не факт, что мы озеро это вообще увидим. И лес.

Но ошибся. Лес увидели. Пока шли от парковки к административному домику и потом к своему. На этом пункте можно было поставить галочку.

- Какая красота! – ахнула Юля, обогнав меня на лестнице и зайдя в спальню.

Домики там были разные, но я выбрал самый уединенный, довольно странный на вид – треугольный. Внизу гостиная, кухня и сауна, наверху спальня с видом… ну да, на озеро. Так что все по программе.

Бросив сумки в угол, я подошел к ней – стоящей у окна. Обнял крепко, и Юля – так знакомо, так привычно! – запрокинула голову, приоткрыв губы…

И вдруг эти семнадцать лет куда-то пропали. Мне снова девятнадцать. Мы стоим перед зеркалом в полумраке спальни. Я обнимаю ее сзади, целую, наклонившись, призывно открытые губы, опускаюсь ниже по шее. На ней блузка с миллионом мелких пуговиц, расстегиваю медленно, по одной – и это пытка, но такая сладкая.

И неважно, что сейчас зеркала нет, в окно льется апрельское солнце, а на Юле широкий свитер, съехавший с плеча. Видна тонкая белая бретелька, трогательно-беззащитная. Осторожно сдвигаю ее, пробегаю губами по ключице до ямочки под горлом. Щеки касается теплое частое дыхание, а я – снова так знакомо! – шалею от ее запаха. Втягивать, слизывать его с кожи, пить большими глотками, как воду из родника...

Это правда не сон? Надеюсь, что нет. А если сон, то лучше не просыпаться… сейчас…

Стаскиваю с нее свитер, кидаю на кресло, за ним летит лифчик – кружевной, красивый, и, видимо, я должен был на него полюбоваться, прежде чем снять, а я, свинья такая… ладно, потом… может быть… Все это херня по сравнению с тем, что ее грудь ложится мне в ладонь, и это получше самого распрекрасного лифчика. Обвожу большим пальцем сосок, и он сжимается испуганно, то ли от прикосновений, то ли от падающего из окна яркого света. Наклоняюсь через ее плечо, дотрагиваюсь до него языком, слышу тихий короткий вздох, больше похожий на всхлип.

Пальцы другой руки тем временем медленно опускаются вниз по животу. А вот и привет из прошлого от той блузки: джинсы на пуговицах. Коварно. Хотя их всего-то три. Одна… вторая… третья… Кружево – наверно, тоже какая-то красота, но прости, Юль, мне на это сейчас наплевать. То, что под ним, гораздо интереснее. Так тепло, влажно, скользко – легко и глубоко пробираюсь внутрь. И снова все знакомо, и вместе с тем как будто впервые.

А я ведь правда все помню – что ей нравится, а что не очень. Безошибочно нахожу самые чувствительные точки, ее тихие стоны – как музыка, ее дрожь передается мне через пальцы, через губы, через язык, которым продолжаю ласкать соски-горошины.

А зеркала все-таки не хватает – хочу видеть ее лицо, ее всю! Убираю руку – и в ответ недовольное ворчание. Подожди секунду!

Обхожу ее, становлюсь спиной к окну, лицом к ней. Теперь она вся в солнечном свете – и словно светится сама. Опускаюсь на колени, смотрю на нее снизу вверх, встречаюсь с взглядом из-под ресниц – затуманенным, пьяным, пьянящим.

Боже, как красиво!..

Моя…

Кожа на внутренней стороне бедер нежная, гладкая, как шелк. Целую от коленей, по маленькому шажочку поднимаясь все выше и выше. Юлины пальцы зарываются в мои волосы, перебирают, ерошат. И незаметно… ну почти незаметно… подталкивают: ну что ж ты так медленно, а?

Тяжело сглотнув слюну, провожу большими пальцами две линии там, где заканчиваются ноги. Развожу складочки, касаюсь языком – тонко и остро, собирая горьковато-пряную влагу. Захожу так глубоко, как только могу, словно ныряю и выныриваю, чтобы хлебнуть воздуха. Ее стоны все громче – низкие, гортанные, бархатные, заводят так, что едва уже могу терпеть. На плечах наверняка останутся отметины от ее ногтей, но и эта боль, такая же тонкая и острая, только подстегивает.

- Дим, хочу с тобой! – просит, задыхаясь.

Знаю, моя милая, знаю. И я хочу. Все будет. Но сейчас – только ты. И мне нужно тебя видеть.

Еще один долгий стон сквозь стиснутые зубы – и такая же долгая судорога. Рывком поднимаюсь, прижимаю ее к себе, жадно целую, чтобы она почувствовала свой вкус на моих губах. Сдергиваю покрывало с кровати, подхватываю на руки, опускаю на одеяло. Наклоняюсь – и она тянет меня к себе, одновременно пытаясь снять футболку…

Юля

- Димка, я, конечно, злая стерва, но мне очень хочется кое-кому открытку отправить. В колонию. Благодарственную.

- А может, мы не будем сейчас кое о ком говорить? – он поморщился и слегка куснул меня за сосок, торчащий из воды, как воплощение провокации.

- Ладно, - легко согласилась я, но тут же передумала. – Только одну вещь мне скажи, и больше не будем. Только честно. Ты тогда мое письмо правда не получил?

- Юль, ну я же сказал, что нет. С чего мне было тебе врать?

- Ну значит, кое-кто его спер. Уж не знаю, как. Тебе виднее. Но кое-кто его точно читал.

Из постели мы вылезли в десятом часу вечера, потому что зверски проголодались. С собой ничего не брали, а на базе было что-то вроде столовки для ленивых, которая уже закрылась. Но Димка оказался настойчивым и подтвердил, что если нельзя, но очень хочется, то можно. Хотя и дорого. Нам даже все это принесли в домик: подогретого цыпленка, пару помидоров, хлеб и бутылку вина. Набросившись на ужин, как два троглодита, мы быстренько его уничтожили и полезли в круглую мини-джакузи, заменявшую в сауне бассейн. Там было хоть и тесновато, но если в обнимку, то очень уютно. Замурчательно.

Вот только у Юль Палны, разомлевшей после ударного секса и еды, от двух бокалов убежала голова и развязался язык.

- Откуда ты знаешь? – нахмурился Димка.

- Это был ее аргумент, когда она убеждала меня на нее работать. Мол, ты такой гад, ей все обо мне рассказал, по-всякому надо мной смеялся и даже письмо мое прочитал. И кусочек пересказала – о чем я в нем писала. Вот тогда-то меня и коротнуло.

- Вот оно что, - протянул он, рассеянно чертя пальцем полукруги у меня под грудью. – Ты тогда сказала, что это были рабочие причины…

- Рабочая причина тоже была, - перебила я. – Но не единственная и даже не главная. Она мне тогда много чего про тебя вывалила пакостного, я, может, и не поверила бы, но письмо это… Я же не знала, что вы какая-то там родня и что она тоже могла быть в Новом Осколе тогда. Подумала, что даже если и стащила, это было уже в Питере, а значит, ты мне соврал, что его не получил.