Третий шанс

Глава 17

июнь - июль 2001 года

Письмо Юле я пишу, как и собирался, в тот же день, вечером.

Окно открыто, в саду трещат цикады, летают светлячки. На подоконник свешивается ветка абрикоса. Когда созреют – можно рвать прямо из комнаты. Я пишу обо всем: об абрикосах и светлячках, собаке Лельке и ходиках с кукушкой. Это так же легко, как легко было разговаривать с ней в поезде. Но едва лишь хочу написать о том, как она мне нравится и как я жду нашей новой встречи, слова становятся похожими на бетонные блоки и застревают где-то на полпути к пальцам.

Грызу ручку, смотрю в окно – а вижу ее. И не верится, что только сегодня утром поцеловал ее на прощание.

Ничего. Лучше скажу все сам, когда увидимся в Питере. В поезде не получилось, но теперь точно смогу.

Утром перечитываю четыре страницы. Хочется написать еще, но лучше уж отправлю. Тогда и ответ получу быстрее. Бегу на почту, покупаю конверт и там же пишу адрес, тщательно сверяясь с записанным в телефоне. Спрашиваю у толстой тетки за стойкой, сколько идет письмо по области, и та отвечает, что когда как. Может на следующий день дойти, а может и четыре дня добираться.

Считаю по максимуму – четыре дня туда, четыре обратно. Да и Юля не обязательно сразу ответит, хотя мне так хочется, чтобы сразу. Дней десять. Так долго… Буду вычеркивать в календаре. А если придет раньше, получится приятный сюрприз.

Бросаю конверт в ящик, выхожу и едва не налетаю на Ларку.

- Ты чего тут? – удивляется она. – А-а-а, Юле своей письмо отправлял?

- Да. А ты?

- На рынок. Хоть как-то из дома удрать. Пойдешь со мной?

- Сумки тащить? – охоты нет, но блин… и не откажешь ведь.

- Да ничего такого особенного. Немножко того, немножко сего.

Идем на рынок, болтаем. Где-то на полпути Ларка делает щенячью мордочку, и я понимаю, что сейчас будет что-то клянчить.

- Ди-и-им, у меня просьба на лям баксов. Поможешь?

- А у тебя правда есть лям баксов?

- Ну Димочка! Ну миленький! Я тебе тоже пригожусь.

- Ну говори уже, - терпеть не могу, когда она вот так ноет.

- Я тут с парнем познакомилась, но меня бабка не пускает никуда одну. А с тобой пустит. Давай на дискач пойдем сегодня?

- На дискач в сельский клуб? Это гораздо дороже ляма баксов. Мне-то там что делать?

- Ну я не знаю, - Ларка обгоняет меня и пятится задом, заглядывая в глаза. – Склеишь какую-нибудь телку. Ах, да, у тебя же Юля эта. Ну просто потусишь. Там наверняка Миха с компанией будет.

Миха – наш дальний-предальний родственник, и я его терпеть не могу, Ларка прекрасно это знает. Не хватало только, чтобы дискач плавно перешел в махач. Но если подумать, мы всю жизнь друг друга прикрываем и отмазываем. И уж лучше мне пойти с ней. Потому что все равно удерет через окно и не дай бог найдет на свои булки приключений.

- Ладно. Только учти, до одиннадцати, не позже.

- Димка-а-а!!! Я тебя обожаю!

Она звонко чмокает меня в щеку и начинает стирать помаду. Ну хоть на рынок-то могла бы не малеваться, как клоун?

Вечером захожу за ней. Бабка ворчит и строго-настрого приказывает, чтобы в одиннадцать Ларка была дома, иначе больше не отпустит. Нытьем и скулежом ей удается выцыганить еще полчаса – «на дорогу». Чтобы Ларка не добилась своего? Не мытьем, так катаньем, как отец говорит.

Идем в ближайший клубешник, который и в самом деле клуб – в смысле, дом якобы культуры. Девки с немытыми патлами, под сетчатыми топами разноцветные лифчики, из-под джинсов торчат такие же кислотные стринги. Парни – в такую жару! – в кожанках или псевдорэперском шмотье.

Ларка подводит меня к качку лет двадцати, бритому наголо, с татухой-рукавом.

- Познакомьтесь. Это Валера, это Дима, мой брат.

Валера нехотя пожимает мне руку и дергает уголком рта: иди, пацан, не отсвечивай.

- Так, - стараюсь говорить повнушительнее. – У вас времени до одиннадцать ноль-ноль. И учти, ей всего шестнадцать.

- Да знаю, - кривится он. – Иди. Все будет пучком.

Здороваюсь с Михой, пью в углу пиво с его компанией. Скука смертная. Парни обсуждают танцующих девчонок, вяло матерятся. Без четверти одиннадцать начинаю выглядывать Ларку, но ее нигде нет. Звоню – номер недоступен. Ругаю себя на чем свет стоит, ее – еще сильнее.

В четверть двенадцатого появляется – растрепанная, с размазанной косметикой, но довольная. Домой приходится нестись почти бегом. Предупреждаю:

- Еще одна такая подстава – и больше никогда в жизни ни о чем не проси.

- Димасик, ну прости, пожалуйста!

Сдаю ее бабке, иду домой. Родители уехали еще днем, мы с бабушкой одни. Она уже спит, пробираюсь потихоньку к себе на второй этаж. Вычеркиваю клеточку на календаре.

Ну вот, одним днем меньше.

Больше с Ларкой я никуда не хожу. То есть забираю ее из дома, довожу до условленного места, где ждет Валера, а в одиннадцать там же забираю. Сам иду в город, брожу по улицам, сижу в кафешке.

- Ой, Димка, гляди, добегаешься, - ворчит бабуля.

Да и Ларкина смотрит на меня косо: похоже, я ей не слишком нравлюсь, хоть и родня.

- Лар, ты как-нибудь поаккуратнее, ладно? – прошу, в очередной раз забрав ее на прогулку. – А то залетишь, и все будут уверены, что это моя работа.

Ларка в ответ только хохочет, как пьяная русалка.

- Тогда, Димка, тебе придется на мне жениться.

- Дура! – пихаю ее в бок. – Типун тебе на язык!

Пока она милуется со своим скинхедом, я думаю о Юле. Перебираю каждую минуту того дня в поезде, как четки. Пугаюсь, что не могу представить себе ее лицо. Огромные серые глаза, то совсем темные, то светлые, почти прозрачные. Тонкие брови. Ямочка на щеке, от которой сносит крышу. Коса… Все по отдельности помню – а вместе почему-то не складывается. Хотя уверен: если увижу – узнаю из миллиона. Зато четко на память лег ее голос, смех. Запах – сирень и что-то еще, тонкое, необычное, сводящее с ума.

Хуже всего по ночам, когда ворочаюсь без сна и в голову лезет всякое. Если днем вспоминаю в основном, как разговаривали в коридоре, то ночью всплывает совсем другое. Как гладил ее руку, как поцеловал. От одной мысли стоит так жестко и больно, что темнеет в глазах. С желанием тела справиться просто – но вот что делать с мыслями? Впрочем, я и не хочу ничего с ними делать.

Пусть будут.

Каждое утро примерно в десять часов по нашей улице проезжает Тося-почтальонка – так ее зовут. Можно даже не караулить, велик дребезжит, словно извещает всю округу: почта приехала. Я выбегаю за калитку, когда она еще только притормаживает, беру у нее пахнущую типографской краской местную газету, которую выписывает бабушка, и… больше ничего.

- Завтра точно будет, - каждый день обещает Тося.

Неделя. Десять дней. Две недели.

Я все еще жду. Не хочется верить, что Юля не ответила. Наверно, письмо просто потерялось. Может, даже на почте.

Иду туда, и все та же толстая тетка, у которой покупал конверт, разводит руками:

- Нет, мальчик, у нас ничего не пропадает. Все, что приходит, сразу раскидываем по адресам.

- А не могли случайно не тому почтальону отдать?

- Ну тогда он бы принес обратно. А ты что, письма ждешь? Может, не у нас потерялось, а по пути где-то. Если его вообще, конечно, отправили.

Если его отправили…

Мысль как ядовитая змея, и я ее всячески отгоняю. Могло потеряться Юлино письмо, а могло и мое. Отец однажды страшно ругался: почта где-то замотала очень важное письмо с документами, да еще и заказное. Так и не нашли.

Но что, если правда – не захотела?

Ларка сочувствует и убеждает, что надо еще подождать:

- Может, просто адрес перепутала. Ну не знаю, вместо Нового Оскола отправила в Старый. Тогда письмо обратно придет. Она увидит, что ошиблась, и снова напишет.

- Не буду я ждать. Сам напишу еще одно.

Мы сидим в центре города в уличном кафе. Я только что ответил на смску матери и положил телефон рядом с чашкой кофе. Мимо проходит девчонка лет двенадцати, хватает его и бежит к сидящему на мотоцикле парню. Вскакиваю, роняя стул, но они резко срываются с места – только их видели.