Моя горькая месть

Узнала, где я, и пришла. Сама. Хоть бы раз сама, хоть раз в жизни пусть не берет, а даст.

— Привет, сын, — отец вошел без стука, едва я открыл дверь. — Уютно у тебя.

Ну да, пахнет дошираком и стиральным порошком, белье застиранное, и вид на парковку. Охренительный уют за семьсот рублей в сутки.

— Твоими стараниями.

— Так возвращайся. Хватит, наигрался. Видишь ведь, к чему все привело, — он снова огляделся вокруг, только без насмешливой вежливости. — Хватит дурью маяться.

— Это не дурь. Я не вернусь.

— Надолго тебя не хватит, — отец брезгливо провел по пледу, и сел на кровать. — Девчонка обвела тебя вокруг пальца, ты сам-то не понимаешь, что жизнь просираешь?

— Вера и здесь виновата? — усмехнулся. — Хватит, оставь и ее, и меня в покое.

По лицу вижу — не оставит.

Меня точно не оставит.

Привык, что я — его актив. А я, оказывается, нихерово так устал быть всем вокруг должным. И отцу, и Вере, и никому слова поперек не скажешь, чтобы не разозлились или не обиделись. Или не решили мстить.

Нет, о решении начать все сначала без отца я не жалею.

Вот только в Питере, кажется, дороги мне не будет. Грузчик — тоже работа, но не с такими образованием и скиллами, как у меня. Надо уезжать.

— И что, планируешь продолжать на своем складе работать за полторы тысячи за смену? Ты об этом мечтал? Смотри, тебе еще алименты платить. Думаю, твоя Вера своего не упустит. Уже звонила мне…

— Звонила? — жадно спросил отца. — Когда? Что хотела?

— На привязи тебя держать хотела, — скривился он. — Ты — идиот, сын. Она вертит тобой. Да, я четко дал понять, чтобы тебя не брали на работу. Но во всем остальном виновата она. Ты этого сам не видишь?

Не встреться я с Верой, я бы жил, как раньше. Работал, иногда встречался с девушками — одноразовыми и нет. Путешествовал бы пару раз в год. Точно бы не вляпался в дерьмо, не рассорился бы с отцом. Нервы были бы целее, я был бы спокойнее, приглушеннее.

Таким, как раньше.

И у Веры все было бы по-другому: учеба на ее заочке, какой-нибудь задрот рядом, размеренная жизнь.

— Она все время тебе мстила. Портила жизнь, Влад, — спокойно повторил отец. — Домой возвращайся. Заберем Полину, воспитаем. Вере отступные дам хорошие, жить будет достойно. Главное, чтобы отстала, а ты со временем забудешь.

— Хорошо, — устало выдохнул. — Я вернусь. А теперь иди.

— Я знал, что придется идти, и вправлять тебе мозг. Гордый, — улыбнулся он, и встал с кровати. — Оставляй вещи в этой дыре, едем сейчас.

— Позже, — помотал головой. — Иди, я приду сам.

Отец ушел, а через пятнадцать минут собрался и я. Зря я тогда дверью хлопнул, должен быть кто-то умнее в паре — и этим кем-то придется быть мне. Наверное, всегда придется, если я хочу быть с такой, как Вера.

Отец прав в том, что мы разные. И что не пара она мне, да и я ей тоже. Но поговорить нам придется, и все решить.

Окончательно решить, и поставить уже точку. Жить на вулкане я не хочу, да и для Веры такой жизни не вижу. Как и для Полины.

Вера оказалась не на своих занятиях, а дома.

— Влад? — она застыла в дверном проеме.

На голове полотенце, щеки розовые. Домашняя, испуганная, чертовски красивая и родная.

Родная ли?!

— Можно?

— Конечно, — посторонилась она, и всхлипнула. — Боже, Влад, я испереживалась вся. Ты пропал, я звонила тебе, но…

— Сим карту поменял. Нужно было подумать, — оборвал ее, и Вера губы поджала.

Обиделась на грубость, но не могу я сейчас по-другому. Хотел бы всегда быть с ней нежным, мягким. Любить, а не давить, но она ведь сама не позволяла.

Может, позволит еще?

— Мог бы и сообщить, что жив, здоров, — ровно произнесла она, включив чайник. — Я волновалась.

— Я решил использовать то время, которое ты мне дала.

— Ты сказал, что это конец, — возмущенно сузила Вера глаза. — Влад, я ведь не игрушка. Хочу, завожу отношения и семью, хочу — разрываю. Так не делается!

— Вот именно, любимая. Я тоже не игрушка, — смотрю на нее не отрываясь. — Ты сама-то как поступаешь: впустила меня в свою жизнь, выгнала. Снова впустила, и снова выставила. Да, я совершил ошибку, но не только тебе от нее больно. Мне тоже, поверь. Если бы я мог исправить то, что Полину забрал у тебя — я бы исправил. Но я не могу. А ты простить не готова. Так ведь?

И именно это меня убивает.

То, что она всегда будет припоминать мне это. А я должен быть шелковым, по струнке ходить. Иначе в ответ будут слезы, истерика, и слова: «Ты вообще-то дочь украл, так что терпи!».

Нет, это точно не жизнь.

— Я бы хотела простить, — опустила Вера глаза. — Я правда люблю тебя.

Любит, я вижу. Грустной какой-то любовью. Отец не прав, не хотела Вера мстить мне за прошлое. Может, подсознательно, но не планировала она.

Сейчас я вдруг отчетливо ее чувствую — то, из чего Вера состоит. Из неуверенности в жизни. Она будто на льдине плывет. Мать отказалась от нее, отец тоже. Моя мать была так себе матерью, и Вера терпела. Мой отец лишь меня захотел защитить, лишь бы скандал не поднимать, а на Веру тоже плюнул.

Да и я масла в огонь подлил.

Вера не ждет ничего, вот и отталкивает. Чтобы больно было не в перспективе, а сразу.

Может, и хорошо, что я пожил отдельно пару дней. Нет, я не особо пытался понять, но после этой разлуки я действительно яснее вижу причину обиды Веры. И обида эта не столько на меня, сколько на жизнь.

— Я говорил тебе, что не буду больше бегать за тобой, — она вздрогнула при этих словах, и губу прикусила. — Я ошибся. Снова, — накрыл ее ладонь своею. — Вера, посмотри на меня. Ты можешь быть слабой, ты можешь бесконечно рассказывать о своих страхах, я тебя не брошу. Больше никогда не брошу, ясно? — она смотрит на меня, не мигая, будто не верит в мои слова. — Нам с тобой нужно уехать. Новый город, новая жизнь, новые мы. Ты согласна все бросить, и уехать со мной?

Я думал, что потерял терпение. Но, пожалуй, у меня его не было — этого самого терпения. Забыл, что Вера не знает жизни, забыл, сколько ей лет. Постоянно забывал о том, что она сломана. Думал лишь о том, чтобы она меня любила покрепче, чтобы простила, а о ней самой не думал.

О той, кто слабее нужно заботиться. Лишь бы позволила, и со временем станет сильной. Я помогу ей, и этим сам себе помогу.

Лишь бы согласилась…

— Мне нечего бросать, — она встала со стула, подошла, и села на колени, обвив меня за шею. — Из-за отца нужно уехать?

— Не только из-за него. Он… остынет со временем, примет мой выбор. Но если мы будем не перед его глазами. Нам для самих себя нужно уехать, чтобы на прошлое не оглядываться, понимаешь? Если тебе нужно еще время, я уйду. Поживу отдельно, только к Полине буду приходить. Но если ты готова…

— Я готова, Влад, — она уткнулась мне в шею. — Я такая дура. Ты прости меня, я иногда сама себя не понимаю. Знаю, что ты устал от моих истерик. Знаю, что этим отталкиваю тебя, — она рассмеялась нервно. — Я бы на твоем месте себя прибила, но я иногда не могу по-другому. Ты… ты такой закрытый, это обижает. Привык сам все решать, не объяснять ничего. Это твое: «Я все решу» меня уничтожает, — Вера торопливо, будто боясь остановиться, говорит, не глядя на меня. — Я снова чувствую себя неважной и незначительной, за меня всегда и все решали другие. И решения эти были не в мою пользу.

А я именно так и привык жить. И думал, что женщинам именно такое нравится. Я все решу, я все устрою, все будет по-моему, а ты не переживай, не забивай себе голову. Вот только забыл, что все женщины разные. Тем более, если речь идет про Веру.

— Понял, — коротко ответил ей.

— И ревность! Влад, — фыркнула Вера уже веселее, — ну какая из меня изменщица?

— Не ревновать не могу, прости, — улыбнулся ей. — Но согласен обговаривать эти моменты, а не устраивать скандалы и мордобой.

— И на том спасибо, — Вера зарылась пальцами в мои волосы, и вздохнула. — Как же здорово, что ты пришел. Я столько всего в голове прокрутила: что ты напился в баре, тебя избили, и… кошмар, даже вспоминать об этом не хочу. Не пропадай больше!