Моя горькая месть

Не знаю, что такое — быть мужем и отцом, но стану и тем, и другим.

И вину не исправлю, но заглажу.

По крайней мере, постараюсь.

— Здесь и правда красиво, — сказала Вера. — Идеальный, пасторальный мир. Думала, такого в России не встретишь.

— Почему?

— Россия для грустных, вот почему, — тем не менее, Вера улыбнулась. — Хочешь покатить коляску?

Сама предложила! Сама!

Будто почувствовала, что ночью я приходил, и стоял над кроваткой Полины, пока малышка не проголодалась. Или не почувствовала, а не спала. Делала вид?

До сих пор не понимаю Веру. Вроде, все на поверхности, но начинаешь вникать в нее — задыхаешься. Двойное, тройное дно, потайные ходы и еще черт знает что. Произнесешь простое слово — трясется, воспоминания вызывает. Ночами кошмары снятся, а разбужу — смеется.

С ума сводит, убить иногда готов, растереть в порошок за то, что отказывается моей быть. Все еще отказывается, но сама делает шаги навстречу!

— Ты мало где была. Я весь мир тебе покажу, на свете столько всего!

— Мне не нужно, чтобы ты ПОКАЗЫВАЛ мне весь мир, — усмехнулась невесело. — Все равно, сколько не смотри, и миллионной части не увидишь.

— А чего ты хочешь?

— Может… может, я хочу, чтобы ты бросил к моим ногам весь мир, — подмигнула, флиртуя.

Шутит?

Не шутит?

Хер ее поймешь. Слова красивые про «бросить весь мир перед ногами». Но они из той вульгарщины про «дорогая, твои глаза прекрасны». Я и сам сто раз произносил эти фразы, чтобы проще было под юбку залезть.

— Если надо будет — брошу!

— Бросишь? А словами ты сейчас не бросаешься? — приподняла бровь, и я остановился.

Разговор этот перестал понимать окончательно. Он будто ни о чем, и о чем-то важном одновременно.

— Вера, скажи прямо. Что, мать твою, случилось? Ненавижу загадки.

— Не рычи, Полину разбудишь, — закатила она глаза. — Разговор с твоим отцом случился. Весьма занятный разговор, большей частью справедливый даже. Может, будь я на его месте, те же слова произнесла бы. Разве что, облекла бы их в иную форму, но это лирика, дорогой.

Она смело взглянула на меня, и я понял, что меня царапало всю эту прогулку. Вера плечи расправила, будто прошлое отрезала от себя. И в глазах эйфория, какую я видел у заядлых героинщиц, только-только подсевших на дозу.

— И что он?

— Он, в общем-то прав. Отчасти. Или неправ совсем, хер его знает, — улыбнулась Вера. — Но на интересные мысли Евгений Александрович меня натолкнул. Ты сам не догадываешься, что он мог мне сказать?

И когда успел?

Вряд ли отец по-отечески обнял Веру, и пообещал защищать и оберегать, как дочь. Очень сильно вряд ли.

— Боже, Влад, ты такой недогадливый. Все случилось ровно так, как я и говорила тебе, — Вера закатила глаза, и я нахмурился от ее поведения — оно непривычно. — Твой отец сказал, что мы не пара. Что хэппи энда, свадьбы, и «долго и счастливо» у нас не выйдет. Ты не изменишься, я не изменюсь, оба мы — уроды, и погубим друг друга. А заодно и Полину. Предложил собрать вещички, и укатить куда подальше, от тебя подальше, Влад. Благородно оставив дочь. Вырастить пообещал, как принцессу, дать ей даже больше, чем тебе. Думаю, Евгений Александрович и в тебе разочарован, милый. А Поля — чистый лист, и из нее не поздно слепить нормального человека. И знаешь, люби я своего ребенка меньше… или, наоборот, люби я Полину больше, я бы согласилась.

Люби больше, люби меньше… что за хрень?

— Надо было послать его, и не разговаривать без меня, — сказал излишне резко, грубо даже. — Вера, что опять происходит? Ты ведешь себя, как…

— Как кто? — поторопила она.

Снова взглянула с вызовом, а в глазах бурлит едкое разочарование.

Так вот в чем дело? Слить меня решила заранее, и заранее же разочаровалась во мне?

— Прогулка окончена, вечером налюбуемся, — сказал сквозь зубы, развернулся, и пошел домой.

А Вера за мной.

— Что, с отцом поговорить решил? Влад, он тебе не по зубам. Сам сказал мне, что многое тебе позволял, и эту лавочку пора прикрывать, — глухим голосом начала просвещать меня Вера в детали беседы, при которой я не присутствовал. Очень жаль, что не присутствовал. — Начнешь качать права, как подросток — получишь пинок под зад. Выберешь меня — тоже получишь пинок.

— Я — его наследник. Единственный сын, — напомнил Вере. — Не малолетка, милая, я давно наравне с ним работаю.

— Но один щелчок пальцами, и ты лишишься всего, — спокойно парировала она, и я не мог с ней не согласиться. — И съемных квартир, и машины, и денег. До копейки, Влад, а ты не знаешь, что это такое. И да, наследник ты единственный, но если Евгений Александрович захочет, то женится. И детей заведет. Тоже наследников, Влад, понимаешь?

Понимаю.

А еще понимаю, что отец за моей спиной угрожал моей женщине! Заморочил ее так, что Вера смотрит на меня, как на капризного сопляка. Будто она хоть что-то понимает в нашем мире, черт бы ее побрал!

— Ты хотела, чтобы я бросил к твоим ногам весь мир? — обхватил ее за плечи, когда мы остановились около дома. — Я понял, если понадобится — сделаю.

— Сделай так, как сам решишь. Мои правила, но решение — твое, Влад, — грустно сказала она. — Не стоит ради меня ничем жертвовать, если ты сам к этому не готов. Но я очень тебя прошу, донеси до своего отца, что дочь я ему не отдам. Да, вряд ли смогу обеспечить Поле ваши мажорские хобби, но нуждаться она не будет!

К дьяволу! Открыл дверь, и кивнул Вере, чтобы зашла внутрь.

— Разговор состоится при тебе.

— Я не хочу этого слышать…

— Я хочу. Я хочу, и ты пойдешь со мной. Ты должна мне доверять, Вера, сама сказала, что правила твои, а решения мои. И я решил, мы идем вместе!

Она спокойно кивнула. Ни тени паники на лице, пальцы не дрожат, щеки не горят. Вера спокойна, она будто знает, какой итог нас ждет.

И мне это чертовски не нравится.

Глава 21

Мы с Владом приехали домой. Вместе. Он, я и Полина.

Семья.

Покормив Полину, я уложила малышку спать. Пара часов, пока она не проснется, у меня есть.

Вернее, эта пара часов есть у нас.

— Как же я соскучился, — прошептал Влад, прижавшись сзади.

И все, как раньше: его знакомый, острый запах, который мне всегда нравилось вдыхать; его сильные руки, обнимающие порой до синяков; его глаза — в них я любила смотреть, когда кончаю. Чтобы разделил со мной наслаждение, чтобы видел, как мне хорошо…

— Я ох*еть, как сильно тебя хочу, маленькая моя, — продолжил шептать, сводя с ума.

И потянул в спальню.

Влад выбрал меня. И, наверное, он ошибся.

Как и всегда.

— Твоей девчонке я все объяснил…

— Вере, отец. Вере! Не девчонке! Прекрати вмешиваться. Черт, не помогай, но и не мешай нам!

Влад, как всегда, не Владеет эмоциями, а Евгений Александрович полностью спокоен. Он даже не удивлен, что мы пришли к нему вместе. Он будто бы ждал нас после прогулки, зная, что мы придем к нему.

Все просчитал… все ли?

— Я могу прекратить вмешиваться, — пожал мужчина плечами. — Ты — мой сын, но ты уже не ребенок. И волен поступать так, как решишь. Я не собираюсь больше уговаривать тебя прекратить эту вашу любовь, раз ты так упиваешься ею. Ради Бога, идите, и любитесь дальше. Стройте семью, или что вы там хотели, — на этих словах он хохотнул. — Раз ты такой самостоятельный, принимай решение, сын: ты либо остаешься с Верой, но с голой задницей — без работы, без денег, без перспектив, либо ты провожаешь свою неземную любовь куда-нибудь подальше, и берешься за ум.

Я прикрыла глаза, чтобы не выдать свои эмоции. Влад сказал, что готов бросить к моим ногам весь мир, как бы пошло это ни звучало, и сейчас ему придется решить. Я даже знаю, что он выберет. Знаю, и боюсь.

Но, Господи, за что его отец так сильно меня ненавидит?

— Что Вера сделала тебе, раз ты ее так ненавидишь? — Влад будто мысли мои прочитал. — Здесь выбор не стоит, денег мне не надо, как и твоего наследства. Хотя, я на него полное право имею, в последние годы побольше твоего работал! Но какого хера такое отношение к моей женщине? К матери моего ребенка, отец! Ты что, сам на нее запал?