Страница 43 из 80
Приведу в этом плане характерный пример. Как-то начальник штаба ГСВГ на встрече с офицерами американской военной миссии связи вручил им в качестве сувениров значки Советской армии «Гвардия». Возможно, этого и не следовало делать, но сам случай, как говорят, имел местное значение, и мы решили ограничиться информированием главкома. Однако не тут-то было. Узнав о факте вручения значков американцам, заместитель председателя КГБ обвинил руководство управления в утаивании важной информации от центра и приказал о данном факте немедленно доложить ему шифротелеграммой.
Телеграмму отправили. И что же произошло дальше? Зампред информировал начальника Генштаба, последний позвонил начальнику штаба ГСВГ, который, в свою очередь, справедливо выразил свое недоумение и обиду мне. Таким образом круг замкнулся. А каков итог? Никакого. Если не считать, что впустую оторвали людей от дела и осложнили наши отношения с начальником штаба Группы войск.
За многолетнюю службу в органах безопасности приходилось не единожды встречаться с подобными примерами, раскрывающими всю уродливость «зацентрализованности» и грубого администрирования. Наверное, в работе органов централизация нужна в разумных границах, она не должна сковывать творчество и инициативу на местах, необходимые в оперативно-разыскной работе.
В годы горбачевской перестройки, да и в нынешние времена громко и остро осуждалось и осуждается чуждое для армии явление, именуемое в народе дедовщиной, а в официальных документах — неуставными отношениями. Правда о застарелой и долго скрываемой от общества казарменной болезни как-то сразу выплеснулась потоком информации на страницы газет и журналов, в передачах радио и телевидения, и эта волна практически не спадает поныне.
Дедовщина — не изначальный порок Советской армии. Ее появление по времени, скорее всего, относится к концу 60-х — 70-х годов. Я хорошо помню армию накануне войны, в период военных испытаний и наступившего мира. Ничего похожего на дедовщину в ней не было. С аномалией дедовщины мне пришлось столкнуться вплотную после второго прибытия в Группу советских войск в Германии.
Сейчас можно утверждать, что первые проявления дедовщины в воинских коллективах командование и политорганы недооценили. Хорошо продуманных предупредительнопрофилактических и административных мер им не противопоставили. Момент был упущен. Дедовщина вызрела в хроническую язву и расползлась по армии. Позднее даже объединенные усилия командования, политорганов, прокуратуры, армейских партийных и комсомольских организаций оказались малоэффективными в борьбе с этим злом.
Дедовщина — не только результат издержек армейских порядков и воспитания личного состава. В ней своеобразно проявилось ухудшение нравственного здоровья нашего общества и его неотъемлемой части — молодежи. К этому добавлю, что в воинский организм были привнесены извне элементы нравов и взаимоотношений, характерных для уголовного мира.
В чем же суть дедовщины? Молодой человек, призванный на действительную службу в армию, нередко встречал в подразделении две категории солдат. Одни — всегда веселые, сытые, довольные, мало делающие, командующие такими же солдатами, как и они. Другие — тихие, забитые, туго затянутые ремнями, постоянно работающие, трепещущие при одном только слове старослужащего. Первые языком казармы именовались «дедами», а вторые — «сынами».
Молодому солдату казармой постоянно внушался культ «деда». Его убеждали, что «дед» — это солдат, прошедший сквозь огонь, воду и медные трубы. Раньше он был точно таким же «сыном» и с честью вынес все истязания. Теперь, обеспечив себе положение «деда», приобрел право больше и лучше кушать, не вставать по подъему, не ходить на физзарядку, получал и другие привилегии.
«Сыну» навязывалась мысль, что он со временем тоже станет «дедом», у него, молодого, вся служба еще впереди. Только надо дождаться своего дня, и тебе «сыны» будут делать всё, что ты захочешь. Главное — не противиться своей участи, не продавать «дедов», дорожить честью. И многие «сыны», сжав зубы, терпели и унижались, лишь бы скорее отслужить год и, став «дедом», взять свое сполна. Подобная «эстафета» повторялась из призыва в призыв, из года в год, становилась в ряде частей и подразделении страшной нормой жизни.
«Деды» отбирали у молодых солдат деньги, личные вещи, заставляли стирать и гладить свое обмундирование, подшивать воротнички, убирать и работать за них. Ночью, поднимая молодых солдат, требовали громко объявлять, сколько дней осталось до «дембеля», читать стихи, прославляющие «дедов». Допускали и другие издевательства, унижающие человеческое достоинство.
Со стороны «дедов» имели место избиения новобранцев, иногда с трагическими последствиями. На моей памяти есть дикий случай, происшедший в танковом полку в городе Бернау. Молодого солдата, посланного командиром подразделения в баню предупредить об окончания помывки, встретили «деды» и решили, что он покушается на их привилегии, а поэтому зверски избили парня. Солдат потерял сознание, его выволокли из бани на улицу и стали обливать холодной водой. Не приходя в себя, он скончался. Командование части и военврач, пытаясь скрыть уголовное преступление, составили фиктивное заключение о смерти в результате сердечного приступа.
Военная контрразведка, получив информацию о случившемся в Бернау, добилась возвращения из Франкфурта гроба с телом скончавшегося, отправленного для захоронения в Советский Союз, и проведения медицинской экспертизы.
Эксперты подтвердили, что солдат стал жертвой избиения. Виновные в его смерти были привлечены к уголовной ответственности.
Моральный и физический гнет «дедов» доводил солдат послабее до самоубийств и побегов из частей. Подобным образом они выражали свой протест против произвола.
Со временем у дедовщины проявилась еще одна настораживающая сторона. Все больше и больше «деды» стали противостоять молодым солдатам, группируясь на земляческой и, что особенно опасно, национальной основе.
Самооправдание дедовщине ее казарменные сторонники искали в «философии», утверждающей, что «деды» — стержень воинской дисциплины, вынь его — и порядок в армии рухнет, подобно карточному домику.
Естественно, возникает вопрос: а где же были командиры всех рангов, неужели они не видели вопиющих безобразий дедовщины? Во-первых, надо иметь в виду, что многие части и соединения Советской армии зараза дедовщины не затронула. Во-вторых, в результате плохо поставленной воспитательной работы, слабого контроля за подчиненными многие офицеры не знали действительного положения в своих подразделениях. В-третьих, некоторые командиры не только не вели борьбы с дедовщиной, но и, как ни парадоксально, пытались опираться на нее в дисциплинарной практике.
Неуставные отношения, дедовщина — явление крайне чуждое для армии. Своей аморальностью оно подрывает ее устои и единство, насаждает в воинских коллективах групповщину, круговую поруку и национальную вражду, убивает в военнослужащих веру в силу закона, уставов и порядка, в целом разрушительно действует на боеготовность.
Дедовщина не может быть терпима в армии. Путь к ее искоренению лежит в поднятии авторитета солдата как личности. Солдат должен быть уверен, что в борьбе с дедовщиной его всегда поддержат и защитят. За любые оскорбления, тем более физические, виновные обязаны нести строгую ответственность по закону. Снять проблему дедовщины в армии, несомненно, помогут количественное сокращение и реорганизация войск, совершенствование воспитательной работы, пересмотр воинских уставов и другие реформы.
Летом 1959 года, когда я впервые прибыл в Группу войск, 18-й гвардейской армией командовал генерал-лейтенант Сергей Леонидович Соколов, а членом военного совета являлся генерал-майор Анатолий Иванович Беднягин.
К этому времени генерал Соколов уже имел большой жизненный и военный опыт. Он прошел крещение в боях у озера Хасан и испытание огнем Великой Отечественной войны. Многогранные командные и штабные навыки закрепил и обогатил учебой в бронетанковой академии Генерального штаба. Мне приходилось наблюдать его высокий профессионализм, детальное знание военного дела в ходе войсковых учений и штабных тренировок, в выступлениях на военном совете, во время заслушивания докладов подчиненных, при управлении всей жизнедеятельностью сложнейшего организма армии.